Вскоре дочь объявила, что машина готова, и меня наконец отпустили. Собравшиеся долго махали руками нам вслед, но в конце концов мы выехали на шоссе, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Может быть, из-за крайней усталости, меня стали одолевать всякие глупые и малодушные мысли — как нехорошо, что я не успел бросить прощальный взгляд на гору Кануки; надо было подняться на второй этаж и посмотреть на море; я даже не зашел в сосновую рощу и не вдохнул запах хвои; даже Фудзи и то не удалось увидеть… Поглощенный этими мыслями, я не заметил, как мы оказались на скоростной магистрали.
Не помню, сколько прошло времени, но вдруг мне показалось, что за окном что-то светится. Удивленный, я выглянул наружу: раздвинув завесу черных туч, на меня смотрела Фудзи, ее нежное розовое лицо улыбалось.
Ну вот, наконец-то и встретились, подумал я, прижав лицо к стеклу, и тут Фудзи сказала: «Добро пожаловать. Все очень рады. Пусть ты и ослаб, но выглядишь прекрасно… Ни за что не дашь девяноста… На вид тебе не больше восьмидесяти. Будешь так держаться — и до ста доживешь…» И тут же задернула занавес из туч. Я тоже улыбнулся в ответ: она разговаривала со мной как с ребенком.
В самом деле, хорошо, что мы все-таки поехали, подумал я, и настроение у меня улучшилось. Но тут — мы как раз проезжали Готэмбу — я вдруг сообразил, что попал в довольно нелепую ситуацию, и растерялся.
Дело в том, что перед выездом из музея я из-за всей суеты и спешки забыл сходить в уборную. Старые люди всегда должны помнить, что у них частое мочеиспускание.
А я последний раз был в уборной в половине первого и теперь, как только у меня улучшилось настроение, почувствовал, что мой мочевой пузырь переполнен. На скоростной магистрали искать уборную бессмысленно, оставалось только терпеть, но это было выше моих сил, я чувствовал, что еще немного — и я больше не смогу сдерживаться. Я поискал глазами, нет ли в машине какого-нибудь сосуда, в который можно было бы справить нужду, но ничего подходящего не обнаружил. Я уже думал обратиться к дочери, но тут вдруг меня пронзила мысль, что это мне наказание от Бога за то, что я позволил себе выехать в дурном расположении духа. «Ладно, — решил я, как ни глупо это было, — раз так, буду терпеть до конца, померяюсь силами с Богом и покажу, на что я способен»…
Однако терпеть с каждым мигом становилось труднее, скоро мне стало совсем невмоготу, я испытывал ужасные мучения. Тут я сообразил, что притупить чувствительность и облегчить боль можно, прибегнув к методу полного погружения в природу, который я применял когда-то, борясь с болезнью в высокогорном санатории. Правда, в машине нельзя было лечь, но можно было закрыть глаза, постараться ни о чем не думать, глубоко дышать, расслабиться, так чтобы тело, словно пережив временную смерть, вернулось к жизни…
Я хорошо помнил, что, если удается полностью отрешиться от своего «я», физическая боль исчезает, поэтому старался как только мог. Очевидно, из-за усталости я очень быстро стал задремывать. Понимая, что если я засну, то могу обмочиться во сне, я сказал себе, что нельзя допускать такого позора, что мне следует впасть в состояние мнимой смерти, а не сна, и вступил в мучительную схватку с самим собой. Это была долгая, долгая борьба, больше похожая на пытку. Когда я очнулся, мне показалось, что мой мочевой пузырь вот-вот взорвется, но к, счастью, мы уже съехали со скоростной магистрали и въехали в Токио.
— Хорошо бы найти где-нибудь туалет, — сказал я, обращаясь к сидящей впереди дочери.
— Скоро Сибуя. Зайдем в магазин «Кинокуния». Я тоже едва терплю, — отозвалась она.
Скоро мы остановились у магазина и, оставив в подземном гараже машину, на лифте поднялись на третий этаж. Там нас провели в туалет, но я впал в состояние полного беспамятства и ничего не понимал. Только когда передо мной оказался белый унитаз и из меня хлынула моча, я испытал ни с чем не сравнимое блаженство, мне казалось, что моча извергается из всего моего тела. «Вот я и одержал победу над Богом», — подумал я и рассмеялся.
