Утром Андрей приехал в дом Евдокии. Хотел, было спать лечь, да вспомнил, что видел ночью с воздушного шара. Поэтому растолкал дремавшего князя. Тот протер глаза и недовольно посмотрел на приятеля. Затем спросил:

– Ну, что случилось?

– Ночью к шведским парусникам приблизился коч, – зевая, проговорил Золотарев.

– Ну, и что?

– Двое поднялись на корабль.

– Любопытно, – молвил Ельчанинов, у которого сон как рукой сняло. – Ты помышляешь, сыскался такой человек, лучше сказать людишки, – поправился он, – что сговорились провести ворогов корабельным путем?

– Безусловно.

– А я вот не верю. Нет таких русских, что согласятся врагу помогать. Может их убили там на шхуне?

– Если бы убили, то тела бы за борт выкинули. На кой им нужны трупы.

– И то верно, – согласился князь. – Ты то, как помышляешь?

– Ну, это история длинная, – проговорил, вставая с постели, Силантий Семенович. – Ты давай рассказывай.

Пока князь умывался да одевался, Андрей пересказал события, так как помнил по фильму.

– Думаешь, капитан-командор решил пойти на хитрость? – поинтересовался Ельчанинов, подходя к столу, где под накрытым полотенцем, для него Евдокией был оставлен завтрак.

– Не исключено.

– Убежден.

– Не совсем. Видишь ли, князь, – сказал Андрей, давая понять, что Ельчанинов хоть и друг, но все-таки главный, – видишь ли, князь, – повторил он, намекая, что решение в любом случае придется принимать тому, – исторические события в будущем часто искажаются. И то, что было запечатлено в исторических книгах, вполне может быть вымыслом.

Андрей поведал, что за триста лет прошедших после правления Петра Алексеевича и его потомков, в государстве многое менялось. В том числе и правители, которые, желая очернить, иногда правили историю. Иногда было на оборот.

– Вполне возможно, что Ремизов не отправлял Рябова с заданием, – пояснил эстонец, – и тот пошел на свой страх и риск.

– Это можно узнать, только поговорив с самим капитан-командором, – молвил князь, поднося деревянную ложку с перловой кашей ко рту. Откушал ее и добавил, – как только я закончу трапезу отправимся к нему. Золотарев зевнул. Это не ускользнуло от Ельчанинова.

– Ничего, ничего. Потом отоспишься.

Александр Ремизов жил в просторном доме на окраине Архангельского городка с женой красавице да сыном. Он очень обрадовался, когда на пороге появились князь Ельчанинов и его друг. Ремизов поднялся из-за стола подошел к ним. Обменялись рукопожатиями. Затем капитан-командор предложил им присесть на лавку.

– Что привело вас ко мне? – поинтересовался он.

Князь поглядел на Золотарева и только после того, как Андрей, зевая, кивнул, рассказал о событиях произошедших за последние четыре дня. Сообщил, что флаги на них разные. Есть и голландские, и английские, а вот шведских не видно. Поведал и о сожженной ладье (то, что это был корабль, Ельчанинов не сомневался), о рыбаках причаливших к неприятельскому флоту. Тут Силантий Семенович заметил, что капитан-командор напрягся.

– Я хотел бы знать, – сказал Ельчанинов в конце рассказа, – а не отправлены ли эти рыбаки вами,– чувствуя, что надо пояснить смысл сказанного, добавлен, – с целью посадить несколько кораблей на мель возле Ново-Двинской крепости, под самый обстрел из береговых пушек.

Капитан-командор замешкался. Неожиданно он понял, что сидевшие перед ним представители тайного приказа, знали об его замыслах. Конечно ни Ельчанинов, ни Золотарев могли бы не поверить в его слова, посчитав, что тот решил сдать крепость и город. Правда и скрывать что-то было бессмысленно. И он рассказал, как двенадцатого июня, на закладке Ново-Двинской крепости, когда всех потчевал князь-воевода, им был отозван на берег помор Рябов Иван Емельянович. Именного его капитан-командор и уговорил посадить корабли на мель.

– Ни кто другой с этим не справится, – добавил он в конце.

И тут Андрей захрапел. Усталость взяла свое. Он лишь на секундочку прикрыл глаза.

– Что же вы не позволили человеку отдохнуть, – прошептал капитан-командор, поднимаясь из-за стола. – Помоги те мне, – сказал, подходя к лавке.

