Женщина не ответила. Просто поднесла стакан с водой к его губам. Ее тень на задней стене причудливо колебалась.

Лежа ничком, он приподнял голову и, сделав глоток, взглянул на нее.

- Я спросил, долго ли вы намерены держать меня здесь? Опять ответа не последовало.

Когда она снова поднесла стакан к его губам, он резко отвернулся. Она притворялась невозмутимой, как служанка, но делала это таким образом, что было понятно, на чьей стороне превосходство. В ее манере было что-то такое приторно-правильное, почти набожное, что ему стало противно.

Он прикрикнул на нее:

- Я задал тебе вопрос. Спросил, сколько вы будете меня здесь держать. Что с тобой? Ты глухая?

Похоже, его ярость наконец-то нашла отклик: его прижали лицом к полу, все тело оказалось распластано в форме буквы X. Каждый раз, когда он начинал кричать, ему приходилось приподнимать голову с коврика, сильно напрягая мышцы шеи. А если он хотел посмотреть в сторону женщины, нужно было еще поворачивать голову, чтобы взглянуть через плечо. Она спокойно сидела в той же позе, глядя на пламя свечи отсутствующим взглядом и все еще держала в руке стакан, хотя он был уже пуст. Даже что-то тихо начала бормотать, как бы напевая. В этом мычании не было никакой мелодии - во всяком случае, он не мог различить ничего, кроме череды невыразительных звуков, казалось, бесконечных. Все это только разъярило его. Он грязно выругался, стараясь подобрать самые грубые слова, какие знал.

Наконец она взяла свечу и поднялась. Ему показалось, что она украдкой взглянула на него. Затем повернулась и пошла в дальний темный угол комнаты. Он слышал, как она задула свечу и как за ней закрылась дверь.

Оставшись один в темноте, он продолжал кричать. И кричал до тех пор, пока не начало саднить горло, пока не ощутил во рту привкус крови.

Никто не появился.

Женщина, на которую он накричал, была той, которая приходила к нему прошлой ночью и тихо лежала около него.

«Не беспокойся. Это только сон».

Хотя для кого?

Только не для него.

У времени, которое было отпущено ему, имелся свой предел. Карьера мужчины-танцовщика не длится долго - все эти поддержки на сцене,… Человеческое тело может выдержать определенную долю нагрузок, а уж его карьера будет короче, чем у других. Травмы начали преследовать его с двадцати четырех лет. У него от рождения была очень прямая спина. Ее мышцы не отличались гибкостью, а это значило, что при прыжках нагрузка на позвоночник была очень большой. Часто после спектакля он ощущал такое сильное напряжение в спине, что с трудом мог зашнуровать ботинки.

Порой на сцене он чувствовал приближение боли в травмированной спине. Это было похоже на то, как сгущаются тучи, как будто наблюдаешь перемену погоды. И он ничего не мог с этим поделать. Совсем ничего. Просто научился использовать весь свой опыт, чтобы отработать спектакль до конца. После спектакля Бриджит подходила к нему. «Сегодня опять болела спина?» - Физиотерапевт пытался убедить его отдохнуть несколько недель, но ему всегда было некогда. Отдых был для него пыткой. Он ведь танцовщик, а танцовщик живет на сцене. Здесь нет другого выбора.

Через три месяца ему исполнится тридцать лет, и он знает, что это значит - стремительный закат карьеры. Конечно, есть еще возможность заниматься хореографией - ему повезло, что у него к этому обнаружился талант. Но танец был его первой и единственной любовью, настоящей страстью. И вот он заперт в комнате, находящейся неизвестно где, без какой-либо возможности двигаться…

У него украли последние мгновения, остававшиеся ему для танца.

Уже несколько часов было темно, когда открылась дверь и кто-то зажег все лампочки. Он зажмурился от неожиданно резкого, яркого света, быстро заморгал, пытаясь привыкнуть к нему. Нет, незачем смотреть по сторонам, он устал от всего этого. Взгляд его опустился на тыльную сторону правой ладони, на то место, куда вонзилась игла. Там темнело вокруг вены небольшое пятно желтовато-лилового цвета, оно еще немного побаливало.

