День перед игрой казался бесконечным. Андрей только тем и занимался, что поглядывал на часы, а их в мастерской было более чем достаточно. В конце концов Петр Алексеевич выпроводил сына на воздух, сам закрыл мастерскую, вынул из-за иконы тряпицу-сверток и удалился, ничего не сказав Андрею.

Андрей присел в сквере неподалеку от дома, стараясь ни о чем не думать. Погода стояла хорошая. Улицы были полны праздно гуляющими обывателями. Малыши под строгим наблюдением мам или нянек крошили мякиш голубям. Нахальные воробьи норовили стащить крошки покрупнее, однако всем хватало. Кошка бесшумно пробиралась по высокой траве газона в надежде улучить момент и полакомиться голубятиной. Мальчишка лет пяти приметил лазутчицу, запустил в нее палкой. Кошка выпрямилась, подняла хвост трубой, надменной неторопливой походкой пошла прочь.

Проехал извозчик, едва не сбив старушку с лукошком. Возница крепко выругался и вновь пустил лошадь в ход. Коляска остановилась у ломбарда, из нее вышла богато одетая девушка в большой французской шляпке с голубыми лентами. Она быстро прошмыгнула в ломбард. Извозчик развернулся и ждал. Девушка вновь появилась на улице минут через десять. Пряча лицо от посторонних глаз, она торопливо вернулась в коляску и тут же уехала. Андрей отметил, что она очень похожа на Джейн, но тут же отбросил эту мысль: для чего Джейн ломбард, если она живет в полном материальном удовлетворении?

Залы клуба заполнились до предела. Мистер Вайд был очень доволен. Он не преминул подбодрить Андрея, сказав, что поставил на его победу десятку. Управляющий недоговорил, что на француза он поставил сотню, но это не имело значения.

Игра была назначена на восемь вечера. За час до начала букмекерская контора Поленова принимала ставки двенадцать к одному, но желающих ставить на победу Часовщика оказалось слишком мало. Насмешки в сторону Андрея сыпались со всех сторон. За двадцать минут ставки выросли до восемнадцати к одному.

Братья Дубинины находились в клубе. Иван Матвеевич был весел, чего нельзя сказать о Поликарпе Матвеевиче. Он выглядел подавленным, не находил себе места. В конце концов, сославшись на духоту и плохое самочувствие, вышел на воздух.

Толпа у входа шумела. Купец едва протиснулся сквозь ораву ротозеев. Цыганки не обошли вниманием этот сход: устроили гадание на победу. Чернобровая с вокзала тоже оказалась здесь. Заметив купца, она постаралась спрятаться, но Поликарп Матвеевич успел ее приметить.

— Так о чем ты промолчала тогда, чернобровая? — выкрикнул он.

Цыганка, осознав бесполезность игры в прятки, остановилась, ища взглядом пожилую напарницу.

— Всё у тебя будет хорошо, красавчик, — послышался голос пожилой, и мгновение спустя она уже стояла перед купцом.

Поликарп Матвеевич вынул бумажник, достал из него десятирублевую ассигнацию, протянул цыганке.

— Скажи, что будет? Болит сердце, беду чувствует…

— Не было бы счастья, да несчастье поможет, — загадочно проговорила цыганка, принимая деньги. — Часики покажи, тогда скажу.

Поликарп Матвеевич вынул часы, открыл крышку и показал цыганке, из рук выпускать не решившись. Стрелки показывали без трех минут восемь.

— Ставки сделаны, ставок больше нет! — послышался от входа голос букмекера.

— Заговорен твой брат, — начала цыганка. — И он это, и не он. Колдун Юзеф Зелема вселился в тело его, деньги твои присвоить хочет.

Поликарп Матвеевич отвесил губу, ноги его подломились, лицо жаром обдало.

— Ты что такое говоришь?! — ошеломленно воскликнул он.

— Да ты не кручинься, касатик, — продолжила цыганка, поглаживая рукав его сюртука. — Я же говорила — всё у тебя хорошо будет.

Она взяла купца под руку и отвела чуть в сторону, где постороннему уху их разговор услышать нельзя.

