Гвен осталась ждать у двери, разглядывая толпу посетителей. В «Голове» никогда не бывало столько народу, даже в дождливые дни. Она не углядела ни одного знакомого лица, хотя все равно не помнила каждого, кого обслуживала. Не считая горстки постоянных посетителей, большинство мужчин оставляли в памяти лишь расплывчатое воспоминание. Незнакомцы в ночи, которых она скорее узнала бы на ощупь. Немногие из клиентов «Гадкой головы» приходили из порта – слишком далеко, когда не терпится выпить, слишком далек путь назад, когда напьешься. И все же среди клиентов ей довелось встретить нескольких лодочников. Разумеется, они не рассказывали ей о своей работе всю ночь, но их выдавал въедливый запах рыбы. К тому же все они были одеты одинаково. Рыбаки и портовые рабочие носили одинаковую шерстяную форму, а их мозолистые руки напоминали наждачную бумагу.

Если она хочет преуспеть, ей понадобятся клиенты, живущие за пределами Нижнего квартала, в таких местах, как это. Гвен примерно представляла себе, сколько берет Гру, хотя он и пытался это скрывать. Зачем же признаваться, как он наживается на их труде? Кроме того, он не брал одинаковую плату за каждую девушку. Если бы девушки знали, что между ними существует разница, это могло бы навлечь дополнительные неприятности. Гвен находила такое поведение умным. У Гру было много недостатков, но глупцом он не был, впрочем, и хорошим предпринимателем тоже. Он кое-как сводил концы с концами, а может, притворялся, изображая из себя бедного, но как хозяин единственного трактира на Кривой улице, он должен был быть гораздо успешнее. Гвен понятия не имела, куда девались все его деньги. Она знала лишь, что в «Голову» он ничего не вкладывает. Гру считал, что мужчинам, которые пили у него, плевать, земляной пол у них под ногами или мраморный. В общем-то он был прав, но ему никогда не приходило в голову, что если в трактире прибраться, то можно привлечь новых посетителей – тех, кому было не все равно, потому что у них водились деньги и они могли себе позволить местечко получше.

Она повернулась лицом к улице и стала ее разглядывать. Речной порт считался самым неприятным местом в городе, но, по мнению Гвен, он выглядел не хуже Кривой улицы. Запах рыбы был немногим сильнее вони мостков, но внешний вид местных жителей убедил Гвен, что обитатели Нижнего квартала куда беднее. Ее заведение должно пользоваться таким же успехом, как «Три паруса».

Мимо прошел мужчина, тащивший свежие доски. Затем девушка с рулоном ткани. Каменщик поставил пустой лоток у двери, прежде чем войти в трактир. Это был Ремесленный квартал. Все, что хотела Гвен, было здесь: рабочие, чтобы построить ей дом, и клиентура, чтобы иметь возможность заплатить за это. Ей просто нужно было взяться за дело.

Диксон вышел один.

– Его нет? – спросила Гвен.

– Да там он! Где ему еще быть? Просто не считает нужным выходить под дождь только ради того, чтобы дать мне веревку. Заберем у его дамы.

– Он женат?

– Я про лодку.

Гвен последовала за ним к деревянному причалу. Всего два дома отделяло «Три паруса» от реки: сарай, куда сдавали рыбу, и здание администрации. Гвен представила себе, как рыбаки швартуются и приносят улов в первое здание, получают деньги во втором и тут же тратят их в третьем.

Гвен редко удавалось увидеть большую реку, да и сейчас не очень-то получилось. Лодки с одной или двумя мачтами загораживали большую часть обзора; остальное скрывала пелена дождя. Привязанные к швартовым тумбам и крепительным планкам лодки покачивались на волнах. Большинство из них были укрыты натянутым брезентом, остальные лежали на причале вверх дном, пряча под собой буйки, сети и весла. На носу каждой лодки было написано ее название: «Госпожа Удача», «Сестра Син», «Плавучая Бьюла».

– Почему лодки всегда называют женскими именами? – спросила Гвен.

Диксон пожал плечами.

– Я назвал свою телегу Долли в честь лошадки, которая ее таскала. Я так привык покрикивать на нее, чтобы она пошевеливалась, что продолжал это делать и после того, как старушка испустила дух.

