Вестбрук был гостиничным служакой старой закалки, когда остановка в отеле приносила людям истинное удовольствие, а не превращалась в сомнительное приключение, сдобренное заурядной едой и равнодушным, а то и презрительным обслуживанием. Вот и здесь, в «Хэнлоне», он старался изо всех сил, хотя отдача от его усилий часто оказывалась минимальной. Возможно, работа попросту убивала его, но он вынужден был за нее держаться — ему было под шестьдесят, и за последние десять лет его увольняли со всех мест, куда только удавалось устроиться. Так что выбора у него не было — либо эта работа, либо никакой.

В одиннадцать часов вечера он сидел в своем кабинете, располагавшемся в мезонине между первым и вторым этажом, и перепроверял гостиничные книги за последние три месяца. Делал это он уже в третий раз, причем результат неизменно оказывался тем же. На его лице застыла, словно замороженная, широкая улыбка, больше походившая на гримасу. Но в разуме мистера Вестбрука, предусмотрительно защищенном покровом некоторого отупения, царил настоящий кошмар.

Пребывая в состоянии абсолютной трезвости, Вестбрук вел себя порой так, словно был мертвецки пьян. Самая жуткая человеческая катастрофа не оказывала на него абсолютно никакого воздействия. Он мог столкнуться с вполне конкретным фактом и все же чувствовать себя полностью отрешенным от него. И так продолжалось уже много лет — Боже, как много лет! И лишь когда процент алкоголя в его крови достигал определенного уровня, он начинал думать и действовать так, как от него требовалось.

Наконец он отодвинул книги, бумаги и вынул из стола початую, на треть заполненную бутылку. Это была последняя из трех пинт, с которых он начал день. Одним глотком наполовину осушил ее и закурил сигарету. Сделав несколько затяжек, допил оставшееся. По его маленькому, пузатому телу разлилось приятное тепло, а застывшая, дураковатая ухмылка сменилась оскалом сосредоточенности.

«Итак, — подумал он. И потом: — Я не знаю».

«Но ты должен это сделать, и никто, кроме тебя, этого не сделает. Вопреки воле старика ты нанял Дадли, заявив, что он чертовски хороший аудитор, за которого ты готов лично поручиться. И вот этот сукин сын наворочал все это...»

«Я знаю! Знаю все это, черт побери. Но я все равно не знаю... Может, если бы я еще выпил — но прежде я отключу часы, чтобы не вспоминать про эту ночную смену...»

Мистер Вестбрук решительно встал, не обращая внимания на тихий и отчаянный голос внутреннего предостережения. Откатав вниз рукава рубашки, застегнул французские запонки и подтянул бежевый галстук. Надел просторное черное пальто, тщательно поправив белый платочек, торчавший из нагрудного кармана. Затем, бегло осмотрев ногти и смахнув с башмака невидимую пылинку, вышел из комнаты.

В паре метров от него уборщица Розали Вара протирала тряпкой мебель. Окинув взглядом сзади ее фигуру, он в очередной раз поздравил себя с тем, что именно ее назначил на эту должность. Не сделай он этого, Розали определенно доигралась бы до того, что ее изнасиловали. Любая девушка, которая выглядела так, как она, и которая вполне могла бы сойти за белую, но при этом намеренно подчеркивала, что она негритянка, — была, похоже, слишком глупа, чтобы позаботиться о своей безопасности. Вопрос, таким образом, упирался лишь в удобный случай, а на той работе, которой она занималась, найти такой случай можно было практически на каждом шагу.

Вестбрук ненадолго задержал на ней свой взгляд, тогда как его циничный мозг прорабатывал запасную версию: а вдруг на самом деле девушка эта не только не глупа, но, напротив, чертовски сообразительна? Впрочем, немного подумав, он все же отверг подобную возможность. Нет, на хитрость она явно не способна. Ему были знакомы все уловки и увертки, и если бы был какой-нибудь способ, благодаря которому девушка могла бы завязать короткую интрижку, признав, что она негритянка... Нет, такого способа просто не существовало. Она была просто тупой, вот и все. Слишком тупой, чтобы уметь толково солгать. Вот он и определил ее на такую работу, где ею уж никто не смог бы попользоваться.

