Купленные в Лондоне бриги «Феникс» и «Аргус», первый о 16, второй о 12 коронадах, пришли на рейд, и как к тому же времени замки к пушкам[15] были приделаны и провиант принят, то эскадра 16 ноября оставила Портсмут; но когда обошли Вайт, при наступлении ночи сделался столь жестокий ветер от юго-запада и столь великая пасмурность, что на рассвете адмирал принужден был возвратиться и стать на якорь при южной оконечности Вайта на Сент-Эленской рейде. Три дня спустя пришел туда же фрегат «Кильдюин», а корабли «Селафаил» и «Уриил», в первую ночь разлучась с эскадрой, остались в море. Крепкие противные ветры продолжались во все остальные дни сего месяца, в конце коего адмирал послал «Кильдюин» в Плимут осведомиться, не зашли ли туда расставшиеся с нами корабли.

3 декабря при свежем северо-восточном ветре эскадра снялась с якоря. В то самое время, как мы вступили под паруса, 12 наиболее поврежденных в Трафальгарском сражении кораблей лавировали к рейду. Прекрасный стопушечный корабль «Виктория» вез тело Нельсона. Спущенные вполовину флаги и вымпелы, осколки мачт с маленькими парусами и пробитые ядрами борты кораблей, возбуждали наши любопытство и внушали глубокое чувство уважения к бесстрашному герою Англии. Наши адмиральский корабль салютовал его 15 выстрелами; «Виктория» ответствовала равным числом. Множество яликов и ботов из Портсмута вышли навстречу победоносному флоту; началась пальба из пушек; густой дым закрыл Спитгед, и эскадра наша, обогнув Вайт, под полными парусами летела вдоль берегов Гэмпшира. На другой день, когда мы подошли к Плимуту, фрегат «Кильдюин» соединился с нами и донес вице-адмиралу, что разлучившиеся корабли, не заходя никуда, прошли в океан, почему и продолжали мы идти вдоль берегов Девоншира и Корнуолла. Поравнявшись с мысом Лизард, отпустили лоцманов, по пеленгам утвердили место корабля на карте и, построясь в походный строй, пустились в открытый океан.

Корабли с свежим фордевиндом, то есть самым попутным ветром, дующим с кормы, летели на всех парусах. По мере удаления от берегов ветер крепчал, волнение усиливалось и седая пена валов покрывала всю поверхность океана. Прелестный берег Англии постепенно утопал в бездне; уже хребты волн равнялись с зелеными его холмами; наконец они скрылись, и мы, как осиротевшие, остались посреди необозримого океана, окруженные сумрачным небом и шумящими волнами. Захождение солнца предвозвещало непогоду; черные облака мчались вслед за нами от севера, и мелкий туманный дождик начинал накрапывать. Пасмурный вид природы хотя не устраивал меня, но невольная грусть вливалась в сердце. Скорый переход от удовольствий к опасностям наполнял воображение печальными мыслями, и когда берег Англии исчез; когда все приятные мечты, подобно сновидению, миновались; с тоской, с грустью неизъяснимой взирал я на грозное приуготовление бури и на ужасный мрак, который с небесной высоты сходил, спускался ниже и ниже, и видимый нами горизонт уменьшил в небольшой круг. Мелкий дождик принудил меня сойти в кают-компанию: она представляла гостиную, куда собралось общество согласных родных. Одни играли в бостон, в шахматы, в лото, другие разыгрывали, как умели, квартет; иные читали или заботились приуготовлением чая. Закурив трубку и подвинув стул к камину, я любовался злым пламенем, которое то воздымалось, то упадало, то возгоралось, то угасало… Наконец, спокойные лица и приятные занятия моих товарищей скоро рассеяли мою скуку.

Но не так легко преодолеть оную тому, кто в первый раз видит море: ужасный вид оного поражает чувства его сильнее, он невольным образом погружается в уныние, и печальное воображение, увеличивая опасности, расстилает их пред ним на каждом шагу.

