— Жополизы! — загрохотал он на весь зал. — Подхалимы! Карьеристы! Холуи! Ненавижу!

— Молчи, дурак, — Сосунов брезгливо пнул ногой бывшего подшефного.

— И ты-ы-ы-ы, Никита, предатель! И ты-ы-ы-ы, лизоблюд!

Спеленутый как младенец и не имеющий возможности пошевелить даже пальцем, Половинкин, как ни странно, обрел невыразимую свободу духа. Такую свободу до этого он ощущал единственный раз в своей жизни, когда по дикому недоразумению попал в медвытрезвитель.

— Вы все рабы лампы! Один я здесь свободный человек! А вы подлизы, корпоративное быдло!

— Обычно детей находят в капусте, а этого нашли в компосте, — Сосунов еще раз съездил ногой по ребрам поверженному Витюхе.

Витек затих на полу, раздавленный несовершенством этого мира.

На следующее утро Половинкин юркнул на свое рабочее место тихо как мышка. Целый час его никто не трогал, и Витек, озабоченно глядя в монитор невидящими глазами, уже надеялся, что его стриптиз и дальнейшее буйство останутся без последствий. Когда надежда стала крепнуть, на офисном горизонте возникла Лера и мстительно поманила его наманикюренным пальцем. Половинкин горестно вздохнул и посеменил на ковер к начальству. Два битых часа его возили мордой по столу в четыре руки и сыпали соль на открытые раны, припоминая в малейших подробностях вчерашние художества, но все-таки оставили до первого предупреждения. А потом передумали и все равно уволили.

Турникет на плаху

Леня Куприянов, конопатый двадцатипятилетний хлопец с оттопыренными ушами, продавец-консультант в магазине мужской одежды, уже пол года как не пил. Пойти сдаться наркологу Леню заставил небольшой казус, приключившийся с ним на Старый Новый год. Отмечая всенародный праздник, работники магазина так назюзюкались, что покидали родной магазин в некотором помутнении, забывая мыть руки после туалета и выключать за собой свет. Но больше всех отличился Куприянов, он, несущий обязанность закрывать магазин и ставить на сигнализацию, нахрюкался так, что просто хлопнул дверью, упал в заказанное такси и убыл по направлению к родным и близким. А магазин с одиннадцати вечера и до десяти утра провел ночь открытых дверей, заходи и бери, что под руку попадется. Слава богу, все обошлось и никому не пришло в голову взяться за дверную ручку. Утром похмельные работнички обнаружили незапертую дверь, вызвали милицию и настучали на Куприянова хронически недовольному хозяину. Леню в течение следующей недели не пинал только ленивый, хотя в магазине ничего не пропало, а все продавцы, включая хозяина, бухали наравне с Куприяновым. Поизмывавшись недельку над затюканным подчиненным, начальник придумал ему страшную казнь — закодировать Леню на год и без справки от нарколога на работу не допускать. Куприянов поник плечами, перекрестился и поплелся сдаваться наркологу.

Следующие полгода прошли под знаком полной и оголтелой трезвости. Ленину жизнь в двух словах можно было описать как занудный сериал с неизменным набором штампов. Теперь по будням он непринужденно чередовал дом с работой, а на выходные вместе с женой и тещей объезжал сетевые магазины, скупая, что надо и не надо. Поэтому, когда Куприянову позвонил его старый школьный друган Серега Ерохин и пригласил на свой день рождения, радости Лени не было границ.

— А ты точно там пить не будешь? — допрашивала Куприянова хмурая супруга.

— Точно.

— Серега кого хочешь уговорит, — беспокоилась жена, — знаю я его, баламута.

— Не уговорит.

— Смотри-и-и-и. Доктор советовал лишний раз по пьяным компаниям не шататься.

Но Леня не послушался мудрого совета и, прихватив подарок, укатил на подмосковную станцию Гривно отмечать день рождения своего одноклассника. Праздник протекал чинно и благородно, в присутствии супруги именинника, родителей именинника, а также родителей супруги именинника. Присутствующие восторгались решению Лени завязать со спиртным, ставили его в пример Сереге и желали новорожденному такой же трезвеннической доли. Куприянов пил свою газировку, слушал заплесневелые истины относительно распущенности современной молодежи и невероятно скучал. Ну разве это праздник? Вот на прошлом дне рождения Ерохи они дали джазу. Леха Сапрыкин, тоже их одноклассник, так наковырялся, что уснул в туалете. Да так крепко, что разбудить его смогли только под утро, и в туалет всем страждущим приходилось ходить к соседям.

— Все, — поднял руки Леня, — мне пора домой.

— Оставайтесь у нас, — гостеприимно предложила супруга Сереги, искренне надеясь на его отказ.

