— Вот я и говорю, что она чужая. И лиственницы и клены в это время еще спят, а она уже цветет и целыми днями веселится, всем мешая, из-за нее мы недосыпаем. Как-то на днях она хвасталась своими цветами, ну я ей и выдал. «Ты бы лучше, говорю, зацвела, когда сэнсэй сюда приезжает». И знаете, что она ответила? «Ты, говорит, гордишься своими красными листьями, а сам ни разу не порадовал ими сэнсэя, так что нечего задаваться». И тогда я вдруг брякнул: «А вот посмотришь, этим летом, когда сэнсэй приедет, я покажусь ему в красных листьях…»
— Ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?..
— Конечно отдаю. Вы ведь пробудете здесь весь август? Я непременно покажу вам свои красные листья. В отличие от этой выскочки, я всегда преподношу вам истинное. Но простите, что оскверняю ваш слух своими недостойными речами. Там, перед верандой, расцвели лилии, взгляните на них. Они расцвели в этом году на две недели раньше обычного, и мы все заволновались, уж не означает ли это, что погода испортится… Но простодушная лилия-мать сказала: «Сэнсэй все не едет, вот мы и постарались расцвести пораньше, чтобы привлечь его своим ароматом». Тогда мы успокоились Представляю, как они обрадуются. Пойдите к ним.
Я подошел к веранде.
В этой части сада всегда было много солнца, поэтому мы сушили там кухонную утварь, постельные принадлежности. За небольшой ровной лужайкой было что-то вроде насыпи, на которой росли клены и еще какие-то деревья, мимо них шла дорога к подножию холма. Еще в прошлом году я с удивлением увидел на границе между лужайкой и насыпью две лилии, увенчанные прекрасными цветами. В этом году их оказалось уже четыре, причем стебли их сильно вытянулись, достигнув полуметра, все они были в бутонах и тихонько покачивались. Рядом с ними я обнаружил выводок еще из трех лилий, тоже тянувших к небу длинные стебли, украшенные бутонами. На насыпи среди сорной травы горделиво возвышались еще несколько лилий, одни были в бутонах, другие сверкали белоснежными цветами.
Кто же их здесь посадил? А может, они сами выросли из занесенных откуда-то семян? Некоторое время я стоял, любуясь красотой цветов и вдыхая их чудный аромат, потом окликнул дочь, возившуюся в доме.
— Посмотри, какие здесь лилии! Постарайся не затоптать их, когда будешь сушить белье.
Дочь на редкость быстро управилась с вещами и, как обычно, к часу дня приготовила обед. Так что мне удалось после обеда часа полтора полежать в шезлонге под деревьями. В начале четвертого я прошел в кабинет, где уже был наведен порядок, и сел за письменный стол перед стопкой бумаги. Здесь, в горах, голова обрела особую ясность, и я с облегчением подумал, что смогу сразу же продолжить работу над третьей книгой.
Внезапно раздался какой-то странный звук за окном, хотя на улице не было даже самого легкого ветерка. Испугавшись, я посмотрел в сторону окна.
— Вот и прекрасно! — послышался строгий мужской голос.
Я открыл окно, но за ним никого не было. Я сел в кресло поглубже. Голос не мог принадлежать дереву. Говорил действительно мужчина. Это было понятно даже такому глухому старику, как я.
Месяца три тому назад я, последовав совету окружающих, купил слуховой аппарат, но госпожа Родительница сказала мне тогда: «Откажись от слухового аппарата. Тебе нарочно ухудшили слух, чтобы ты мог слышать только голос Бога».
Поэтому я не стал пользоваться купленным за большие деньги слуховым аппаратом, но, несмотря на это, прекрасно слышал все, что мне говорила госпожа Родительница своим тихим ласковым голосом. Что касается голоса Бога, то я надеялся, что когда-нибудь действительно услышу его, причем услышу не из уст ясиро, а непосредственно из уст самого Бога-Родителя.
