Оглядевшись, Олаф пристроил свой молот у стеночки.
— Проснулся с ним в руках, — пояснил он, — решил не бросать где попало, а кого-нибудь встретить и спросить, что за дичь творится. Сперва повстречал Одина, — Олаф сделал полуреверанс в сторону отца, — а потом и Тюра, — кивок в сторону Фризиана, все-таки же уныло разглядывающего свою руку. — И мы поняли, что у нас за диагноз.
— Это не перчатка, — со вздохом сказал Фризиан, не отрывая взгляда от «стальной рукавицы». — По крайней мере, она не снимается.
— Найти бы тутошнего Фенрира, — сочувственно сказал Олаф, — да и дать бы ему промеж ушей!
Его слова вызвали во мне странное чувство отторжения. Но в конце концов, какие еще Фенриры? Временный эффект, все пройдет само. А мы все еще на своей родной станции. Мы были достаточно осторожны, чтобы сохранить главный ориентир и не оказаться где-то слишком далеко или в какой-то серьезной опасности.
— А на сколько мы обычно ставим таймер? — уточнил отец у Антеи.
— Больше чем на два часа еще не ставили, — ответствовала Антея.
— Хорошо, — одобрил отец. — Вряд ли за пару часов тут что-то случится.
— Очень на это надеюсь, — проворчал Гамлет и, обиженно посмотрев на боевой молот Олафа — наверняка он казался ему более достойным божественным атрибутом, раздраженно сдернул с головы венок, и бросил его в угол.
Я заворожено проследил за этим полетом. Было в нем что-то… неправильное?
Едва смятый венок коснулся пола, ударил гром.
Свет внезапно померк, все сооружение, как бы оно ни называлось, содрогнулось до самого основания, «до печенок», возможно, до корней Иггдрасиля, но каким-то чудом не раскололось. Я кинулся к ближайшему иллюминатору, отчего-то в полной уверенности, что некое космическое безобразие происходит вовсе не в коридоре. Увиденное меня захватило и потрясло — неожиданно — своей красотой.
За иллюминаторами сверкала радуга, казалось, наша станция парила в облаках среди этого переливающегося разноцветного сияния, да и сами иллюминаторы превратились скорее в широкие окна. Приглядевшись, я понял, что это даже не окна, повернул медную ручку, распахнул стеклянную дверь, не обращая внимания на чей-то крик сзади, и шагнул на балкон, будто сплетенный из ажурной бронзовой паутины, впустив в легкие окутавший меня ветер — ощутив пьянящее чувство, будто стоял на носу или мачте несущегося на всех парусах корабля. Радуга плескалась под ногами как море, над «морем» дул по-настоящему радужный бриз — наполненный смесью цветочных медовых ароматов и свежестью горного потока, будто под радугой бил гигантский водопад. На лицо и руки падали мелкие радужные брызги. Биврёст — радужный мост! Я посмотрел вверх, и все опьянение с меня будто сдуло ледяным порывом ветра. Небо над нами напоминало медленно кружащийся черный водоворот с алыми всполохами. Свинцовые тучи, больше похожие на черные скалы, завораживающе вращались. Разве тяжелым тучам не место скорее под нами, чем над нами? — попробовал мысленно запротестовать я, вспомнив какие-то законы природы из совсем другого мира. Но снизу еще лилось сияние, а вверху уже была тьма.
Поблизости, с некоторым опозданием, послышались тревожные возгласы и приглушенная ругань Олафа — это добрались до балконов остальные. Кто-то толкнул меня под локоть, похоже, это был Гамлет. Спиной я почувствовал и присутствие Линор, прежде чем услышал ее изумленный вздох.
— Что это, черт побери? — воскликнул Гамлет.
— Рагнарек, — спокойно ответил ему отец с соседнего балкона. Рядом с ним стояла пораженно глядящая вверх Антея. Ее волосы вдруг показались мне седыми, будто припорошенными снегом. — Что еще в таком контексте могло позиционироваться нашим «коллективным полусознательным» как будущее?
— Конец света, — констатировал я — это был напрашивающийся ответ.
— Но ведь Рагнарёк не просто конец света, — рассудительно подал голос Фризиан с балкона справа. — Должна быть последняя битва.
— И гибель богов, — мрачно произнесла Антея.
