Вечером, прогуливаясь в районе порта с князем Ельчаниновым и царевичем, Андрей наблюдал, как два десятка людей вооруженных топорами отплыли в сторону белого моря. На вопрос Алексея, куда это они? Силантий Семенович молвил:

– В Усть-Онегу. Мы тоже скоро туда отправимся, как только Петр Алексеевич завершит здесь свои дела.

Под делами князь подразумевал ремонт шведских парусников и постройку фрегата.

Вечером того же дня Ремизов встретил на берегу Ивана Рябова. Тот сидел на бревне и смотрел на море.

– Митрия вспомнил, – молвил лоцман, не глядя на Александра, – жаль, хороший паренек был. Сгинул ни за что. Не надо мне было его с собой брать, да ведь он все равно бы меня не послушал.

– Все это уже в прошлом Иван Емельянович, – проговорил Ремизов, присаживаясь рядом с кормщиком. – Мертвых уже не вернешь, а нам и им, – Александр махнул в сторону Архангельского городка, – жить да жить. И смерть многих кто погиб в то лето, в том числе и смерть Дмитрия Борисова. Но я к тебе не для утешения пришел. Царь Петр Алексеевич поход задумал. Да не простой, через леса дорогу будем делать, да корабли по ней с Белого моря в озеро Онежское тащить. А оттуда по реке в Ладогу, на штурм крепости Нотенбург. Вот и думаю позвать тебя с нами, – добавил Александр, – ты бобыль, – напомнил он, – и тебя здесь ничего не держит.

– Мне нужно подумать, – молвил Рябов.

В день, когда армия государя московского на пяти парусниках выступила из Архангельского городка в сторону Усть-Онеги, утром к Ельчанинову пришел Яшка Кольцо и попросил у князя – отставку. Силантий Семенович посмотрел на него и проговорил:

– А могу, я поинтересовался причинами такого желания?

И признался тогда бывший разбойник, что чувства сильные испытывает к Евдокии. И желал бы разделить с ней судьбу.

– Ладно, – молвил князь, – дам я тебе отставку.

Воздушный отряд на бывшей шведской шняве, с погруженным на нее воздушным шаром отплыл из Архангельска двадцать пятого июля тысяча семьсот второго года. Сын государя Алексей вместе с Андреем Золотаревым находились в бывшей каюте шведского офицера. Эстонец преподавал царевичу географию.

Короткое расстояние между двумя точками – прямая линия, но иногда приходится делать крюк. Чтобы попасть в Усть-Онегу, небольшое поселение, из Архангельского городка на парусниках пришлось обогнуть полуостров. Все время, что длилось плавание, царевич Алексей старался не выходить из каюты на палубу. Лишь когда стали видны в подзорную трубу избы усть-онежцев, он набрался смелости и выбрался на палубу, отыскал там Андрея Золотарева.

– Дядя Андрей, – проговорил паренек, называя учителя – дядей, – можно я в подзорную трубу посмотрю.

– Пожалуйста, – сказал эстонец, протягивая ее.

Царевич долго разглядывал побережье, потом неожиданно, для Золотарева посмотрел в сторону моря.

– А Балтийское море, оно такое же? – поинтересовался Алексей.

– Почти, – молвил Андрей. – Только оно немного южнее находится.

– Предыдущий учитель, его лужей называл. И говорил, что оно «гнилое».

Эстонец задумался. То, что его моря, на берегах которого он вырос, называлось лужей – слышал, а вот что «гнилое» – ни разу. Осенью, когда воздух становится прохладным, влажность становится не выносимой и иногда щиплет за нос, но это, как знал Андрей, бывало только в северной части моря.

– С ним можно согласиться, – сказал Андрей, – да вот только выхода у твоего отца нет. Черное море, в прошлом называвшееся южным, для нас сейчас закрыто. Там турки. До японского и китайского далеко. Есть, конечно, Белое море, с портом в городе Архангельск, да вот только одного выхода в Европу для такого государства как наше мало. Поэтому нам и нужно пробить себе выход, даже силой оружия к Балтийскому морю. Давай я тебе на карте покажу.