Невзирая на пасмурную, довольно холодную погоду, бывшую 3, 4 и 5 декабря, офицеры во весь день не сходили со шканец и наслаждались видом поспешного плавания. Корабли шли по 18 верст в час. Несмотря на большое океанское волнение и сильный ветер, все были спокойны и тихи. Один повелительный голос вахтенного лейтенанта время от времени повторялся: он скорым движением руля, предусмотрительным оборотом парусов, держал в повиновении корабль, предохраняя его от быстрого уклонения с пути, могущего подвергнуть его великой опасности и даже бедствию. Должность лейтенанта на корабле самая важная. Капитан управляет и располагает действиями, относящимися к безопасному плаванию, на лейтенанте же лежит исполнение его повелений, и сверх того предохранение корабля от внезапных, часто мгновенных случаев, от коих, при малейшем пропуске принятия мер к отвращению оных, могут воспоследовать неотвратимые злоключения. Я любить смотреть, как опытный мой вахтенный командир, став на бортовую сетку или ростры, быстрым взором обозревал все, что делается впереди, позади его, наверху и внизу; как громким голосом приводил он всех в движение и не упускал мгновения, дабы упредить какую-либо опасность, которой он ни в каком случае не боялся. Морская служба – школа военных людей: в ней образуется тот дух, та предприимчивость и смелость, которые им нужны в сражении. Морской офицер, расторопно и благоразумно управляющий кораблем во время бури или бедствия, можно поручиться, не убоится первый идти на штурм. Опытные моряки, преодолевая опасности, все ужасы своей службы, находясь большую и лучшую часть своей жизни, так сказать, в челюстях смерти, принимают на себя тот пасмурный, угрюмый и молчаливый вид, по которому отличить их можно. Читатель! если тебе случится встретиться с российским мореходцем такого вида, отдай ему справедливость твоим вниманием и будь уверен, что он храбрый, мужественный человек, и может быть не один раз спасал жизнь тысячам твоих соотечественников.

В ночь с 5 на 6 декабря английский фрегат «Пегас», подошед к кораблю «Москве», уведомил, что французская Рошфорская эскадра, состоящая из 7 кораблей и нескольких фрегатов, собственно назначенная для недопущения эскадры нашей в Средиземное море, вышла из порта, и что он послан от флота адмирала лорда Корнуолла, дабы предупредить нас и сыскать эскадру неприятельскую. Вскоре после полудня 6 декабря вдали на горизонте показалось несколько мачт военных кораблей: это были неприятельские. Хотя с нашей стороны не было настоящего объявления войны Франции, и войска, бывшие в Австрии, сражались под именем вспомогательных, но, конечно, французский адмирал, имея столь превосходную силу, не упустил бы напасть на нас; почему на корабле «Ярослав» поднят был сигнал поставить всевозможные паруса; эскадра наша поворотила к Феролю, который блокировала английская эскадра. Неприятель в числе 11 парусов пошел на пересечение нашего курса, надеясь не допустить нас соединиться с англичанами. Эскадры сблизились, уже казалось невозможным избежать сражения; но искусное распоряжение адмирала обмануло неприятеля, темная ночь скрыла наши движения, и он упустил нас из рук. При захождении солнца подняты были следующие сигналы: 1) скрыть огни, 2) в 8 часов поворотить без сигнала к западу, 3) в полночь переменить курс и идти на юг, 4) приуготовиться к бою. По рассвете мы уже не видали французов. Как мы встретились с неприятелем в день Николая Чудотворца, то матросы наши усердно желали сразиться. Когда батареи были готовы и всем показаны свои места, то дабы чем-нибудь занять людей, заставили их петь и плясать, а для поощрения дали выпить за здоровье государя по лишней чарке вина. Штурманские ученики, юнги, фельдшеры, то есть люди грамотные, сделали из флагов кулисы и представили оперу «Мельник» для своих зрителей довольно порядочно. После театра рожок и бубны предводили многими хорами солдат, матросов и артиллеристов, споривших о преимуществе. Все пело и плясало, никто не думал о близкой беде. В кают-компании, после сытного ужина, которым и толстый винный откупщик в Москве был бы доволен, несмотря на то, что корабль немного качало, офицеры танцевали до самого света.