— То есть, нас всех должен кто-то поубивать, — подытожил Олаф. — Так, я на минутку, захвачу свой Мьёллнир, на всякий пожарный…
Я с трудом оторвался от созерцания творящейся наверху психоделики и все-таки перевел взгляд вниз. На радужный мост, по которому плыла или карабкалась крошечная разлапистая черная клякса. Когда я пытался вглядеться в нее, у меня отчего-то как будто двоилось в глазах. Я попытался сосредоточиться, и…
— Что это за штука! — выпалил Гамлет, вдруг заинтересовавшийся, куда же это я смотрю, и почему смотрю вниз, а не вверх, как другие.
— Нагльфар, — ответил я почти автоматически. — Корабль из ногтей мертвецов…
— Нагльфар?! — Гамлет буквально подскочил на месте. — И эта штука на самом деле плывет сюда?! Чего же ты ждешь? Ты же Хеймдалль! Ты должен протрубить в рог!..
— Да прекрати истерику! — рявкнул я с внезапным диким раздражением. По небесам снова прокатился гром, черные тучи нависли ниже, алое зарево в них стало отчетливее, легло на искаженное гневом лицо Гамлета.
— Ах, истерику?.. Ну, тогда я сам!.. — В образе Гамлета на мгновение отчетливо проступило что-то волчье, голос сорвался на рык, лязгнули клыки, глаза зажглись желтым огнем. Вот, стало быть, как.
— Назад! — Я отпрянул и поднял руку, уже даже не зло, просто предупреждающе.
— Почему? — спросил Гамлет, вдруг недоумевающе остановившись. Кажется, он понял или почувствовал, что я не шучу и не угрожаю, а предупреждаю о настоящей опасности, которой он еще не видит.
— Вот почему! — сказал я, и на моих пальцах заплясали языки пламени.
Кто-то сдавленно охнул.
— Что это значит? — изумленно вопросил Гамлет. — Ты что, не Хеймдалль?.. Кто же ты?.. Локи?..
— Думаю, что именно так.
— Вот же, ёжкин кот, угораздило… — выразительно, но сдержанно и очень трезво сказал с соседнего балкона Олаф, снова вышедший на него со своим боевым молотом.
— И не только. Вы все — такие же.
— Спокойно! — сказал Олаф с искренним беспокойством. — Только не затевай «перебранку» и все будет хорошо.
Левой рукой я неосознанно придерживался за перила и вдруг почувствовал, что они стали обжигающе холодными, будто мгновенно заледев. Я отдернул руку, мысленно отметив, что за покрытые изморозью перила продолжает, как ни в чем не бывало, ничего не заметив, держаться Линор. Вот только венок на ее голове — увял.
— Не будет, — возразил я. — Попробуйте на минутку озвереть, только осторожно, и посмотрите, что будет.
— Как же это сделать по заказу? — воскликнула непонимающе Линор.
— Вот так, — я кивнул на заледеневшие перила. — Это ведь делаешь ты. Потому, что ты не только Фрейя. Ты еще и Хель.
— Ой… — Линор поспешно отдернула руки от перил. В ее глазах мелькнуло понимание, вдруг она заговорила очень быстро: — Когда я очнулась, все кругом было во льду, а потом покрылось цветами… А Гамлет — значит, мне не показалось только что…
— Что на мгновение он стал волком? Нет, тебе не померещилось.
— Мать моя женщина!.. — вдруг воскликнул обескуражено Олаф. — Уф, исчезло, слава богу…
— Что именно? — с жадным интересом спросил Гамлет.
— Змеиная чешуя вместо кожи, — с иронией заметил Фризиан. — Надо же. А ведь по всем традициям Тор и змей Ёрмундгад должны убить друг друга.
— Как Хеймдалль и Локи, — кивнул я.
— Вот она — диалектика! — восхитился Фризиан и вдруг издал азартный волчий вой.
Гамлет вздрогнул.
— Фенрир? — произнес он неуверенно. — Но кто из нас?..
— Скорее всего, я Гарм, а не Фенрир, — определился Фризиан. — Это он должен проглотить Тюра, насколько я помню. Мда… Забавненько!
— Но ведь Фрейра убил огненный великан Сурт? — растерянно переспросил Гамлет.
Слева далеко вперед вырвалась струя пламени, будто из огнемета. Я расслышал негромкий смех отца.
— Нет, похоже, что Сурт все-таки я, — сказал он. — Что-то мне подсказывало, что лучше не открывать правый глаз в помещении…
— Ясно, — задумчиво пробормотала Линор. — В конце концов, так или иначе, сами себя или друг друга — просто противоположности. Все равно взаимное истребление!