Разумеется, время от времени она поднималась наверх. Это было неизбежно, поскольку все дневные уборщицы уходили с работы в одиннадцать часов, но оставались некоторые комнаты вроде той, которую занимал Багз Маккена, в которой тоже надо было прибраться до прихода утренней смены. Однако девяносто пять процентов времени она работала там, где находилась сейчас. Можно сказать, на открытом пространстве. Вдали от опасности частных спален и запертых дверей.

Вестбрук бросил прощальный взгляд на аккуратный округлый зад девушки — взгляд, полный неосознанного томления, — после чего повернулся и вполне осознанно стал спускаться по изогнутой лестнице в направлении вестибюля. При этом он чуть приподнял подбородок, словно принюхивался к неким зловещим запахам. Бледное, припухшее лицо хранило самоуверенное, даже надменное выражение и оттого чем-то слегка походило на мордочку чистопородного пекинеса. При первом взгляде на Вестбрука люди обычно начинали улыбаться, однако уже после самого короткого контакта с ним подобное желание у них начисто пропадало. Свою карьеру в гостинице Вестбрук начинал посыльным, и, постепенно карабкаясь вверх по служебной лестнице, смог зарекомендовать себя не только весьма эффективным, но и довольно крутым парнем, отлично разбирающимся в суматошном мире отеля и умело решающим возникающие при этом проблемы.

Лестница заканчивалась в вестибюле неподалеку от главных трех лифтов. Два из них, как и было положено в данный час, не работали, тогда как третьим управлял рабочий из дневной смены, что конечно же противоречило правилам.

Вестбрук бросил взгляд через вестибюль в сторону центральных стоек и с грозным видом направил туда свои стопы. Молодой ночной клерк Лесли Итон сидел в секции кассира — в ночное время на него возлагалась ответственность за все центральные стойки. Повернувшись спиной к вестибюлю, у кассовой секции стоял ночной портье, беззаботно болтавший с Итоном. Ни один из них не заметил приближающегося Вестбрука — о его приходе им возвестило неожиданное резкое рычание в стиле «Какого черта здесь происходит?!».

Портье чуть подпрыгнул и заерзал на месте.

— Сейчас ваша смена? — вновь рявкнул Вестбрук. — Не слышу ответа! Или вы настолько глупы, что разучились говорить? А вы, Итон? Минуту назад вы трепались как черт знает кто!

— Из-извините, сэр, — пробормотал клерк. — Я х-х-хочу...

— На вас уже поступила масса жалоб! Не отвечаете на телефонные звонки. Болтаетесь по всему зданию вместо того, чтобы находиться на рабочем месте. — Знаю, знаю. — Вестбрук рубанул ладонью по воздуху. — Вам надо произвести кое-какие подсчеты. Сколько за кофе получили, сколько слугам заплатили, и так далее. Но это не причина для того, чтобы на тридцать, а то и сорок минут покидать свое рабочее место.

— Но я его не покидал... — сказал Итон и тут же поправил себя: — Я хочу сказать... мне показалось, что я отсутствовал всего несколько минут.

У него были розовые щеки, а одеваться он любил по молодежной моде.

Вестбрук неприязненно посмотрел на него и посоветовал впредь внимательнее следить за временем, после чего повернулся к портье.

— Так, где ночной лифтер? — требовательным тоном спросил он. — И что делает в лифте этот парень из дневной смены?

— Мы оба с ним перерабатываем, — угрюмо пожав плечами, проговорил портье. — Ребята из ночной смены еще не подошли.

— Почему?

— Не знаю. Послушайте, мистер Вестбрук, — протестующим хоном заговорил портье. — За что вы на меня-то накинулись? Эти парни не из моей смены!

— А ты уж и рад до смерти, что не из твоей! — язвительно вставил Вестбрук. — Да они тебя просто обдурили. Готов поспорить, что они сейчас сидят в раздевалке, а у тебя смелости не хватает выкинуть их оттуда!

Поток его красноречия прервало появление постояльца. Портье поспешно ретировался, в душе благодаря новоявленного гостя и хватая его багаж. Вестбрук покинул фойе и стал спускаться по черной лестнице. Дверь в раздевалку портье и боев[1] была полуоткрыта. Миновав темный коридор, Вестбрук заглянул внутрь.