А теперь они нас дразнят. Главное, они придумали, чтобы все время про пузырьки говорить. Им говори что хочешь, а они – обязательно про пузырьки.

– Ну и классик у вас, – говорят они. – Сплошные бездельники.

Мы отвечаем:

– Сами вы бездельники. У нас, например, Таланов сам приемники делает.

Они говорят:

– Это мы знаем. Приемники – конечно, хорошо. А вот как у вас с пузырьками?

Мы отвечаем:

– У нас Гера Попов – чемпион района по шахматам.

Они говорят:

– Верно. А как насчет пузырьков?

Мы отвечаем:

– У нас пять круглых отличников.

А они говорят:

– А пузырьков сколько?

Просто замучили нас с этими пузырьками. Мы понимаем, что они нарочно говорят. Они видят, как мы злимся, и говорят назло. Но мы от этого еще больше злимся.

И вот когда я сказал про шестой «Б», сразу стало тихо. Потом Дутов запыхтел:

– Пых… пых… Шмелю – пендель.

Дутов встал, чтобы дать мне пендель. Но его усадили на место и пригрозили, что опять под парту засунут.

И все закричали, что нужно идти на завод. Борька сказал, чтобы подняли руки, кто пойдет. Ребята подняли по две руки. И мы договорились встретиться завтра около кино в половине десятого.

Мы уже хотели уходить, и вдруг прибежал Владик:

– А я думал, вы уже ушли, – сказал он.

– Чего ж ты пришел, если думал? – спросил я.

– Это не твое дело, Шмель! – сказал Владик. – Ребята, у меня важное задание. Завтра в десять часов вы пойдете на сбор пузырьков.

Ребята прямо ахнули. У нас никто слова такого слышать не может – «пузырек». Я сначала даже подумал, что Владик нарочно говорит.

– У т е б я важное задание? – спросил я Владика.

– Ну да, важное.

– Чтобы мы пузырьки собирали?

– Ну да. Тебе, Шмель, непонятно?

– Непонятно. Задание у тебя, а мы собирать будем. Вот ты сам и собирай.

– Ты, Шмель, брось эти штучки, – сказал Владик. – Это пионерское поручение.

– А ты пойдешь?

– Я не могу, ребята. У меня завтра соревнование – за честь школы.

– Ну тогда и мы не пойдем.

– Ты говори за себя. Чего ты за весь класс говоришь!

– Вот весь класс и не пойдет. Мы уже договорились…

И тут ребята начали гудеть. Мы всегда гудим, если нам что-нибудь не нравится. Можно так гудеть, чтобы рта не открывать. Я посмотрел на Борьку и увидел, что он тоже гудит. И даже Вика. Только Дутов не гудел. Наверно, он боялся, что его назовут недисциплинированным.

– Ну, ладно! – сказал Владик. – У вас есть председатель отряда. Вот он и будет отвечать. А мне некогда с вами разговаривать.

– Подожди, Владик, – сказал Борька. – Ребята, тише!

Все перестали гудеть.

– Владик, – сказал Борька, – давай лучше не пузырьки. Хочешь, мы бумагу соберем? Или железо? Только не завтра. Завтра мы на завод идем.

– Про завод я ничего не знаю, – ответил Владик. – Знаю про пузырьки. В десять часов. И все.

Владик убежал.

А мы все равно не пошли собирать пузырьки. Утром в половине десятого мы собрались у кино. Пришли все до одного человека. Даже Дутов пришел, хоть он и боялся, что, если будет недисциплинированным, так его вообще из школы выгонят. А потом мы сели на четырнадцатый трамвай и поехали на завод. Ребята всю дорогу молчали. Мне тоже было немножко страшно. Из-за этого мы даже на всех билеты купили. Кондукторша нас три раза считала и сказала, что в первый раз видит таких сознательных школьников.

Трамвай остановился у самого завода.

Мы подошли к проходной, а там сидит дежурный. Он нас спрашивает:

– Вы, ребята, куда?

– Мы к директору.

– А заявка на вас есть?

– Какая заявка?

– Пропуск нужен. Позвоните в Бюро пропусков.

Я говорю:

– А где звонить?

– Вон телефон на стенке. Набирай пятый номер.

Я набрал пятый номер. Мне отвечают:

– Бюро пропусков. Я говорю:

– Можно нам на завод пройти?

– Кто говорит?

– Костя.

– Фамилия!

– Фамилия – Шмель.

– Как?