— Господин, что ставки принимает, на колдуна работает, — продолжила она почти шепотом. — Уговорил тебя колдун состояние свое на кон поставить. По плану его проиграть ты должен. Француз и сам по себе игрок знатный, но и он очарован. Однако прохиндей он редкий — таких чары не особо стесняют. Не играть он в Россию прибыл, а деньги зарабатывать. Свой у него интерес. Сдаст он партию. Сдаст, потому как пять минут тому поставил на Часовщика тридцать тысяч.

— Так чего ж ты раньше, там, на вокзале, мне всего не сказала?! — возмутился купец, однако духом воспрянул.

— Оттого, красавчик, что ты глупостей бы много сделал и брата родного тем погубил. И сейчас еще погубить можешь. Дождись конца игры. А как Андрейка Часовщик победит, так и заклятие с брата твоего сойдет. Не торопись только! Жди!

Объявили начало игры. Андрей собирался идти к столу, уж и к иконе припал да крест на себя трижды положил. Вдруг в комнату вошел мистер Томпсон. Лицо его не предвещало ничего хорошего, руки тряслись, он пыхтел, как самовар, — готов был с кулаками на Андрея броситься.

— Только посмей проиграть! Я тебя!.. Убью! — завопил он.

Андрей непонимающе хлопал глазами, что ответить, так и не нашелся.

— Джейн сдала в ломбард фамильные брильянты и поставила на твою победу… Выродок! — не унимался англичанин.

Он обессилено плюхнулся на стул, сжал голову руками и уже жалобным слезливым тоном просил:

— Выиграй! Только выиграй, прошу тебя!

Андрею вдруг стало безмерно хорошо. Джейн верила в него, верила в победу, и ее вера вдохнула силу в утомленное ожиданием и неизвестностью тело Андрея. Он приятельски хлопнул мистера Томпсона по плечу и вышел в зал.

Игра проходила ровно, с переменным успехом. Андрей вколачивал шары с дьявольской яростью. Удары были настолько сильны, что один из шаров перескочил угловую лузу и угодил в лицо зазевавшегося Луки Сергеевича. Литератор заработал синяк, а Часовщик — штраф. При счете шестьдесят на пятьдесят восемь в пользу Андрея он великолепным ударом от борта забил шар номер двенадцать, набрав семьдесят два очка из ста сорока возможных. На мгновение установилась полная тишина. Ошеломленные люди не верили своим глазам. Победа Часовщика стала полной неожиданностью.

Тишину прервал Дубинин-младший. Он побледнел, закатил глаза и рухнул на пол, забившись в конвульсиях. Толпа расступилась. Внимание публики приковал внезапный эпилептический удар.

Ивана Матвеевича трясло, пена лезла изо рта.

— Палку! Палку ему в зубы! — крикнул кто-то из толпы.

Поликарп Матвеевич выхватил у Андрея кий и хотел вставить меж зубов брата, но вдруг душераздирающий вопль Ивана Матвеевича заглушил собой все другие звуки. Толпа в испуге попятилась к выходу; ротозеи с улицы замерли, вглядываясь в окна; проезжающая мимо повозка дернулась, возница что было сил тянул на себя вожжи, пытаясь угомонить сорвавшуюся в галоп лошадь…

Игра, начатая в морозную зимнюю ночь под Краковом, закончилась. Поступки людей, казавшиеся Луке Сергеевичу беспорядочно раскатанными по бильярду шарами, обрели смысл.

Петр Алексеевич разбудил сына ни свет ни заря. Он держал в руках целую охапку ассигнаций, лицо светилось радостью.

— Вот, сынок, мы теперь богаты! — произнес он, улыбаясь. — Я поставил на тебя все свои накопления и выиграл почти четыре тысячи! Теперь ты можешь просить руки Джейн.

Андрей улыбнулся и обнял отца.

Ближе к обеду Лука Сергеевич, уже успевший изрядно набраться, принес сверток с деньгами.

Младший Дубинин, утром придя в себя, ничего не помнил, однако брата признал — прильнул к нему, будто век не видел. Целую неделю потом Дубинины в окружении цыган разъезжали в наряженных колясках по улицам Петербурга. Среди шумного гомона гуляк можно было услышать и голос известного литератора Желудева. Под аккомпанемент цыганской гитары он декламировал стихи, пускался в пляс, не выпуская бутылку шампанского из рук. Кутеж закончился, когда Лука Сергеевич обнаружил в коляске успевшее окоченеть тело слуги Прохора. Сытая-пьяная жизнь оказалась тому смертельно вредна.