Они вернулись в каюту. Золотарев расправил на столе карту. С одной стороны, чтобы она не сворачивалась, поставил, пустую кружку, с другой, положил подзорную трубу.

– Вот смотри Алеша, – проговорил он. – Вот это Белое море. Здесь мы. Чтобы попасть в Голландию или Англию нужно сделать большой круг, а вот Балтийское море, тут до европейских стран рукой подать.

– Но ведь, море, действительно лужа, – сказал царевич, – вон на карте даже выхода из него нет.

– Согласен с тобой, – молвил Андрей, – конечно если бы взять под контроль Данию, то было бы еще лучше, да вот только, чтобы туда пробиться, для начала нужно выйти к Балтийскому морю.

Затем Золотарев попросил царевича посмотреть на Азовское и Черное море. Объяснил пареньку, что ежели даже и взять их под свой контроль, то нужно объявить войну Оттоманской империй, а для нее Московское государства не готово.

– Вот Алексей, – добавил Андрей, показывая на небольшой проход из Черного моря в Эгейское, – Только с взятием Царьграда, а по их нему Стамбула, можно добиться полного контроля над Черным и даже Эгейским морем. Мальчишка слушал, и казалось, он стал понимать замыслы своего отца.

В дверь каюты постучались, а затем в помещение просунулась голова боцмана.

– Входи в Усть-Онегу царевич, – проговорил он.

– Вот и прибыли, – сказал Андрей.

Поселение в устье реки Онеги и носившее название Усть-Онега было известно с середины двенадцатого века. И было одним из множества пунктов для сбора урока[56] в уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича, и до восемнадцатого века входило в состав Турчасовского стана Каргопольского уезда.

Выбор Петра Алексеевича поселения, как отправной точки начала похода, не случаен. Государь предполагал, что расстояние тут намного короче, чем, если бы все начиналось из Архангельского городка. Был еще один вариант похода, немного по лесу, а затем водным путем по озерам. Вот только Петр не был уверен, что знает глубины рек, а на исследование и на поиск может уйти гораздо больше времени. Так что вариант с поселением Усть-Онега был не так уж и плох.

Приказав вытаскивать парусники на сушу, монарх отправился в избу, где жил староста поселка. Тот приветствовал государя поклонам и предложил отобедать с ним. Петр лишь отмахнулся и молвил, что ему бы не помешала хорошая постель, ибо за время плавания не сомкнул глаз. Горница, в которой мог бы отдохнуть государь, нашлась, вот только вместо пуховой перины, что хотел бы предложить хозяин – тюфяк, набитый соломой.

– Не привыкать, – проговорил Петр, опуская голову на подушку, – приходилось спать и сидя, – вспомнил он свое пребывание в Голландии.

Зато потом, когда проснулся, вызвал к себе Александра Меншикова. Тот явился сразу, чай находился в соседнем доме, вот только не отдыхал в отличие от государя, а приставал к местным девицам.

– Алексашка, – молвил Петр, вставая из-за стола, за которым обедала обычно семья старосты. – Найди-ка мне человека, что доставит сие послание к воеводе Белозерскому. Монарх свернул бумагу и протянул ее фавориту.

– А что это? – поинтересовался тот.

– Указ об изготовлении пяти воздушных шаров, по эскизам Золотарева, – молвил государь, – да наборе солдат в воздушный флот. Так же в письме повелеваю сделать, это как можно быстрее, после чего немедленно выступать в район южного берега Ладожского озера. Меншиков хотел, было уже идти, когда Петр остановил его и сказал:

– Позови ко мне Золотарева. Мне надобно поговорить с ним.

Андрей и царевич были размещены в небольшом домике на окраине поселка, у вдовца. Жена тог умерла при родах, оставив ему наследника, ровесника Алексея. Мальчишки сразу же сдружились и убежали, пока старшие вели беседу за чаркой кваса. Вдовец, звали его Олег Онегин[57], расспрашивал гостя о царе, Москве и о событиях, что творились в Московском государстве. Эстонца же интересовало, откуда у хозяина такая фамилия. (То, что она станет в будущем литературной, Андрей решил умолчать). На что получил вразумительный ответ.