Выйдя из уборной, я увидел, что весь просторный третий этаж сверкает электрическими лампами, на прилавках разложены какие-то иностранные товары. «Вот тебе и японский магазин», — удивился я. Потом мы спустились вниз и на машине выехали в город. По сияющим огнями улицам текли толпы молчаливых людей, мне показалось, что я попал за границу, и я с удовольствием смотрел в окно. Вскоре мы проехали мимо синтоистского святилища, повернули налево и оказались на аллее, которая живо напомнила мне какой-то парижский бульвар. И тут у меня возникла очень странная мысль.
— А способен ли Бог, лишенный зримого облика, понимать такие вот ничтожные печали и радости наделенного плотью человека? Право же, как человек ни жалок…
Моя книга подходит к концу, в заключение я хочу рассказать о том, как был поражен и напуган, когда через восемнадцать дней после моей поездки в музей, а именно 27 ноября, ко мне явился Бог-Родитель. В то утро мне принесли уведомление из издательства о том, что готовится к выпуску седьмое издание «Улыбки Бога»….
Во второй половине дня, немного раньше обычного, к нам пришла госпожа Родительница и устроилась в японской гостиной. Поскольку дома не было никого, кроме меня и дочери, мы сразу же сели перед Родительницей и приготовились ее слушать. Она заговорила необычно суровым тоном:
— Нынче у нас и впрямь не простой день, да. По старому календарю сегодня 26 октября, именно в этот день на меня снизошел Бог. Внемлите же мне, внемлите! Божий глас с небес раздается, слышите? Могучий глас повсюду звучит, по всему разносится миру… Отныне мы должны устремиться желаниям Бога навстречу… То, что сегодня я собираюсь поведать, может показаться хорошо знакомым, однако разговор у нас с вами пойдет особый. О том, что ждет впереди, да… Знайте, душа Неба никогда еще не была так близка к священному вместилищу — ясиро. И сегодня должно мне в алое облачиться, в лиловое облачиться, чтобы достойно встретить Бога-Родителя. Подайте же одежды мои…
Несмотря на свою тугоухость, я прекрасно слышал этот голос, звучавший то ли откуда-то с потолка, то ли из соседней комнаты и заполнявший собой все пространство. На мгновение я растерялся, но, поскольку сказано было: «Подайте же одежды мои», встал, чтобы принести хранящееся у нас в доме лиловое кимоно.
Как-то в сентябре госпожа Родительница попросила женщину, которая помогает нам по хозяйству, сшить для юноши Ито лиловое кимоно. Об этой женщине я уже говорил как-то, она подруга моей дочери Томоко, детей у нее нет, и в последние несколько лет она приходит к нам три раза в неделю. Когда в эти дни у нас появляется Родительница, она вместе с нами слушает ее. Родительница же, угадав, что та прекрасная швея, заказала ей лиловое кимоно. Подруга дочери быстро сшила великолепное кимоно и преподнесла его Родительнице. Нота сказала:
— Это кимоно должно надевать тогда лишь, когда в ясиро станет вселяться душа Бога-Родителя. Ясиро пока еще все равно что дитя малое, беспомощное, он не достиг человеческой зрелости, не годится ему надевать это кимоно. Мы торопим его, желая, чтобы он повзрослел как можно быстрее, отсутствие у него должной твердости нас огорчает. Ты ведь его опекун, прошу тебя, храни кимоно у себя…
И вот я принес лиловое кимоно в японскую гостиную, ясиро накинул его поверх алого и аккуратно завязал мужской пояс. В тот же миг выражение его лица изменилось: из дряхлой старухи он превратился в царственного вида молодого мужчину лет около тридцати. Молча сев на прежнее место, он молитвенно сложил руки. К нашему величайшему изумлению, раздался голос Бога-Родителя, он шел словно откуда-то с потолка.
— Итак, вот вы здесь, муж и жена — божественная чета. Внемлите, внемлите, нам предстоит все хорошо обдумать. И ты, Мики, и ты, Гии — Дзэмбэй, божественная чета Идзанами и Идзанаги, внемлите же речам моим. Готовы? Трудно увязать все, что было ранее, воедино и облачить в парчовое кимоно… Но слушайте, слушайте, вы оба должны как следует все обдумать, прежде чем принять этого человека как Небесное вместилище — ясиро. О, Мики и Гии, вы должны взрастить его, ничего не упустив. Готовы ли вы к этому? Мики, жду твоего ответа. Хорошенько подумай… Сможешь ли ты взрастить ясиро так, чтобы стал он истинным вместилищем Небес? Отвечай же, жду твоего ответа…