Позади послышались шаги, отдававшиеся в досках пола. Он чувствовал себя нестерпимо беззащитным, лежа ничком на животе, и с трудом сдержал желание - возникшее внезапно, на уровне инстинкта - взглянуть через плечо. Наконец в поле зрения, медленно сужая его, попала приближающаяся женщина. На ней были короткие кожаные шорты, кружевной атласный лифчик и высокие узкие черные сапоги, вместо привычного капюшона лицо прикрывала резиновая маска, обтягивающая всю голову целиком - только щели для глаз и рта. Маска была черного цвета с матово-серым оттенком, что придавало неестественный ярко-красный цвет губам. От женщины пахло дорогими духами и алкоголем, с ощутимой примесью никотина.

- Хорошо проводишь вечер? - его сарказм был приглушен вынужденным шепотом - после крика еще саднило горло.

- Ты тут шумел, - сказала женщина.

Это была та самая, которая насмехалась над ним. «Мы хотим, чтобы ты мастурбировал для нас. Не так уж много мы просим». И это она сняла с себя одежду, соблазняя его. У нее было тело, типичное для реклам в бульварных газетенках и порнографических журналов: молодое, подтянутое, с большой грудью. Сейчас ему не хотелось смотреть на нее.

- Ты тут кричал. - В ее голосе звучала жесткость.

Он повернул голову так, чтобы правая щека лежала на подушке, а взгляд был направлен вровень с полом. Тем не менее от заметил что-то в ее левой руке. Что-то вроде жгута плеток с пряжками на концах. Он нервно сглотнул.

- Ты огорчил мою подругу, - сказала женщина.

Она пересекла комнату по диагонали, пока снова не оказалась в поле его зрения. Вернее, перед его глазами был носок ее сапога - начищенная до блеска качественная кожа, а также острый высокий каблук.

Ее голос посуровел:

- Ты огорчил мою подругу.

- Я просто задал вопрос, - сказал он. - А она не захотела отвечать.

- И поэтому ты начал вопить…

Вдруг терпение его кончилось. С самого начала у него было такое чувство, что, встреть он эту женщину при обычных жизненных обстоятельствах, на равных, она бы ему не понравилась. Эта ее резкость, спесь, манера унижать…

- Да, я начал кричать, ну и что? - огрызнулся он.

Она отступила назад, оперлась о стену, заложив руки за спину. Казалось, она изучает его.

У нее были тонкие руки, тяжелая грудь - что еще он видел тогда? Бледная полоска незагорелой кожи по линии бикини, вспомнил он, и маленький шрам в форме монеты на левом бедре. Во всем остальном ее тело было безупречно, тело, о котором могут мечтать некоторые мужчины. Он решил, что она на год или два моложе его. Ей лет двадцать семь - двадцать восемь.

Пока он мысленно представлял ее, она отошла от стены и прошла мимо него к двери. Уходит, что ли? Послышалось какое-то слабое металлическое звяканье. Прежде чем он успел посмотреть через плечо, она появилась справа от него. Интересно, что это она держит в руке? Теперь он понял. Спереди к ее кожаным шортам был пристегнут искусственный член, с удивительной точностью воспроизводящий все натуральное мужское хозяйство в деталях - мошонку с выпуклыми венами и прочим…

- Знаешь, мне всегда хотелось попробовать, каково это, - медленно произнесла женщина.

Она откинулась назад, потом подалась всем телом к нему, потом снова изогнулась назад… В ее движениях сквозило жуткое бесстыдство.

- Приятные ощущения, - сказала она. И улыбнулась одними губами, в глазах застыл холод.

Его голова покоилась на подушке, во рту он ощущал ужасную горечь. Как хотелось забыться сном!

- Наше терпение небезгранично, - продолжала она, - мы, конечно, входим в твое положение, но до определенного предела… как бы это сказать - пока ты не вынуждаешь нас тебя наказывать.

- Я не буду больше кричать. - пробормотал он, - я обещаю.

- А, теперь ты запел по-другому. Но ты уже опоздал со своими обещаниями, понятно? Как собака, завидевшая палку.

Он почувствовал холодный комок страха в желудке, в районе солнечного сплетения, тяжелым камнем он давил на него изнутри.