Впрочем, проблема не так и велика, поскольку из этого нескладеныша, часто путающегося в своих слишком быстро растущих лапах, обещает вырасти первостатейный охранник. Уже теперь коляска, лошади и люди, которые едут со мной, являлись объектом охраны звереныша-подростка. Свои, добровольно взятые на себя обязанности сторожа, Кангал тянет на совесть и с важностью неимоверной, жертвует для этого даже играми. Грач его потихоньку натаскивает, да и я занимаюсь. Зверенька принял меня за вожака и старается угадывать все желания. Забавное существо. Мне он нравится. Я ему тоже.
Грач обнадежил, что после Новоград-Волынского позволит мне сесть в седло Трофея. Тот, несмотря на свой злобный нрав, был довольно дисциплинированным конем с очень мягким ходом на рыси. В то же время кобылка, все-таки получившая за свой легкий и ласковый нрав прозвище Хюррем (Веселая), была несколько более игрива, чем надо. Молодая совсем. Внезапное взбрыкивание лошади под седлом для меня являлось пока не желательно, так что познакомлюсь я с этой лошадкой попозже.
Гаврила уже бодро передвигался, лишь прихрамывал заметно . Свежий воздух дороги действовал на обоих раненых благостно. В общем, до Орши мы добрались вообще без приключений. Невиданное дело! Но мне понравилось.
Осенняя дорога в разгар бабьего лета - нечто волшебное. Понимаю, почему Пушкин так любил эту пору. Палитра цветов - богатейшая. Желтые, багряные и медные тона опалой и еще держащейся на деревьях листвы, чернота вспаханных на зиму полей, таинственная темнота ельников, и зелень сосновых лесов. Все это на фоне серовато-голубого неба и алой зари. Прозрачность воздуха была такой, что казалось можно заглянуть за горизонт. Дышалось легко и вольно.
Ах, благодать Господня!
Порою, коляска спонтанно останавливалась, и мы все замирали перед этим великолепием словно в храме. Проезжалось сквозь эту красотищу, как сквозь одну бесконечную художественную выставку самого выдающегося из всех художников. Природы.
Мир замер в преддверии зимы, балансируя на границе тепла и холода.
Долгожданные приключения настигли нас за Оршей. Вернее, начались они раньше, просто я о них не догадывался. На первой дневной остановке, чтобы подкормить и напоить лошадей, Гаврила подошел ко мне с несколько озабоченным лицом.
- Следят за нами, Сергей Лексаныч. Сперва думал, примерещилось, а теперь точно знаю - следят.
- С чего взял? - Я вообще-то доверял чутью управляющего. Наверное, оттого его беспокойство передалось и мне.
И то... Полторы тысячи верст проехали без проблем. Не бывает! Со мною, во всяком случае.
- Дык, сперва думал конокрады. Лошадки-то у нас на зависть, вот люди и примеряются. А после пригляделся, не, не тот народ. Больно уж чистые и откормленные. Скорее пахолики (слуги) чьи-то. Кое-как следить обучены, в открытую на глаза не лезут, но соглядатаи так себе...
- Давай, по порядку.
- Стало быть, так. За день, до Орши, как ставали на ночь, приметил я человечка. Сидит за столом, ест. На всех поглядывает, а в нашу сторону ни разу и не глянул. Странность...
Дальше, в Орше, как в гостиницу вселялись, и полдня еще там были. Опять странные люди крутились. Но я еще не забеспокоился. А сегодня утром - вот он, опять тот знакомец, которого под Оршей видел. И опять - не глядит.
Ну, я полегоньку за ним прошелся. И верно. В трактире он еще с такими же знакомыми рожами, что подле нас терлись, пересекся. Четверо...
Подслушать не вышло. Решил я тогда глядеть за птицами. Маненько овса на дорогу просыплю, так пичуги за нами и подбирают. А как мы отъедем подале, фррр и взлетели. От корма так взлетают, ежели спугнет кто. Так, что за нами кто-то хвостом едет, а на глаза не кажется. Вот и решил встать так, чтобы кусты стоянку прикрыли от чужих взглядов и все вам обсказать.
- Понял, Гаврила, понял. Молодчина. - После скомандовал.
- Драгуны - ко мне!
Грач и Перебыйнис, которые стояли несколько в стороне, подошли.
- Вам Гаврила о своих подозрениях говорил?
- Говорил. Я, правда, ничего такого не углядел, но на сердце маетно. - Иван Михайлович покачал головой. - Наверное, надо опять оружие под рукой держать, как в Валахии. Береженого - Бог бережет.
- Делайте. Только незаметно. Хорошо, баул с оружием на самом верху поклажи. Потихоньку распотрошите. Ружья пусть в коляске лежат, но близко, чтобы вмиг достать, да по второму пистолету возьмите в кобуры при седле. Сабли к седлам приторочите, да еще по пистолету под плащи, чтоб в глаза не кидались. Все проверить и быть готовыми...
Гаврила, тебе мушкетон дробовой под руку. Тоже, чтоб не на виду. Едем и ждем. Нападут - отведают свинца, а не нападут до вечера - сами наведаемся к попутчикам этим прилипучим. Порасспросим, чего они нас пасут.
Люди преобразились. На физиономиях у всех появилось довольное выражение. Как же. Намечается драка. Радость-то, какая! Что за народ? Наркоманы адреналиновые, чесслово. Хм... И я, вместе с ними.
Кангал, отстань. Ты для таких дел еще мал.
Ррррр. Уиии...- обижается еще. И вообще, мужчины не скулят. Понял?
Тяф!
Когда знаешь, что и как, то слежку обнаружить уже не так и сложно, тем более народ далеко не зубры из внешки. В течение дня, наши ухари все-таки раза три засветились нам на глаза. Верховые. Четверо. И ведь предъявить им нечего, едут себе и едут. Может им по пути? Дорога-то не купленная.
Ладно. Что вы за люди, мы не знаем, но мне вас уже жалко. Чего жалко? Так сегодня на вас нападут. Ага. Разгневанные местные жители.
Коней отнимут, разденут и на дороге оставят. Может еще, и побьют слегка. Ну, спутают вас, с людьми....эээ, скажем помещика Троекурова, которые повадились по девкам местным шастать. Вот аборигены вас и поучат дубьем. А вы будете кричать , мол мы не люди этого самого Троекурова, и в глаза-де его не видели, а мы есть... Вот так мы и узнаем, кто вы есть. Засветите ксиву, хлопчики, никуда не денетесь.
На роль народных мстителей у нас подошли драгуны, играющие крепких сыновей почтенного крестьянина, а крестьянином, седым и хромым дядькой в годах был Гаврила. Этот водевиль надо будет сыграть блестяще, главное чтобы борода в неподходящий момент не отклеилась. Скомороший сын опять оказался на высоте, преобразив и себя и своих друзей. В наложенном гриме из подручных средств даже я не узнал бы их.
Поскольку мы остановились на ночь на небольшом хуторке, то наши наблюдатели, чтобы не мозолить нам глаза, были вынуждены разбить лагерь в ближайшем лесочке.
Спали голуби у огонька, как тут из леса вылезли "аборигены" и вмиг скрутили четверку сонных людей, лишив их попутно одежды, до исподнего. А ночки-то уже прохладные и земелька холодная... М-да.
Вот и первая неожиданность, вместо ожидаемого мата плененных звучит и 'курвий сын' и 'пся крев' и 'лайдак'. Так...
Антирэсненько. Чьи ж вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведет?
Карающие батоги 'крестьян' вызвали целую бездну ругательного красноречия, воплей боли и обещаний ответного гнева, как от самих терпил, так и от их хозяина. Когда дерут холопа, он всегда хозяином грозится. Так и узналось имя человека, который за нами решил понаблюдать.
Князь Зигмунд Мирский. Ни больше, но и не меньше. Так-то вот.
И что? Сам князь таким сявкам приказ отдает?
Нет, не сам конечно, а его ближний человек.
Какой человек?
А не твое дело! Но всех тут порвет, как Тузик грелку.
И тут на сцене появляюсь я ...
Кажется, хлопчики что-то начинают понимать. Но как только возникает Гамлетовская дилемма быть битыми, или не битыми, вопрос решился однозначно. Раскололись, как грецкий орех. До самого своего гнилого ядрышка.