– Шмель! – кричу я. – Насекомое такое знаете?

– По какому вопросу?

– Мы не по вопросу. Нам станки плохие прислали. Мы – к директору.

– Передайте трубочку вахтеру.

Дежурный взял трубку, послушал. Потом говорит:

– Товарищ Шмель, давайте паспорт.

Я говорю:

– У меня нет паспорта.

– А без паспорта я пропуск выписать не могу.

Ребята стоят и переминаются с ноги на ногу.

Дутов запыхтел.

– Лучше пойдем пузырьки собирать. Еще успеем.

Если бы он про пузырьки не сказал, может быть, мы так на завод и не попали бы. Ушли бы – и все. Но ребята как услышали про пузырьки, прямо задрожали, будто их током дернуло. Кричат:

– Никуда не пойдем!

– Хоть до вечера будем ждать!

И я тоже решил: буду сидеть хоть до вечера. Потому что мы пузырьки собирать не пошли, и теперь нам без станков лучше в школу не ходить. Вообще-то Владик не ябеда. Он только все время носится как угорелый, а не жалуется. Но ведь и так его заметили, что мы не пришли. Сейчас, наверно, говорят: «Конечно… шестой „Г“… ничего удивительного». А мы ведь не для себя стараемся. Может быть, вся школа станков ждала. И шестой «Б» – тоже, хоть они пузыречники.

Я говорю дежурному:

– Сами станки испорченные прислали и сами еще не пускаете.

А он говорит:

– Про станки, ребята, я не знаю. А пускать не положено, если без заявки.

Мы вышли из проходной и стоим. Вика говорит:

– Костя, а ты позвони директору.

Я отвечаю:

– Сама позвони. Пусть он на тебя кричит, а я не хочу, что бы он на меня кричал. Я ведь не орел. Это ты, может, орел. Ты и звони.

Это я так сказал, потому что разозлился. А Вика просто под руку подвернулась. И еще мне было обидно, что я ничего придумать не мог.

– А я позвоню, – сказала Вика.

Она опять зашла в проходную. А мы стоим, и нам даже разговаривать не хочется. Да еще дождик пошел. У нас в Ленинграде зимой всегда дождик идет. А Первого мая – снег…

Вдруг Вика выбежала из проходной.

– Ребята, идем. Пропустили! Я с директором говорила – он всех пропустил.

На заводе во дворе я так головой вертел, что чуть под паровоз не попал. Там на рельсах паровозик стоял – маленький такой. То есть я не совсем не попал, а так… Если бы он ехал, то попал бы. Машинист мне пальцем погрозил. Значит, я все-таки мог попасть.

Когда мы подошли к зданию, где директор, у меня ноги стали какие-то слабые. Как тогда, на лыжах. Один бы я ни за что не пошел. Все кругом бегают, какие-то тележки ездят. И еще я думал, что директор нас сейчас орлами назовет и выгонит. У нас в школе все директора боятся. А этот, наверное, еще хуже.

На третий этаж мы поднимались медленно-медленно. Ребятам тоже как-то страшновато было. А я ведь еще впереди шел, чтобы не думали, что я струсил.

Я подошел к двери и открыл. А Борька меня подтолкнул, и я влетел прямо в комнату. Там сидела какая-то женщина. Около нее – четыре телефона. Но это я потом разглядел телефоны. Сначала ничего не разглядел. Женщина спрашивает:

– Тебе кого нужно, мальчик?

Я говорю:

– Ой, подождите, там еще ребята стоят.

И выскочил обратно. И дверь закрыл.

– Ты чего толкаешься? – шепчу я Борьке.

А он тоже шепчет:

– Я не толкаюсь.

Тут дверь открылась. Подошла эта женщина, посмотрела на нас и засмеялась.

– Вот оно что. Ну, проходите. Сергей Васильевич вас ждет.

Она подвела нас к двери с табличкой: «Директор». Она от крыла дверь, и я зажмурится. Я думал, толстый меня сразу узнает.

– Входите, не боитесь, – сказал директор.

Я открыл глаза и увидел директора. Он был не толстый. Это был совсем другой человек. И шея у него не толстая.

– Ну, входите, что ж вы у двери топчетесь? Кто из вас Данилова?

– Я.

– Это с тобой я по телефону говорил?

– Со мной.

– Чего же вы от меня хотите?

Ребята молчали. И я молчал. Не знаю почему. Комната была очень большая. И ковер на полу большой. И вообще громко говорить было страшно.