Вот и январь. Рождество. Не самое веселое Рождество, кстати.

  Начало 1812 года отметилось многими значительными событиями. Во-первых, был снят со своей должности Сперанский, со скандалом и обыском в кабинете и доме, но арестован не был. Убыл в Нижний. Хотя и опалой это было сложно назвать. Александр просто удалил его в бессрочный отпуск 'по состоянию здоровья и до окончания разберательства'. На место Государственного секретаря был назначен, как и в моей истории, некто Шишков.

  В двадцатом веке он известен как литератор и один из идеологов войны двенадцатого года. Я о нем почти ничего не знал, разве только фамилию, пришлось добирать знания об этом человека тем, что услышал о нем уже здесь. Портрет вышел такой.

  Консерватор еще Екатерининской закалки. Моряк. Писатель. Не глуп, хотя и со своими мухами в голове. Парень возрастом уже под шестьдесят, но крепкий. Умеет быть преданным. Характер - психованный. Францию ненавидит люто, яростный англофил. Вечно всклоченный скандалист. Суждения всегда безапелляционные. Точку зрения же менял в свете желаний государя. Еще черточка, в полемике если увлекается, то - как глухарь на току. Только себя и слышит. Острый ум тщательно скрывает под маской недалекого человека. Опасен.

  Александр его назначил, как компромисс, своего рода уступку консервативным силам которые стали брать вверх в политической борьбе. Увы, но в Санк-Петербурге все изменилось не к лучшему. Консерваторы, под знаменами патриотизма здорово потеснили сторонников прогрессивных преобразований уж слишком увлекшихся в своих теориях, объявив их едва ли не агентами французов. Многие из тех, кто начинал с Александром путь нового устройства России стремительно теряли свое влияние, уступая давлению наиболее богатых помещиков и старых царедворцев. Это в какой-то мере касалось и моего патрона князя Кочубея. Впрочем, в политике такие галсы - дело обычное.

  Прибыв в Смоленск, я понял, что моя черная полоса еще не закончена.

  С чего я это взял?

  А с того, что в Смоленске Васильева и его группу я не застал, они отбыли всем составом в Вильно. Меня же персонально, приказом военного коменданта по оставленному для меня последнему распоряжению графа Васильева и его личной просьбе, сразу направили по месту основной службы. В запасной эскадрон моего полка при рекрутском депо в Ельне. Едва три дня в Смоленске выпросил, для оформления личных дел да для встреч с нужными людьми. С глаз долой, короче, убрали. Отчего и почему, я догадывался. Политические ветры переменчивы, и в данный момент они стали для многих неблагоприятными. Вот меня и прятали до поры.

  Поскольку приказ касался только меня, а Перебыйнис все еще числился по команде я и отправил его к графу с отчетом обо всем, что было проделано за тот срок, пока я не был при группе, а также рапорт о смерти солдата из бывших при мне подчиненных. Бюрократия в армии - штука вечная. Лучше хвостов по бумагам не оставлять.

  Чтобы фельдфебелю не было скучно в дороге, отправил с ним еще и Гаврилу. Для подстраховки.

  Иван Михайлович имел при себе также письмо, которое передал мне Кутузов. Ему сподручнее, и главное незаметнее будет подойти к Васильеву и потихоньку передать конвертик, да еще и разузнать что и как. Мне же светиться рядом с графом, выходит нынче не с руки.

  Так и получилось. Гаврила подкатил к дому где жили Васильев с Черкасовым на коляске как извозчик, мы экипаж решили все-таки не оставлять в Горках, хорошая вещь и мне и Гавриле в Смоленске сгодиться, так вот..., подкатил и вызвал Алеся. А тот уже Ивана Михалыча провел к начальству незаметненько.

  Два унтера по делу идут - никто и не оглянется.

  Так и прошел фельдфебель и письмецо передал.

  После Гаврила привез мне устную сердечную благодарность от графа Васильева и письменный ответ от моего руководства объясняющее все что происходило. Барон Черкасов по поручению того же Васильева отписал самолично и рассказал о последних новостях. Письмо по прочтению следовало сжечь.

  А новости не радовали.

  Нас всех конечно наградили, похвалили и так далее, но группу Васильева решено было расформировать. Уж больно мы насолили многим сильным мира сего. И еще. Создавалось у меня впечатление, что мы, в смысле наша группа, работали как испытательный полигон. Знаете, как мотор, что гоняют до момента его разрушения. А задачу выполнил - на списание.

  Впрочем, этого и следовало ожидать. Хотя и руководящими кадрами с опытом нашей работы решили не разбрасываться. Самого барона Черкасова оставляли в Вильно в распоряжение военного министра с повышением штаб-офицером, нашего командира графа Васильева забирали обратно в родной гвардейский кавалергардский полк, тоже с повышением в должности, чина же не повышали. Оба были награждены орденами Анны второй степени.

  Какие-то политические пляски в связи с приближающейся войной. Скорее всего, Кочубей желал видеть графа поближе к себе, возможны были и другие причины. Перетасовка кадров в конце 1811 года шла по всей армии. Но эти двое, в отличие от меня имели значительный вес в Свете и их обиженные нами достать не смели, в отношении, же геройского но скромного поручика - дело иное. Могут и рассчитаться на мне за всех, оттого лучше пока на глаза особо не лезть.

  Фельдфебеля Ивана Михайловича Перебыйниса граф Васильев забирает с собой в виде дядьки пестуна или денщика, поскольку успел оценить исполнительного и умного фельдфебеля, а лесовик Алесь соответственно остается с Черкасовым, тоже денщиком. Это неплохо. Все мои пристроены выходит.

  Последняя инструкция от Васильева, переданная Черкасовым устно через Гаврилу. Дословно.

  - Операции по типографии не было. Запомни. Вообще не было...

  М-дя. Мне, похоже, наград не будет...

  Потому как если узнают, кто к этому ручки приложил, нам всем просто оторвут головы. Там, оказывается, такие люди с нашей стороны завязаны были - мама не горюй. Мы знали, что те высоко сидели, но не предполагали, что настолько.

  Александр им пальчиком сделал 'ню-ню-ню', они пообещали, что 'ни в жисть'. На этом все и кончилось. Но обиду на людей, что поломали им бизнес, эти ребята затаили. Потому - молчок.

  Официальная версия. Поручик Горский с бароном Черкасовым работали в Герцогстве Варшавском по заданию графа Васильева исключительно по перехвату фельдъегерской почты французов. Вдвоем. И только! Потом барон с ранением и бумагами - в Россию, а поручик с копиями - на Дунай. Все. Больше ничего не было. Все документы по типографскому делу уничтожены. А саму типографию если кто и рванул, так то партизаны саксонские или там скажем баварские. Немцы, короче. Мы не в курсе вовсе. Ясно?

  А чего тут не ясного? Жизнь - синусоида, вчера были в фаворе сегодня в опале. Все нормально. Да мы и не за награды, вообще-то...

  Три месяца служу при эскадроне. Рутина.

  Крохотная комнатенка для жилья. Стужа. Писем от Анны нет. Гаврилу отослал в Смоленск, он плотно занимается маслодавильней, карандашной фабрикой, конезаводством и торговлей с уклоном в армейские поставки. Завязался с какими-то купцами и мещанами-рабочими, что-то мудрит с полотняной мануфактурой. Бизнес крутит по технологиям конца перестройки, которые постоянно из меня выуживает в просьбах рассказать как ведуд дела в заморских странах. Рассказываю, не вдаваясь в подробности. Гаврила ругает 'сатанинскую землю' где такие методы применяются, но потихоньку применяет их сам. О той земле не расспрашивает, соблюдая данное когда-то слово.

  Я, оказывается, все это время богател... Деньги к деньгам, не врет пословица. Поскольку Гаврила имеет со всех дел процент - он тоже при средствах. Читаю его еженедельные отчеты - душа радуется.