– Вот, значит, оно как… паря. Чегой-то этот Гельмут на тебя косится? Знать, ты поглавнее его будешь. Так что давай пой, кто это вас сюда пойти науськал.

– Я… – побледневший Вальтер облизнул мгновенно пересохшие губы, – я ничего не…

– Твое дело, паря, – усмехнулся военный, – не хочешь говорить – не надо. – И он с щелчком взвел курок пистолета с зажатым в нем опаленным предыдущими выстрелами кремнем. – Коль решил молчать – так я тебя сейчас и кончу. И этим другим покажу, как им делать не след. Авось они посговорчивей будут.

– Нет! – почти по-бабьи взвизгнул Блюхе. – Не надо! Я все скажу… все… Это все Пауль Рабке. Это он, он! Он приехал из Любека месяц назад. И сказал, что…

Вальтер пел будто соловей. Как выяснилось, Пауль Рабке прибыл из Любека с тайным поручением от какого-то высокопоставленного лица, коему надоело засилье русских купцов на просторах Балтики. И то сказать, ладно бы русские торговали по-старому, как оно велось испокон веку, – пенькой, льном, воском, поташом, салом… так ведь нет, они все переиначили. Вместо воска торговали всякой разной вощиной или уже готовыми свечами, вместо пеньки – канатами и веревками, вместо льна – парусиной и беленым либо крашеным полотном. Целые мануфактуры, заточенные под переработку русского сырья, разорялись, и торговые люди терпели сильные убытки. Ну кому такое может понравиться? Не говоря уж о том, что те же шведы ранее только на перепродаже русского хлеба имели почти миллион талеров в год. А теперь все эти деньги оседали в карманах жадных русских купцов. Неудивительно, что люди наконец раскачались и решили предпринять усилия, дабы восстановить нагло попранную справедливость…

Впрочем, рассуждения о справедливости военный в красном мундире пропустил мимо ушей, зато очень умело, всего парой вопросов и легким движением пистолетного дула у переносицы, переключил излияния Вальтера с прибывшего месяц назад Пауля Рабке на него самого. Где, когда, с кем, сколько получал, о чем должен был говорить… Где-то в середине этой речи Отто почувствовал, что его щеки стали совершенно пунцовыми. Оказывается, его развели как телка. Все эти разговоры, которые велись в таверне «У старого Карла» и которые он воспринимал как полную и абсолютную истину, ранее намеренно скрытую от него, а вот теперь, сейчас, открытую ему умными и честными людьми, с кем ему так повезло познакомиться и подружиться, как теперь выяснилось, в большинстве своем оказались ложью…

И велись они как раз для того, чтобы, когда поступит команда действовать, у Вальтера Блюхе, Пауля Рабке и их хозяев под рукой оказались бы молодые, крепкие ребята, искренне возмущенные «творящимся беззаконием» и способные сделать все так, как и надобно этим хозяевам, но при этом искренне считая, что они действуют по своему собственному разумению и побуждению. И лишь немногие из тех, кто сегодня ворвался в Русскую деревню, горя возмущением и негодованием (а также, куда уж деваться, желанием пограбить и преумножить сим свое благосостояние), знали или хотя бы догадывались, что происходит на самом деле. Как раз одним из таких догадывающихся и был Гельмут. А вот Отто оказался бестолочью…

– Вот так-то, паря… – сказал ему военный, закончив перекрестный допрос, после которого полный расклад стал понятен не только ему, но и всем остальным, в том числе и Циммерману. А его отношение к услышанному, похоже, оказалось явно написано на его лице. – Так вот с такими, как ты, телками завсегда и поступают. Поманят чем красивым – волей там или энтой… справедливостью, а потом и гонят на убой.

Отто вздрогнул. Русский, да еще военный, рассуждающий о высоких материях… это выглядело, как минимум, странно. И еще более странным было то, что он, похоже, был полностью прав…

– Ну да ладно, ништо, – продолжил между тем русский, – теперь-то уже эти мужи хитромудрые у нас попляшут. – Он почти по-дружески подмигнул Отто и развернулся к старику. – Вот что, отец. Ехать мне надобно. Да поскорее. Да не туда, куда собирался, а обратно, в Полоцк. К войсковому дознавателю. Сам видишь, какие тут у вас дела творятся… Да не одному, а с энтими тремя. Телега-то у тебя есть?

– Есть-есть, – закивал старик, – даже две.

– Ну так давай закладывай.

