– Я сожалею об этом. Не думаю, что вы мне поверите, по это правда, – вымолвил он, глядя в сторону окна мимо нее, поверх лениво развалившегося Беккера. Кэтрин вздрогнула. Страх по-прежнему таился внутри.

– По той причине вы убили и Джона! – выкрикнула она.

– Я и об этом сожалею. Мы дали вашему приятелю время, чтобы ему надоело, но он не отступился. Люди оттуда хотели по-настоящему повязать нас, чтобы мы рисковали не меньше их. Докажите, сказали они. На своих. И мы доказали. Когда все повязаны по крайней мере одной преступной тайной, так надежнее.

Кэтрин обессиленно откинулась на спинку, щеки свело, по коже пробежали мурашки. Она была в ужасе от его ленивого повествования, ее пугало не столько что говорилось, сколько как говорилось. Его спокойный безмятежный вид; его убежденность, что он говорит о вещах вполне приемлемых, само собой разумеющихся. Джона упомянул походя, словно незначительный эпизод. Как и русскую женщину.

В голове теснились воспоминания об отце, о его великодушии; насколько он был лучше, добрее всех тех, кого она знала. И воспоминания о Джоне, о том, как она причиняла ему боль, как отказывалась помочь, позволила погибнуть. На глаза навернулись слезы. Харрел был озадачен. Чтобы отвлечь его от нежелательного любопытства, Кэтрин отрывисто спросила:

– Что вы скажете о своем отце?

Он удивился, но все же ответил:

– Думаю, типичный образец американской мечты. Мы до сих пор дружны. Живет в Коннектикуте, в каркасном побеленном доме за изгородью-частоколом. Патриархален, добр и мудр... правда, мисс Обри. И я его люблю. – Тут он ухмыльнулся. – Как видите, не такое уж я чудовище.

– Люди, подобные вам, никогда не поймут, что кто-то вроде меня, возможно, не хочет, чтобы вы занимались своими делами от нашего имени.

Как бы подводя итог, он развел руками.

Она услышала на крыльце топот ног, дверь распахнулась, и в комнату ворвался холодный воздух. Висевшие над камином голову лося и два охотничьих ружья окутало дымом из камина. Рядом с головой лося ей представилось мертвое удивленное лицо Хайда, а рядом с лицом Хайда – ее собственное.

Ее трясло от холода и страха. Она понимала, что должна попытаться бежать – помочь себе хотя бы чем-нибудь. Мысль была ясной и отчетливой, несмотря на дым, кашель и слабые ругательства. Она должна попытаться выбраться отсюда.

– Шесть сорок две. Объект находится в движении. – Чемберс, улыбаясь про себя, потянулся, сидя за рулем "эскорта". Потерся небритой щекой о микрофон, прежде чем сунуть его в гнездо на щитке.

В тридцати ярдах от него в дверях дома с кремовым фасадом на Итон-сквер появился Мелстед. При виде крадущегося Мелстеда у Чемберса потекли слюнки. Камера у глаза, направлена на объект, щелчок обтюратора, жужжание моторчика. Позади голых деревьев намек на рассвет, словно размазанная пальцем карандашная линия. Мелстед быстро зашагал по тротуару, доставая что-то из кармана. Остановился у маленького "воксхолла", которым он пользовался в Лондоне теперь, когда не было служебных машин. Положив камеру на сиденье рядом, Чемберс шлепнул по баранке, будто пуская коня в галоп. Весь напрягся, сон сняло как рукой.

В приемнике сквозь треск послышался голос Годвина.

– Не упущу, – бросил в микрофон Чемберс. "Воксхолл", выехав из линии стоявших машин, направился в его сторону, полоснув фарами по ветровому стеклу "форда". – Он поехал, Тони... поехал, – выдохнул он, завел мотор, развернул машину вслед тормозным огням "воксхолла". Начал преследование. – Выехал с Итон-сквер, направляется на восток, к центру, – возбужденно проговорил он.

Боже, как он ждал этого момента! Почти два года. Чтобы прищучить Мелстеда раз и навсегда. Старый хрыч Обри утверждал, что его приятель Мелстед не станет паниковать, и возражал против этих действий. Но Обри, цеплявшийся за снобистские традиции кастовой дружбы, оказался не прав, обнаружив, что традиции эти насквозь прогнили. "Бессмысленные предрассудки, типичные для вашего класса", – как однажды заметил кто-то. Загони их себе в задницу, парень... подонку, что впереди, видишь ли, нравятся попки маленьких мальчиков!

