Четырнадцать лет назад в этот же день Франц Фердинанд был вынужден принести своему дяде присягу, исключающую его детей из очереди престолонаследников. Император всегда боялся, что племянник откажется от этой клятвы, когда унаследует трон. Опасность наконец была предотвращена. Новым наследником престола, пятым за время его правления, стал его же внучатый племянник эрцгерцог Карл. «Это принесло мне большое облегчение», – признался император.
Широкая общественность и не догадывалась о том, что известие об убийстве в каком-то смысле успокоило императора, да это и не могло никак повлиять на последствия произошедшего. Всеобщее возмущение, страх перед более обширным сербским заговором привели к вспышке антисербских настроений и беспорядкам в Вене и Брюнне (Брно). Британский генеральный консул сообщал из Будапешта: «Волна слепой ненависти к Сербии и всему сербскому прокатилась по всей стране». Граф Бертольд, министр иностранных дел Австрии, и барон Конрад фон Гётцендорф, начальник австро-венгерского Генерального штаба, считали убийство эрцгерцога подходящим поводом, чтобы решить сербский вопрос. Неясно, что именно они собирались предпринять: аннексировать часть Сербии, подчинить ее полностью или нанести военное поражение, чтобы потребовать крупную компенсацию. Франц Иосиф не был сторонником активных действий, опасаясь, что австрийское нападение на Сербию вовлечет в конфликт другие державы, в частности Россию, которая будет вынуждена прийти на помощь Сербии, ссылаясь на принципы панславянского братства. Так же нерешительно вел себя премьер-министр Венгрии граф Тиса. 1 июля Конрад заметил: «Тиса был против войны с Сербией, он колебался, опасаясь, что Россия нанесет нам удар, а Германия не станет вмешиваться».
Кайзер вернулся из Киля в Берлин в воинственном настроении. «Сербы должны быть повержены в самое ближайшее время!» – написал он на полях телеграммы немецкого посла в Вене от 30 июня. На замечание консула о том, что Сербия заслуживает «мягкого наказания», кайзер ответил: «Надеюсь, что нет». Тем не менее они полагали, что единственный возможный вариант развития событий – стремительная победа Австрии над Сербией без какого-либо широкого резонанса. В этот же день британская эскадра покидала Киль, британский адмирал просигналил германскому флоту: «Друзья в прошлом, друзья навсегда». 30 июня сэр Артур Николсон, один из высших чинов Министерства иностранных дел Великобритании, писал британскому послу в Санкт-Петербурге: «Сараевская трагедия не приведет, я надеюсь, к дальнейшим осложнениям».
3 июля Берлин заявил, что железная дорога Берлин – Багдад продолжится на юг, до Басры, предоставляя Германии выход на Персидский залив и сухопутный доступ к Индийскому океану. Этим же летом Англия собиралась в течение нескольких месяцев заключить с Германией соглашение, по которому железная дорога не станет причиной конфликта между двумя странами.
Позиция немцев по отношению к Австрии имела решающее значение. 4 июля посол Германии в Лондоне, князь фон Лихновски, только что вернувшийся из Берлина, сказал бывшему британскому военному министру, лорду Холдейну, что он «очень обеспокоен» отношением Германии к происходящему. «Настроения в Берлине таковы, – сообщал фон Лихновски, – что нельзя допускать, чтобы Сербия продолжала интриги и агитацию против Австрии, а Германия должна полностью поддержать Австрию вне зависимости от того, что она предпримет». В тот же день посол Германии в Вене, граф фон Чширски, сказал представителю австрийских властей, что Германия поддержит Австро-Венгрию «и словом и делом», и добавил: «Чем раньше Австрия атакует, тем лучше. Лучше напасть вчера, чем сегодня, а сегодня лучше, чем завтра».
5 июля кайзер дополнил этот совет важным замечанием, подтвердив активную поддержку со стороны Германии и сказав послу Австрии в Германии, графу Согени, что Россия «совершенно не готова к войне» и австрийцы пожалеют, если, признавая необходимость войны с Сербией, «мы упустим настоящий момент, вполне для нас благоприятный». Кайзер добавил: «В случае, если война между Австро-Венгрией и Россией окажется неизбежной», Германия будет на стороне Австрии.