Диксон отыскал лодку Генри – «Лорали» – и порылся под брезентом. Пока он этим занимался, Гвен рассматривала кораблестроительные доки, расположенные вверх по реке. Она увидела большую строительную люльку, похожую на эшафот, которая протянулась над стапелями. С нее свисали огромные тали. Даже сквозь шум дождя она слышала стук молотков.

– Ты не знаешь, где тут плотницкие мастерские? – спросила она, когда Диксон вернулся. Он обмотал веревку вокруг талии, словно кушак.

– Думаю, начать стоит с Ремесленного ряда.

Гвен улыбнулась. Могла бы и сама догадаться.

Они шли назад по дощатому настилу, когда Гвен увидела в толпе первое знакомое лицо. Стейн смотрел на нее так, как собака смотрит на незваного гостя у себя во дворе.

– Меня ищешь? – спросил он, не обратив на Диксона внимания.

– Нет, – бросила она, не замедляя шага.

Стейн схватил ее за запястье.

– Ты проделала такой долгий путь – должна хотя бы поздороваться, – заявил он.

– Отпусти меня! – Гвен попробовала вырваться, но он только сильнее сжал пальцы.

– Очень грубо себя ведешь, – прошипел Стейн. – Ты пришла извиниться?

– Сдается мне, ей не нравится, как ты в нее вцепился, – сказал Диксон.

– Отвали, – буркнул Стейн, не сводя глаз с Гвен.

– По-моему, ты не понимаешь, – продолжал Диксон. – Моя лошадь сдохла год назад.

Впервые Стейн озадаченно посмотрел на него.

– И что?

– А то, что поскольку у меня больше нет лошади, весь последний год я сам таскал и толкал тяжелую телегу по улицам этого города.

– А мне-то какое дело?

– Ты и вполовину не такой тяжелый, как моя телега, так что я могу что-нибудь тебе сломать, когда буду швырять тебя в реку. – Диксон перехватил руку Стейна, которой он держал Гвен, и тот, вздрогнув, отпустил девушку.

Диксон с силой толкнул его и прижал к стене сарая.

– У меня здесь много друзей, – проговорил Стейн. – На вашем месте я бы сюда больше никогда не приходил.

– А я бы на твоем месте не лез в Нижний квартал, потому что я не люблю мужчин, которые причиняют зло женщинам, а много друзей мне и не потребуется…

Пока они не вернулись на улицу, Диксон так и шел между Гвен и Стейном.

– Спасибо, – выдохнула Гвен. – Но будь осторожен. Это он убил Эйвон.

Диксон остановился. Лицо его побагровело, и он повернул назад.

– Не надо, – попросила она, коснувшись его руки.

– Так вы поэтому сбежали из трактира?

– Он грозился вернуться за остальными, а Гру не возражал.

– Я бы возразил.

Гвен улыбнулась и взяла его за руку.

– Поздравляю, ты такой один. – Она снова зашагала по улице, но Диксон все еще колебался, по-прежнему оглядываясь.

– Оставь его! – сказала Гвен. – Он больше не представляет угрозы.

– Еще раз побеспокоит, и от него вообще мокрого места не останется.

Они шли под дождем обратно в Ремесленный ряд. В каждом квартале были районы получше и похуже, и тот, что граничил с Нижним кварталом, был местным вариантом Кривой улицы. Его называли просто Рядом. Это была цепь узких двухэтажных мастерских и лавок, таких маленьких, что большая часть работ проводилась на улице. Обычно это мешало движению, вынуждая людей маневрировать вокруг столов для резки дерева, станков и подставок, но сегодня дождь загнал всех внутрь. Под крышами, похоже, мало что происходило.

На вывеске на одной из построек было написано: «БРАТЬЯ УИЛЬЯМС, СТРОИТЕЛИ». Под этим словами были нарисованы молоток и пила.

– Может быть, зайдем сюда? – спросила Гвен Диксона.

– По-моему, они тут все одинаковые.

Она кивнула и остановилась под навесом на крыльце, чтобы, прежде чем войти, отжать воду из волос и юбки. На нее устремились все взгляды. Дождь не давал людям работать. С десяток мужчин стояли, сидели или бродили по дому среди опилок и плотницких инструментов. Гвен подошла к прилавку, выпрямилась и, посмотрев мужчине в глаза, сказала:

– Я хочу нанять вас для постройки дома в конце Кривой улицы в Нижнем квартале.