– А, – старик запнулся, – господин кирасир, можно и нам с вами? Клянусь, мы…

– Ты не клянись, – оборвал его военный, – просто не отставай. Потому как я ждать не буду. Так что давай иди быстрее. А я их покамест по дохтурскому делу обихожу.

– Но… врач, – робко начал Гельмут.

– Не боись, – усмехнулся военный, – не первый раз такие раны врачую. Знаю, как оно делать надобно. А к городскому дохтуру я тебя не повезу. Не обессудь. Времени нет. Уезжать надобно, пока этот ваш Пауль Рабке не опомнился. Причем вам как бы не быстрее, чем мне. А то он вас всех тут же к ногтю прижмет, чтобы свои темные делишки покрыть. Ибо вы теперь противу него первые видоки. Я-то что, капитан царевых кирасир, проездом ехавший. А вы – местные, речи его и его подручных не один день слушавшие, сами в погроме, им учиненном, участвовавшие. Ему теперь от вас сколь можно быстрее избавиться следует. Да при удаче еще и на меня все и свалить…

Циммерман поежился и настороженно покосился на дверь. А ну как этот самый Рабке сейчас ворвется в дверь со своими слугами? Но военный, заметив его взгляд и, к удивлению Отто, очень точно его истолковав, развеял его опасения:

– Не, сейчас ему не до этого. Да и не знает он, скорее всего, ничего еще. Эвон твой подельник-то что говорил? Что его людишки нонеча склады в порту грабят. А вас более для отвлечения внимания послали. Чтобы тут, значит, пожар запалить и хучь часть портовой стражи сюда отвлечь. Да, можа, и свеям основание дать в порту порядок подольше не восстанавливать. Мол, на беспорядки в городе отвлеклись, вот и не успели. Да токмо ваши все, я так думаю, не к нему помчались докладать о своем конфузе, а либо, как оно обычно при любом погроме бывает, евреев потрошить, либо, ежели я их совсем шибко испужал, вообще по домам. Так что покамест до него слух дойдет, покамест он своих людишек от грабежей сумеет оторвать да сюда двинет – мы десять раз скрыться успеем…

Уже сидя в телеге, с наново и очень умело перевязанной ногой и не менее умело связанными сзади подручным военного – редкобородым азиатом совершенно звероватого вида – руками, Циммерман уставился в спину военного, обтянутую красным сукном мундира. Ой, какой-то неправильный военный им попался. Эвон как все сотворил-то. И от налета в одиночку отбился, и из Блюхе сумел всю правду извлечь, и вообще… Но тот, как видно, спиной почувствовал его взгляд и, резко развернувшись, ухмыльнулся Отто.

– Что, болезный ты мой, гадаешь, откуль я такой шустрый взялся? А оттель, что я – кирасир! В кирасиры запросто так попасть никому невозможно. Надобно и доблесть, и волю, и смекалку проявить недюжинные… Но зато наши полки николи на жилое и не распускают, и по старости нас тоже никого не увольняют. Так государю и служим до смерти. И в бою врагов сеча, и иную какую крамолу и потаю вредную на государя и страну нашу, Русь Святую, изыскивая. Так что очень вашим этим хозяйвам не повезло, что я ныне мимо ехал…

Я сидел и смотрел на человека, стоящего передо мной. Узкие раскосые глаза, черные волосы, смуглая кожа и угадываемые под рясой кривые ноги – наследство сотен поколений степных всадников. Кто же он такой? Какого роду-племени? Я хмыкнул, потому что вопрос был глупым. Он – русский…

Последняя перепись населения, которую впервые осуществили совместно два приказа – Большой казны и Большой счетный, принесла мне очень интересные сведения. Численность населения страны уже перевалила за двадцать три миллиона. И это счетных! То есть только тех, на ком лежала та или иная тягота – служба государева, божье моление и сиротское бо старческое призрение, коим облагались монастыри и епархии (у меня не поотлыниваешь), государева казачья служба, подушная подать либо ясак. Кроме того, по прикидкам дьяков Счетного приказа, на территории страны проживало где-то около миллиона несосчитанных – среди которых были и калики перехожие, и скоморохи, ватаги, коих удалось-таки отучить от татьбы, но по большей части таковые жили, конечно, в совсем уж глухих таежных, степных и тундровых стойбищах. Эта перепись, проводимая в первую очередь для приказа Большой казны, нуждающегося в регулярном обновлении базы подушного налогообложения, впервые прошла по более расширенному списку параметров.