До сих пор Бог-Родитель всегда говорил со мной через ясиро: госпожа Родительница вдруг, прервавшись на полуслове, сообщала: «Сейчас с тобой будет говорить Бог». Через две-три минуты по комнатам проносился какой-то шум, потом из уст ясиро начинал звучать величавый голос Бога-Родителя. Поскольку такое случалось неоднократно, мне казалось, я знаю, как говорит Бог. Простые слова, точные короткие фразы. Уж не Бог ли только что сказал за окном: «Вот и прекрасно!»? И вдруг я понял, чей это был голос. Небесного сёгуна. Я слышал его вечером 28 мая в своей спальне. Чем больше я размышлял, тем яснее мне становилось, что эту короткую фразу произнес Небесный сёгун, и я невольно вскочил со стула.
Мне стало очень не по себе, по телу пробежала мелкая дрожь. Я всегда оправдывал свое неверие, утверждая, что я позитивист. Возможно, Бог-Родитель знал это, а потому нарочно прислал ко мне Небесного сёгуна? Судя по всему, он хотел, чтобы я кое в чем удостоверился.
Во-первых, в том, что без всякого слухового аппарата прекрасно слышу голос Бога-Родителя. Во-вторых, в том, что моя просьба относительно штормового предупреждения прошлой ночью была действительно Им услышана. Первое я принял с радостью и благодарностью, второе наполнило мое сердце стыдом: нельзя было проявлять такую самонадеянность. Я встал и пошел на смотровую площадку, желая принести Богу свои извинения. К этой площадке от нашего дома вела лесная тропа, не более ста метров длиной, но мне с моими слабыми ногами потребовалось немало времени, чтобы дойти до цели. С площадки открывался прекрасный вид, в хорошую погоду можно даже было увидеть на юге гряду Японских Альп. Обратив взор к затянутому облаками небу, я громко закричал, сложив на груди руки:
— Благодарю тебя, Боже! Прости меня!
В эти несколько слов я постарался вместить все чувства, кипевшие в тот момент в моей груди. Некоторое время я стоял на площадке с молитвенно сложенными руками.
Потом вернулся в кабинет, уселся в плетеное кресло и вдруг ощутил неимоверную слабость. Наверное, не надо было забывать о том, что я почти не спал прошлой ночью, а потом еще и проделал такой утомительный путь… Как бы молод я ни был духом, все же мне уже девяносто один, мое тело стало дряхлым, как и положено в такие годы… Мысли о том, сколь печальна участь обремененного плотью человека, снова нахлынули на меня.
Примерно в половине пятого зашла дочь, сообщила, что закончила с наведением порядка в доме, и предложила поехать на источники Хосино смыть токийскую пыль. Еще три года назад мы ходили туда пешком по дороге, ведущей вниз по склону холма, но вот уже года два, как такое путешествие сделалось мне не по силам, и приходилось ездить на источник на машине дальним окольным путем. В конце концов мне это надоело, и я перестал туда ездить вовсе. Однако в тот день я с радостью согласился поехать на источник. Мне так хотелось смыть покрывавшую меня токийскую пыль…
Садясь в машину, дочь спросила:
— Заедем по дороге в управление?
Я давно уже не наносил визитов вежливости начальнику управления, ведающего нашими дачами, да и вообще в последнее время изменил свой образ жизни и не проявлял инициативы в отношениях с людьми. Заводя двигатель, дочь сказала:
— В управлении мы купим билеты на источник… О.-сан из дачи напротив говорит, в этом году разовый билет стал стоить две тысячи иен, а абонемент для местных дачников, который в прошлом году стоил три тысячи иен, в этом стоит уже пять тысяч, к тому же действителен он не на одиннадцать посещений, а всего на шесть. Молодой хозяин ввел новые правила, он ведет дела на американский манер, более рационально…
— На американский манер? Значит, с этого года я уже не смогу пользоваться бесплатным талоном, который мне несколько лет назад преподнес прежний хозяин?
— Я положила твою бирку в сумочку для купальных принадлежностей. Думаю, что тебе следует показать ее, если возникнут какие-то вопросы… Если окажется, что она уже не годится, скажи, что на обратном пути я отдам им абонементную книжечку.
Управление находится у входа на территорию гостиницы. В небольшой конторе сидели двое или трое служащих, но, как только мы вошли, из внутреннего помещения тут же появился начальник и, почтительно поздоровавшись со мной, спросил: