С момента приезда из Венеции он давно уже мучился вопросом: что ему делать с манускриптом, который попал к нему таким страшным образом? Сергей успел уже несколько раз рассказать Ивану свою венецианскую историю, они уже и выпивали по этому поводу, и задумчиво размышляли, что же с этим делать, выкуривая большое количество сигарет и пуская струйки дыма в ночной бархат московского неба, стоя на балконе двенадцатиэтажки на улице Большая Грузинская, где Анциферов снимал квартиру.

Неделя – большой срок для молодого и, как это сейчас модно говорить, занимающего активную жизненную позицию человека. За это время Сергей успел пять дней потрудиться в офисе, ловя на себе завистливые взгляды сослуживцев (надо же, командировка в Венецию!). Но тоска не проходила, смутная тревога оставалась, а что делать с манускриптом, так и не было решено. Неделю понаблюдав за другом, Иван задумал предпринять решительные действия по его психологической реабилитации.

Супруга Ивана, миловидная и смешливая девушка по имени Марина, отправлялась на выходные к родителям в Тверь. Иван посчитал это благословенным знаком и предупредил Сергея, что начнут они отдых в пятницу, продолжат в субботу, закрепят пройденное в воскресенье, а к понедельнику никакой грусти у Сергея и в помине не останется, сколько ни ищи. Короче говоря, Иван решил вышибать из друга тоску-печаль традиционными российскими методами: холодной водкой, разухабистой гульбой и разговорами по душам.

Анциферов в общем-то был не против. Вчера была пятница, Марина уехала, а Иван появился на пороге Серегиной квартиры с большим пакетом из «Перекрестка», позвякивающее содержимое которого должно было помочь раскрыть чакры друга всерьез и надолго.

Сегодня шел уже второй день релаксации. За окном стояло яркое утреннее зимнее великолепие, немногочисленные машины изредка шуршали по субботней Большой Грузинской, погрузившейся в сладкую и непроходимую дремоту. Стол анциферовской комнаты был завален тарелками, стаканами, пепельницами, яблоками, недопитыми бутылками из-под водки и из-под пива, пачками сигарет, мобильными телефонами и какими-то бумагами.

Друзья сидели молча, сосредоточенно глядя в одну точку, только не вне, а куда-то глубоко вовнутрь себя. Бывает такое ощущение с похмелья, как будто внутри тебя – бездонная пустота и каждое слово или каждое движение отзываются в организме звоном или гулом. В этом состоянии говорить тяжело. Но можно.

– …Слушай, зачем он тебе? – медленно спросил Иван. И хотя несколько минут до этого они молчали и никто ничего не говорил, Сергей сразу понял, что друг говорит о манускрипте, поэтому совершенно не удивился, когда тот продолжил: – А давай его продадим! Антикварам!

Собственно, идея про антикваров ими обсуждалась уже не раз, но сегодня, в зыбкой похмельной ясности, вдруг показалось, что она – самая очевидная.

– Слушай, ну, ведь денег действительно заработать можно будет! Ну, прикинь… Вот тебе, пожалуйста, гарантированная десятка зелени на этой хрени! А тебе-то эта фиговина зачем? Ходить и мучиться? Продай и забудь навсегда! – Иван разлил по рюмкам водку и протянул другу кусочек соленого огурца. – Давай!

– Давай! – согласился Анциферов, выпил и вдруг решительно встал. – Фиг с тобой, пошли к антикварам.

Иван, довольный тем, что высказанная им мысль была принята так быстро, не заставил себя упрашивать и направился в прихожую одеваться.

Через пару минут друзья, выйдя из квартиры, начали пробираться по длинному коридору к лифту. Извилистый коридор был заставлен живописным соседским хламом, который оставлять здесь было совершенно нежалко, а выбрасывать – жалко. Здесь они столкнулись с рабочим-узбеком, одухотворенно плескавшим какой-то гадкой серой смесью на стену и старательно растиравшим ее строительным мастерком.

– Ты зачем стену пачкаешь, тут же у людей вещи какие-то стоят? – удивился Сергей.

– Дэс сказал: ремонт будет, – бесстрастно и меланхолично пожал плечами узбек и продолжил возюкать мастерком по стене. ДЭЗ для него был что-то вроде муллы: он всегда знал, как лучше, и никто не мог ему указывать, что делать, а если кто-то и имел наглость указывать, то мулла ДЭЗ это указание со всем возможным достоинством просто игнорировал.

– Так ты же людям вещи испачкаешь. – Иван продолжил мысль друга, пока они поджидали лифт.

– Дэс давно уже всем сказал, что ремонт будет, – узбек, по-видимому, был хорошо подготовлен к ответам на вопросы и его трудно было сбить с этого делового меланхоличного тона. Раствор все так же деловито летел на в общем-то вполне сносные стены, оставляя уродливые серые пятна.

Тут раскрыл двери лифт, Сергей махнул рукой на узбека, и друзья поехали вниз.

Герои недолго думая двинули на Арбат, справедливо полагая, что нигде в Москве не встретить такого большого количества антикварных магазинов, как там. Однако, вопреки их плану, арбатских антикваров совсем не порадовал принесенный манускрипт, и они быстро теряли всякий интерес к молодым людям, узнав, что те ничего не собираются у них в магазине покупать.

Когда терпение наших героев исчерпалось и больше всего на свете захотелось закончить это бесцельное хождение по одинаковым антикварным лавкам, заставленным хохломой, новодельными картинами, матрешками, не очень старыми иконами и оловянными солдатиками, непохоже изображающими Наполеона и Ленина, манускриптом вдруг заинтересовались.

Это произошло уже в самом конце Арбата, почти у станции метро «Смоленская». Сергей, в очередной раз лениво положив документ в пластиковой папочке на заставленный разнообразными безделушками прилавок, вдруг заметил, что у антиквара всего на долю секунды в глазах полыхнул странный огонек. Этот антиквар был явно не похож на своих коллег из других магазинов, он больше походил на заслуженного музейного работника на пенсии, а те больше напоминали продавцов на рынке. Антиквар изучал манускрипт внимательно и долго.

Друзья очень удивились, когда он догадался о том, как манускрипт надо сложить, чтобы получались строчки, а потом посмотрел его на просвет, поняв, что недостающие буквы – в водяных знаках. Но дальше было еще интереснее. Антиквар очень быстро придумал, как прочитать эти непонятные буквы. Иван не смог сдержать удивленного возгласа, когда тот начал приставлять манускрипт к зеркалу и в отражении стало возможным прочитать некоторые слова. «AMALGAMA» значило самое крупное из них. Потом в круглом сувенирном зеркальце с палехской росписью Сергей увидел другие слова, по очереди разобранные старательным антикваром. «DANDOLO». «AMORE». «ODIO». Каждое разобранное слово антиквар вполголоса проговаривал, непременно качая при этом головой.

У самой витрины в это время стоял невысокий плотный человек, обладавший пышной белой шевелюрой и роскошными седыми усами. Он рассматривал какие-то картины и изредка поглядывал то на антиквара, то на наших друзей. Сергею эти его поглядывания не понравились. Человек заметил это и немного смутился, а Анциферов про себя назвал этого посетителя магазина «чеширским котом», видимо, из-за пышных усов.

– Дандо’ло. Или Да’ндоло, – пробормотал антиквар и растерянно посмотрел в окно. – И еще вот это – Одио. – Он покачал головой.

Устав подглядывать, седовласый посетитель магазина произнес:

– Одио по-итальянски значит «ненависть», – а затем действительно как-то по-чеширски улыбнулся и представился: – Меня зовут Александр Валентинович, – и сразу же, без какого-либо перерыва, обратился к Сергею, махнув седой головой в сторону манускрипта: – Вы позволите полюбопытствовать? – Потом подошел к прилавку и стал «любопытствовать», совершенно не дожидаясь ответа.

Сергей хотел как-нибудь нахамить наглецу, но, увидев, с каким почтением продавец протянул ему манускрипт, решил подождать, чем все это закончится.

Чеширский тоже очень долго разглядывал манускрипт, переворачивал его, складывал и раскладывал.

– Откуда у вас это? – вдруг нарушил молчание антиквар.

– Понимаете, – Сергей давно придумал историю, которую уже несколько раз сегодня «прогонял» в других антикварных магазинах, – я отдыхал в Италии, и там в одном магазине мне предложили…