В результате психологически убедительной, жизненно достоверной актерской работы А. Максимовой и Н. Рычаговой проблемы школьной педагогики предстают в фильме не умозрительно заявленными, а естественно выявляются в споре, где система доказательств подсказана современной действительностью.
Сложен и неоднозначен образ Галины Петровны, которая не признает «ременной» педагогики, но и боится отклонения от привычных, устоявшихся норм. Она признает, что Лена — яркая, незаурядная личность, но не убеждена, «что такая незаурядность нужна в условиях обычной массовой школы». Она согласна, наконец, что благодаря Лениным принципам работы в классе повысилась успеваемость, но работать с Леной для нее все равно что «жить на вулкане». Однако в Галине Петровне угадывается способность объективно соотносить явления, видя их диалектическую противоречивость, и нежелание лгать себе.
Драматургия образа Лены заключает в себе изрядную долю схематизма, заданности — от стремления авторов фильма как можно более наглядно убедить, что она тот самый идеальный тип учителя, каким они хотят его видеть сегодня. Но в значительной мере это скрашивается той возвышенно-романтической, преданной влюбленностью в профессию учителя, которую беспредельно искренне на протяжении всего фильма несет в образе Н. Рычагова и благодаря которой веришь ее Лене, веришь, что у нее действительно есть чему поучиться и Галине Петровне, и молодому физику Юре, который только «учит, а не воспитывает».
Хочется отметить — с Н. Рычаговой Илья Абрамович впервые встретился на съемочной площадке еще двадцать лет назад — на картине «Васек Трубачев и его товарищи». Кроме нее и двух постоянно любимых им актеров, без которых Фрэз, по его словам, не может обойтись и снимает их всегда, хотя бы даже в эпизодах, — Т. Пельтцер и Е. Весника, — роль мамы Мити Красикова сыграла в этом фильме Н. Защипина, снявшаяся совсем еще ребенком в двух первых фильмах Ильи Фрэза…
Правда, конфликтные коллизии и характер отношений между действующими лицами в фильме, может быть у кого-то оставят впечатление некоторой идилличности. Особенно это характерно для эпизода совместного веселого празднования дня 8 Марта в уютном чистом кафе с красивыми гвоздиками, с песнями и танцами. Не случайно именно этот эпизод наиболее всего определил отношение некоторых рецензентов к фильму как к «рождественской сказке».
И все-таки при всей праздничности атмосферы, царящей в фильме, он, как нам кажется, вызывает, скорее, странное смешанное чувство — просветленности и щемящей грусти. Грусти от сознания того, что в жизни все эти проблемы разрешаются — а подчас и не разрешаются — гораздо мучительнее. Не случайно и студенты-практиканты разъезжаются домой не бодрыми, постигшими конечную истину победителями, а посерьезневшими и задумавшимися над жизнью, над тайнами своей будущей профессии — педагогики, в которой нет и не может быть готовых рецептов.
Но фильм Ильи Фрэза «Это мы не проходили», думается, шире только школьных проблем. Он о нашей современной жизни — торопливой, стремительной, когда легко рвутся семейные и дружеские связи, когда человек утрачивает свои корни. Устами Лены авторы горячо выступают за культуру общения, за укрепление семейно-бытового уклада, чтобы люди с детства привыкали проводить свободное время в кругу семьи. Тогда внуки будут приходить к бабушкам и дедушкам по доброй традиции, их не нужно будет «заманивать коврижками»; тогда появится потребность в общении разных членов семьи в часы досуга, за традиционными домашними обедами и т. д. Серьезную эволюцию проходит и другая героиня фильма, веселая, кокетливая красавица Ира, будущий преподаватель английского языка, которая убеждена была, что «дом современного человека — это хороший чемодан», в конце фильма с тоской скажет, что «современному человеку нужны до глубокой старости папа и мама, бабушки, дедушки, тети, дяди, братья, сестры».
В наш век скоростей и душевных стрессов, информационного взрыва и «деловых» не только взрослых, но и детей фильм Ильи Фрэза «Это мы не проходили» вызывает чувство грусти по братству людей, по доброте и терпимости, взаимопониманию и любви. Тоски по Дому. По тому, без чего жизнь наша теряет смысл и радость. К этому ощущению он подводит постепенно, не сразу, всем своим эмоциональным настроем, неброской, сдержанно-лирической стилистикой.
Внутреннее действие фильма, движение мысли и чувств заключены между двумя музыкальными темами. Между бодрой, ритмической песенкой о том, что «не те студенты, которые аудитории не покидают сто лет, а те, которые прыгают в скорые и… привет!», звучащей в начале фильма под гитарный перезвон, и грустной, лирической мелодией финальной песни, в словах которой заключен, как нам кажется, смысл фильма: «Век наш я не трогаю, не браню наш век. На разрыв он пробует слово «человек». Захотела просто я песню спеть о том, что не буду островом, а — материком!»
Так из шутки, юмора, праздника исподволь родилась в фильме «Это мы не проходили» грустно-задушевная интонация, свойственная, между прочим, большинству фильмов Фрэза, даже самым веселым и жизнерадостным, таким, как, например, «Первоклассница» или «Чудак из пятого «Б».
Как-то в разговоре Илья Абрамович, помнится, полушутя сказал о себе, что он хоть и ставит комедии, но в душе — меланхолик. Наверное, это так и есть, ибо ни об одной из его комедий и в самом деле не скажешь однозначно — веселый фильм. Улыбка, юмор всегда соседствуют в них со светлой печалью, мечтательно-философской раздумчивостью, которые разлиты, кажется, в самой атмосфере его фильмов. Истоки этого, думается, в мироощущении режиссера, в его стремлении к гармонии и красоте человеческих отношений — и в то же время в сознании, что гармония эта достигается — а порой и не достигается — ценой огромных душевных затрат. И оттого в фильмах Фрэза всегда ощущается озабоченность, обеспокоенность умудренного жизнью человека за судьбу своих юных героев, за судьбу зрителей — детей, сидящих в зале. Оттого, вероятно, сюжеты, рассказанные в них, как правило, заканчиваются открытым финалом — не ясной заключающей точкой, а многоточием, давая зрителю возможность додумывать, проецировать экранную сегодняшнюю реальность в завтрашний день героев.
Казалось бы, все случившееся с Митей Красиковым и будущими учителями из фильма «Это мы не проходили», с маленьким Димкой и Колей Голиковым, с Родькой в фильме «Хомут для Маркиза» и Романом в фильме «Вам и не снилось…» приведено к сюжетно-фабульному завершению. Уходит из дома «купленный» Димкой папа… Остается без взаимности чувство первой влюбленности Коли Голикова… Конфликтом оканчиваются отношения с родителями у Родьки и Романа.
И тем не менее что-то в этой сюжетной завершенности фильмов не отпускает зрителя, оставляет его в раздумье о завтрашней судьбе героев, потому что завершаются лишь сами события, происшедшие в фильмах. Но всем своим ходом они словно бы подводят юных героев Фрэза к переосмыслению себя как личностей и своего места в окружающем мире, к самостоятельной работе души, которая как раз и продолжится где-то уже за рамками кинематографического сюжета. Не случайно герои большинства фильмов Фрэза остаются в финале наедине с собой, на пороге нравственных открытий. Это не завершение определенного этапа их жизни, а лишь начало его, а значит, как бы завязка нового, пока еще неведомого нам сюжета.
Таким образом, и мы, зрители, досмотрев последние кадры, не сразу расстаемся с ними, а мысленно продолжаем еще какое-то время жить их душевными волнениями, озабоченные их дальнейшей судьбой. И потому даже вполне счастливо и благополучно разрешившиеся рассказы о первокласснице Марусе Орловой или пятикласснике Боре Збандуто не вызывают в нас ощущения успокоенности, безоблачности.
Вот в этой-то эмоциональной объемности, многомерности сюжета и заключено, пожалуй, одно из притягательных свойств режиссуры Ильи Фрэза, позволяющих думать о героях как о живых людях, вызывающих активное отношение к ним со стороны зрителей. Открытые финалы в фильмах Фрэза дают возможность соотносить проблемы, поднятые в них, с реальными проблемами, судить о них с точки зрения жизни, современной действительности.