— Не, мне домой нужно, — упорствовал гость.

— Ну, домой так домой, — развели руками родственники и ударились в обсуждение передачи «Встать. Суд идет».

— Я провожу, — вызвался Серега и почему-то подмигнул Лене.

— Только недолго, — предупредили родственники, — давай, чтоб через полчаса, как штык.

— Куприяша теперь не пьет, — посетовал Ерохин, — чего с ним, с дураком, долго шлындать. Одна нога здесь, другая там.

— Никакой он ни дурак. Тебе бы тоже закодироваться не мешало.

Только приятели вышли на лестничную клетку, как Ероха сразу схватился за телефон.

— Сапрыка, к барьеру. Мы на третьем этаже.

Леня встревожился, и было от чего. Когда на горизонте появлялся их одноклассник Леха Сапрыкин, приключения начинали сыпаться на задницы присутствующих незамедлительно. Приятели жили в одном подъезде: Сапрыка на девятом этаже, Ероха на третьем, и через пару минут дверцы лифта растворились. Оттуда показался сияющий Леха с бутылкой коньяка в одной руке и пивной кружкой в другой, в зубах у него была зажата роза. Он уронил розу в кружку и рявкнул на весь подъезд:

— Ероша, ювелирный был закрыт, и я купил тебе кружку!

— Тебя-то почему не пригласили? — задал Леня неуместный вопрос.

— Обыватели, — отмахнулся Сапрыка, — подумаешь, уснул в туалете. Кто трижды не был пьян, тот не гусар.

— Давай, Лень, накати, — Серега в очередной раз попытался уломать Куприянова, — сколько той жизни?

— Отлезь.

— Черт с тобой. Нам же больше достанется. — Приятели уселись на ступеньки, стали пить коньяк из пивной кружки и занюхивать розой по очереди.

— Вы бы хоть закусывали, черти, — забеспокоился Куприянов, — сейчас вас дугой накроет.

— «Курятиной» закусим, — рассмеялся Сапрыка, доставая пачку сигарет.

Они закурили, и Леня мог с точностью до секунды сказать, когда его вполне приличные друзья превратились в полных ублюдков. Еще бы, литр коньяка они уговорили за десять минут без всякой закуски, не считая розы и «курятины». Путь к железнодорожной платформе сразу стал тернист и извилист. Парочка пьяных в умат провожающих передвигалась исключительно от одного ларька до другого. Там они брали по пиву, лакали его и искали, где бы отлить. Леня брел следом и проклинал все на свете.

— Отпустите меня, — ныл Куприянов.

— Офигел? — возражал Сапрыка. — Пойми, Куприянчик, мы несем за тебя ответственность. Но ты не бойся, мы тебя не бросим.

— Лучше бы уж бросили, — бормотал себе под нос Леня, — вон какая-то электричка. Не моя?

— Нет, не твоя, — успокоил Ероха.

Друзья сразу сбавили темп и остановились у очередного ларька. Только стали брать пиво, как увидели другую электричку, спешащую вслед за первой.

— А вот эта уже твоя, — удовлетворенно заметил Сапрыка, — последняя. Следующая в пять утра. И до этого срока никуда ты от нас не денешься.

— Не трынди, — не поверил Куприянов.

Но действительно это была последняя электричка на Москву.

— Я же тебе говорил, что последняя, — торжествовал Сапрыка, — следующая будет в пять утра.

— Надо еще пивком лакирнуть, — задумчиво протянул Ероха, — тут рядом есть знатный пивняк.

— Хватит вам уже, — призвал к умеренности Леня.

— Ты прям как моя жена, — изумился Сапрыка, — еще скажи, что я по пьяни одно и то же по сто раз повторяю.

Леня напряженно молчал, мысленно проклиная своих задутых одноклассников, их дни рождения и все последние электрички вместе взятые. «Неужели я такой же, когда выпью, — холодея, думал Куприянов, — нет, не может быть». — «Такой же, такой же, — проснулся внутренний голос, — если не хуже». — «Не может быть», — воспротивился Леня. «Может, может. Бедная твоя жена. Напомнить пару эпизодов?» — «Не надо», — смутился Леня. «То-то». Сапрыкин и Ерохин бодро топали в направлении неведомого пивняка, а Леня семенил за ними, тревожно оглядываясь вокруг. А кругом бушевала жизнь «насекомых». Вся окрестная гопота дружно подтягивалась к питейному заведению. Три деклассированных элемента неопределенного возраста уламывали двух молоденьких лохушек в сарафанах и вьетнамках. Те загребали пыль давно немытыми ногами, скалили щербатые рты и были в принципе не против.