В тот же день в Потсдаме кайзер сказал канцлеру Германии Бетману-Гольвегу и военному министру Пруссии генералу Фалькенхайну, что он «не верит в возможность крупных столкновений. Царь не встанет на сторону убийц эрцгерцога, а Россия и Франция не готовы к войне». Вот почему, объяснил кайзер, «нет никакой необходимости принимать какие-либо особые меры». Затем он вернулся в Киль и утром 6 июля отбыл на императорской яхте Гогенцоллернов в ежегодный трехнедельный летний круиз по норвежским водам.
После убийства эрцгерцога прошло больше недели. Гнев венцев, задержания в Белграде и невозмутимость Берлина были на повестке дня. С отбытием кайзера в круиз Европа стала оправляться от случившегося. В Вене, однако, продолжались тайные дебаты, касавшиеся дальнейшей судьбы Сербии. 7 июля восемь членов австро-венгерского кабинета встретились, чтобы обсудить предложение кайзера о помощи. Председательствовавший Бертольд считал, что следует немедленно напасть на Сербию без объявления войны.
Звучали в основном воинственные предложения, в частности – урезать территорию Сербии и сделать ее зависимой от Австрии. Только граф Иштван Тиса выразил императору протест, написав ему на следующий день, что австрийское нападение на Сербию, «учитывая человеческую природу, способно развязать мировую войну», которая, был уверен Тиса, приведет к конфликту не только с Россией, но и с соседней Румынией, поставив империю перед «очень неблагоприятной» перспективой.
Немцы проигнорировали опасения Тисы. Посол Германии в Вене, граф фон Чширски, при встрече с Берхтольдом подтвердил готовность немцев к военным действиям против Сербии. «Он сказал мне, – сообщил Берхтольд Тисе, – что получил телеграмму из Берлина, согласно которой его император поручил ему официально заявить, что Берлин ожидает действий против Сербии, и, если удар по ней нанесен не будет, в Германии это вызовет непонимание». У немцев по-прежнему вызывала опасения позиция России. 7 июля Бетман-Гольвег говорил: «Будущее связано с Россией, она усиливается день ото дня, обступает нас подобно кошмару». На следующий день он сообщил князю фон Лихновски, что «не только экстремисты» в Берлине, «но даже умеренные политики встревожены ростом российской мощи и неизбежностью нападения России».
8 июля, через десять дней после убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, высокопоставленный британский генерал сэр Хорас Смит-Дорриен на торжественном ужине заявил своим старым, еще школьным друзьям, что всем им следует готовиться «к грядущей борьбе». Позже он вспоминал, как «по-доброму подшучивали надо мной приятели, спрашивая, что именно так омрачило мое настроение тем вечером». Три дня спустя на встрече в Аппингемской школе директор произнес речь, при которой присутствовали Вера Бриттен, ее брат Эдвард и друг Роланд Лейтон. Позднее она вспоминала, как «мертвую тишину медленно прорезал торжественный и полный почти религиозного пафоса голос директора: «Если человек не может быть полезным своей стране, лучше ему умереть».
9 июля, через одиннадцать дней после убийства, Эдвард Грей попросил немецкого посла в Лондоне, князя фон Лихновски, встретиться с ним в Министерстве иностранных дел. Он сказал послу, что Великобритания «пытается убедить российское правительство сохранять спокойствие по отношению к Австрии, даже если венский кабинет займет самую жесткую позицию из-за убийства в Сараеве». Тем не менее меры, на которые может пойти Австрия, предупредил Грей, «возможно, вызовут взрыв славянских чувств», который сделает «невмешательство русских» невозможным. О каких мерах идет речь, Грей не уточнял. В тот же день его главный дипломатический советник, сэр Артур Николсон, с определенной уверенностью писал британскому послу в Вене: «У меня есть сомнения относительно того, что Австрия предпримет какие-либо серьезные шаги, и я ожидаю, что буря пройдет мимо».