Князь встал. Ремизов наклонил Золотарева, а затем аккуратно положил. Подошел к стене и снял епанчу. Вернулся к спящему, накрыл его.

– Пусть спит, – а мы с вами кое-что еще обсудим.

После разговора с Рябовым, командор шведской эскадры Карл Лёве приказал, приготовит для него шлюпку. Новости, полученные от лоцмана и его толмача, заставляли о многом задуматься. Русские знали, что к городу движется вражеский флот, а значит, были к этому хорошо подготовлены. Проще было бросить якоря, около материковой земли, а уж оттуда по суше добраться до Архангельска. Можно это сделать, да вот только войско, находившееся под его командой, уж очень небольшое.

Когда лейтенант доложил, что шлюпка спущена на воду. Леве встал с кресла, накинул камзол. Подошел к адъютанту и взял треуголку. Вышел на палубу и вдохнул утренний прохладный воздух моря. Спустился и занял положенное ему по рангу место. Вначале направился к шняве, затем к обоим галеонам, к фрегатам. Подбодрил офицеров, на шняве капитана Вахтмайстера. Предупредил их и ободрил рядовых. Попросил в этом порученном деле о всяческой осторожности и добром поведении. Затем вернулся на «Варберг».

В девять часов эскадра выступила в направлении Архангельска, и уже в двенадцать часов оказалась в пределах досягаемости острова Мудьюгского. Встали на якорь, так как прозвучал пушечный выстрел.

Командор вызвал лейтенанта и попросил спрятать лоцмана и толмача, чтобы таможенники их не могли найти.

– Вполне возможно, что нас примут за англичан, – добавил он. – Хотя, будьте готовы и при первой возможности попытайтесь обезоружить русских.

– Имя у тебя Афанасий, – проговорил таможенник Федор, – как у архиепископа. Видимо сам господь бог на твоей стороне. Сколько помню тебя всегда смел ты и храбр. Не убоишься злодейских ворогов? Афанасий Иванович Крыков посмотрел на стрельца и улыбнулся.

– А чего мне их боятся. Люди, как люди. Такие же смертные, как и мы. И на каждого ворога найдется пуля или на худой конец сабля. Так что только пусть попробуют явиться к нам. Затем поручик вытащил из ножен саблю.

– Вот она наша заступница. Дверь скрипнула, и в избу вошел караульный.

– На горизонте семь кораблей, – доложил он.

– Ну, вот, – молвил Крыков, – дождались.

– Вороги? – спросил Федор.

– Вполне возможно. – Проговорил поручик, поднимаясь с лавки. Застегнул кафтан на все пуговицы, надел темно-серую шапку, и молвил, – Пора.

Вслед за караульным вышли из дома. Тут же сбежались таможенники, которые до этого мирно отдыхали на лице. Крыков рассказал о сложившейся ситуаций, пояснил, что, скорее всего корабли это воровские, а посему они могут и не вернуться. Приказал Федору да караульному Фролу остаться на острове.

Затем повелел дать пушечный залп, что служил сигналом к тому, чтобы парусники встали на якорь, для таможенного досмотра. Когда над главным фрегатом взвился сигнальный флаг «Просим лоцмана».

– Лоцмана просят, – выругался поручик, плюнул на землю и молвил, – а ну, братцы давайте столкнем карбас на воду.

Карбас шел быстро, и вскоре приблизился к кораблям. Русское знамя развивалось на ветру. Громыхал барабан. Чувствовалось, что идет таможня.

– Чьи корабли? – прокричал Крыков, когда барабан смолк.

Высунувшийся с кармы офицер посмотрел на поручика и ответил на ломаном русском:

– Английские торговые, идем к городу для торговли… нужен пропуск.

– Требуем досмотра, – прокричал Афанасий Иванович.

И вскоре поручик и пятнадцать солдат уже стояли на борту шнявы. У парадного трапа их встречали капитан Вахтмайстер. Он вежливо извинился, и попросил последовать Крыкова в каюту, где по его словам лежал простуженный шкипер.

Афанасий Петрович кивнул. Он рукою в перчатке придерживал саблю у бедра, с половиной своих солдат и с капралом направился к трапу, ведущему в кают-компанию. Перед ним знаменосец нес русский флаг, сзади два барабанщика мелко выбивали дробь. Там он застал капитана Лиллекруне (что выдавал себя за шкипера) сидевшего за столом. Крыков резким повелительным голосом сказал: