— Вообще-то я сам предложил превозмочь нашу счастливую жизнь! — сверкнул из толпы знакомый глубокий луч.

— Я помню, старик, — слушая Рубина, фонари недоверчиво притихли и начали вполголоса перемигиваться. — Но окончательное решение было за мной. Мне и нести за него ответственность…

— Да будет так! — откуда-то издалека пульнул тонкий, точный, ослепительно мощный луч.

От удара сфокусированного пучка прозрачное нутро гения со звоном разлетелось вдребезги. Народ ахнул всполохами. Многие бросились врассыпную.

То бил брат Рубина, Лазер Колюч. Они не были дружны, но и не враждовали — до всей этой десятидневной затеи. Рубин отличался завидным умом, а брат его имел уникальный, тончайший луч невероятной остроты, за что и прозвали его Лазером.

Опомнившись, осиротевшая когорта защитников ударила в ответ, да так, что от снайпера осталась лишь стекловидная лужица.

Началась паника. Задние ряды разбегались, передние же, напротив, пошли на штурм. Громилы Рубина без главного военачальника растерялись, и этого было достаточно, чтобы бунтовщики начали теснить. Перевес становился ощутимым — наседавшие брали числом, редевший отряд силачей не успевал прогреть лампы после выстрелов. Штурмовики ломили массой прямо по расплавленным телам товарищей.

Наконец безумная толпа разнесла в пух и прах все прожектора. Под радостные брызги света на вершину вспорхнула бывшая ближе всех к выигрышу Зелень Ядовитая. Ошеломляюще изворотливая, она в кратчайшие сроки сколотила себе такой капитал, что превосходила ближайшего конкурента почти наполовину.

— Слушай меня, фонари! Несмотря ни на что, мы победили! Вот, за моей спиной, — то, что негодяй удерживал в единоличном владении! Теперь всё это — наше! Налетай!

Народ не стал церемониться и снес Зелень, накатив валом. Та еле унесла колбы, лишившись пары светодиодов.

Удовлетворив жажду наживы, сборище фонарей разбредалось, волоча гроздья мыльных пузырей. Источник радужных надежд вынесли начисто — месторождению долго возрождаться после такого налета.

— Ну что, парни? Теперь наш черед! — моргнула Зелень Ядовитая своей охране, как только последний наивный фонарик, не найдя, чем поживиться, смылся из разграбленного колодца.

Эта девица знала толк в деле!

Конечно, она была практиком. Потеря по мимолетной оплошности двух светодиодов — ничто по сравнению с абсолютной властью! Очевидно было ее лицедейскому рассудку, что в народе игра продолжится сама по себе — фонари вошли во вкус. А значит, пузыри вновь стекутся в самые цепкие лапы. А от них, наипаче матерых спекулянтов, река шаров повернет вспять, опять к лучам Ядовитой. Ей хотелось расхохотаться, но она того не сделала, чуя изумрудным животом, что такое поведение не в ее интересах.

— Так, парни, учтем опыт предшественника и сколотим здесь крепость! Когда дурни опомнятся, нас будет уже не взять! — Зелень чуралась нравственных колебаний, в этом была ее сила.

Но слабость была в том, что ума в ней был не такой аршин, как в погибшем Рубине. Не учла она того, что после опрометчивого шага брата гения фонари перешли ту черту, за которой уклад их сменился необратимо. Никаких преград уж не было, а новая властительница того не заметила.

Не действовал народ согласно ее измышлениям — он начал тупо убивать! Никто теперь не торговался, фонари отбирали пузыри друг у друга по праву силы. И сама Ядовитая через неделю, заподозрив неладное, не успела уже ничего изобрести своим куцым умом, потому что сгорела от залпа вожака собственной охраны. Тот в открытую ударил всей мощью навстречу недоумевающему взгляду, справедливо рассудив, что луч его сильнее. И ушел, посмеиваясь, невозмутимо отодрав расплавленную ответным огнем деталь. Зелень била слабее и опоздала с выстрелом. Впрочем, что с того? Она могла бы узреть возмездие, проживи на пару секунд дольше: наглец был убит в спину. Своим рядовым.

А самое главное — то, что фонари в те дни совершенно перестали смотреть на небо. А напрасно, ой как напрасно! С самого зачина жуткого турнира с нашей звездой происходили странные вещи: свет ее менялся в блеске, пятна какие-то поползли по диску… И вот, когда уже в нашем мире воцарился полнейший братоубийственный хаос, — полыхнуло с неба так, что ни одной малюсенькой тени не осталось до самого горизонта! От дикой боли корчились фонари и гибли всем скопом, не в силах терпеть испепеляющий взгляд взорвавшегося светила! Будто надоело нашей звезде смотреть на творимое под ее лучами и решила она показать, кто во Вселенной хозяин.

Нигде нельзя было укрыться от ее невыносимого жара! Лопались тонкие нити, сгорали светодиоды, плавились колбочки — выгорало всё наше хрупкое нутро. Беспощадный свет затопил всю планету, не было ни единого укромного уголка, могущего спасти от ярости светила, прежде спокойно дарившего нам милость с переливчатого купола.

Не знаю уж, каким чудом я выжил, малыш. Побило всю лампу, но чуток зрения звезда мне оставила.

Она нынче уж не та, что в прошлом. Мертвая, тусклая ходит по извечному кругу.

И я на всей планете один зрячий остался. Остальные шарахаются, словно бесноватые, тычутся слепо, добивают приборы о камни. А ты вот явился вдруг — новенький, да еще какой! Ну-ка, сверкни малость… Ох, хорошо! Молодец, пострел!