– Сворачиваем на Эбери-стрит, – машинально бормотал он в микрофон, не в состоянии проглотить вставший в горле комок и вытереть повлажневшие ладони. – Гровнор-гарденс, движемся на север.

Справа стена Букингемского дворца. "Воксхолл" держит скорость почти в ста ярдах впереди, светлый кузов мелькает под каждым фонарем. За громадой дворца рассвет борется с низко нависшей тучей. Гайд-парк-корнер, арка и Эпсли-хауз. Движение здесь оживленное. "Воксхолл" скользнул на Парк-лейн. На ступенях отеля "Дорчестер" араб в развевающихся на утреннем ветерке национальных одеждах. Поразительно – беспорядочные вспышки тормозных огней первых паркующихся у Марбл-Арч автобусов, извергающих пассажиров, которые нагрянули в Лондон за рождественскими покупками, – ведь магазины откроются нескоро. Кто-то, словно раненый, валяется на широкой панели тротуара, куча старого тряпья. Эджуэр-роуд, в кафе зажигаются первые тусклые огни. Возбужденное сознание фиксирует заметные ориентиры, названия улиц.

Это сослужит тебе большую пользу, Терри, старина... – но приходится обхаживать Обри, приходится, как предупредил Годвин, быть осторожным со стариком. К слову, надолго ли сам Обри? Оррелл его не любит, а Чемберсу хочется попасть на настоящую работу в Интеллидженс сервис, и поскорее. Не хочется терять годы под началом старика и калеки, какими бы умными они...

...Выходит, признаешь это за ними? В этой компании тебе не показать себя, так, что ли? Фыркнув, он принялся под светофором нетерпеливо стучать по баранке. "Воксхолл", удаляясь, свернул на Мэрилебон-роуд. Куда он едет? "Воксхолл" исчез. У Чемберса похолодело в груди и животе, а по радио заскрипел голос Годвина:

– Вы где, Терри?

– На Эджуэр-роуд, черт бы его побрал... Светофор! – ответил он.

– Потеряли?..

– Ни черта не потерял! Уж этого мерзавца я не упущу, приятель! – Ни за что, черт побери. Свернул на Мэрилебон-роуд... а дальше? Движение стало плотнее. За голыми деревьями и грязными домами полоска рассвета. Где же, мать его, он? Снова светофор. От расстройства аж застонал – а ведь казалось, все будет раз плюнуть, черт бы его побрал! Красная «альфа», черный «порше», три паршивых БМВ, облезлый допотопный «датсун», размалеванный фургон из цветочного магазина... «воксхолл!» Нет, черт возьми, голубой «воксхолл». Зеленый свет...

...Сопровождаемый сердитым тявканьем автомобильных гудков, он резко свернул на внутреннюю полосу, обойдя два такси и грузовик, потом вильнул на внешнюю – руки на баранке вспотели. Светофор... черт возьми, светофор! Он стучал по баранке, в бессильной ярости напрягая плечи. Черный "порше" встал рядом; глядя на него, улыбался молодой белокурый водитель.

Мелстед... где он, куда направился? Он же, черт возьми, без чемодана! Ничего с собой не взял, куда же тогда он бежит?

Что бежит, в этом Чемберс не сомневался. Весь его вид, то, как он двигался, оглядывался, – все говорило о том, что он собрался бежать.

– Терри! – почти шепотом произнес Годвин. – Терри, ты все еще его держишь?

– Черт, да!

Зеленый – рывок вперед, но "порше" далеко впереди. Рядом приткнулась БМВ, он, прибавив газу, вильнул на обгон, скользнув, как на льду, обошел вывернувший с Бейкер-стрит грузовик и снова вернулся на внешнюю полосу. Черт побери, мерзавец, где же ты? Бейкер-стрит... не свернул ли он налево? Глостер-плейс... мог улизнуть и туда!

– Терри, постарайся не потерять... – Черт, опять этот! Вот дрянь, совсем растерялся. Впереди зеленый свет – Парк-кресепт. Кажется, Обри живет где-то здесь. Паника была настолько велика, что ему представилось: вот-вот в окне соседней машины появится сердитая фигура размахивающего тростью старика. – Хьюз уперся. Старик очень сердится... – "Я так и знал!" – Хьюз считает, что под него не подкопаться. Ради Бога, не теряй Мелстеда!