– Постараюсь, – мужественно ответил монах. – Надолго меня не хватит, но надежда придаст мне силы на какое-то время.
– На вот, глотни… Все, следуйте за мной.
Брат Валентин вышел в сырой вонючий коридор и двинулся со свечей чуть впереди, прикрывая колеблющийся язычок ладонью, а за ним, обнявшись, ковыляли Альберт со Стефаном. Перед каждым поворотом отец Валентин замирал, прислушиваясь, и тогда замирали и прислушивались к падающим с потолка каплям его спутники. Коридор заканчивался каменной лестницей. Лоснящиеся мокрые ступени освещались редкими факелами.
– Там уже рассвело, – тихо сказал Валентин, поднимая палец к низкому потолку.
– А где спят стражники? Где-то здесь? – шепотом поинтересовался Альберт.
– Если бы стражники находились здесь, их доля была бы не намного лучше арестантской. Нет, они наверху.
– А как мы покинем крепость? – также тихо спросил Альберт, помогая Стефану подниматься по лестнице.
– Крепостные ворота с рассветом открывают настежь, мы возьмем брата-бенедиктинца под руки, как пьяного, и поведем вниз по улице. Только пока не знаю, как покинуть город. Надеюсь на помощь Господа, – шептал Валентин, поднимаясь по лестнице.
Он остановился перед тяжелой наружной дверью, задул свечу, убрал ее в суму и осторожно, стараясь не скрипеть, приоткрыл дверь. Во дворе крепости стояла та ранняя утренняя тишина, в которой все звуки особенно хорошо слышны.
– Еще рано выходить. Дождемся, пока прозвонят колокола собора и стража откроет ворота, – прошептал Валентин.
Беглецы прислонились к стене, приготовившись ждать. Минуты текли невыносимо томительно. Стефан уронил голову на грудь, и Альберту приходилось его придерживать, чтобы он не сполз по стенке. Через щель приоткрытой двери было видно, как сумерки медленно, словно туман, рассеиваются, и наконец раздался звон колоколов городского собора.
– Не снимайте куколь, – напомнил Альберту Валентин, открывая дверь. – Помните, что у вас не выстрижена тонзура.
Взявши Стефана под руки, они, как и договаривались, вразвалку пошли к выходу из крепости, где два стражника неохотно налегали на массивные деревянные створки. Занятые воротами, они не обратили внимания на то, откуда вышли монахи, и лишь отпустили несколько скабрезных замечаний, касающихся пьянства монахов. Выйдя же из арки, беглецы не прибавили шагу, а шли так же неспешно, чтобы не вызывать подозрение караульных на башнях.
– Покинуть-то город можно, достаточно дождаться группы паломников или торговцев и вместе с ними выйти за ворота, не привлекая к себе внимания, – шептал Альберт, пока они шли вниз по улице мимо рано встающих разносчиков с тележками.
– Я думаю, нам и так откроют, – тихо ответил Валентин, – только далеко-то мы не уйдем, потому что нас рано или поздно хватятся и пошлют вслед погоню. Надеюсь лишь на то, что святой Христофор приведет к нам доброго человека, который согласится спрятать в своей телеге беглецов.
– Если вы забыли, то денег у меня больше нет, – на всякий случай напомнил Альберт.
– У меня есть. Кстати, в крайнем случае постараемся спрятаться в каком-нибудь доме, пообещав молиться за приютившего нас до конца дней.
– Ну, на это я бы не рассчитывал, – нахмурился Альберт. – Учитывая, с кем мы сцепились…
Мрак на кривой улочке не рассеивался из-за нависавших вторых этажей. Попетляв, она вывела к южным городским воротам, где у харчевни рядом с городской стеной к коновязи было привязано пять-шесть оседланных лошадей. Одна из них, гнедая, несомненно, принадлежащая влиятельному всаднику, была в расшитой золотом красной попоне. Рядом маялся латник, видимо, оставленный охранять поклажу. Альберт чуть замедлился и стал приглядываться. Судя по бодрому виду лошадей, нетерпеливо переступавших с ноги на ногу, дорога им только предстояла. Похоже, это несколько рыцарей со своими оруженосцами отправлялись из Брессюира по каким-то делам и решили выпить эля на дорогу: из харчевни слышались громкие голоса и стук кружек. Тут беглецы посторонились, пропуская телегу, груженную бочками – она гулко проехала мимо харчевни к воротам, на козлах сидело двое – видимо, купец и его помощник. Один из двух стражников, дежуривших у ворот, неспешно направился к повозке, оставив алебарду прислоненной к стене.
Все складывалось как нельзя лучше, и даже латник отвернулся и снял с головы блестящую железную тарелку, чтобы почесать взмокшую шевелюру. Переложив больного монаха на брата Валентина, Альберт подошел к лошади в попоне и осторожно отцепил свинцовую булаву. Латник еще тер глаза рукой, когда историк без замаха стукнул его по затылку. У англичанина подкосились ноги, но Альберт успел подхватить его под мышки, крякнув от тяжести, и помог мягко опуститься на землю. Оглушенный охранник теперь сидел, прислонившись к столбику коновязи, и со стороны могло показаться, что он просто мертвецки пьян.
Быстро скользнув вороватым взглядом по сторонам, Альберт убедился, что проделанное осталось незамеченным, а стражник все так же увлеченно торгуется с купцом.
– Пока ждем, – сипло, потому что пересохло в горле, прошептал Альберт монахам. – Но как только для торговца начнут открывать ворота, вскакиваем на лошадей и пытаемся проскочить вслед за телегой.
Но стражник все никак не мог договориться о плате за проезд, хотя второй, тот, что был у ворот, уже начал тянуть на себя широкую правую створку. Тогда Альберт принялся отвязывать лошадей, чувствуя, как взмокла от волнения спина. Стефан тоже собрался и ухватился за стремя рыжего коня. Он мелко дрожал, но глаза под сведенными жиденькими бровями смотрели решительно. Брат Валентин с беспокойством оглядел его чумазое лицо и взял его за талию монаха, чтобы по знаку подсадить в седло. А в таверне раздался новый взрыв хохота, но на этот раз громче, потому что дверь открылась.
– Черт возьми, что вы забыли тут, побирушки? – раздался гневный бас, и Альберт, быстро обернувшись, увидел на крыльце рыцаря. В левом латном кулаке он держал большую кружку, а правая уже тянулась к рукояти меча на перевязи. – Джон, ты спишь, мерзавец?! – он гневно глянул на оглушенного латника.
– По коням! – громко и четко произнес Альберт и мгновенно вскочил на коня в красной попоне. Валентин умудрился мгновенно забросить легкого Стефана в седло рыжей лошади – страх придал ему силы – и тут же влез на соседнего коня.
– Вперед! – яростно крикнул Альберт и пустил коня в галоп, изо всех сил стуча пятками в мягких сапогах по крупу.
Стражник, сжимая монеты, уже отходил от телеги, когда монахи в развевающихся рясах чуть не сшибли его на своих лошадях. Тот, что был у ворот, услышав крик рыцаря, налег на створку, чтобы преградить путь. Но Альберт размахнулся булавой, и стражник поспешно отпрянул, закрывая голову руками. Копыта уже гремели по подъемному мосту, когда сзади раздались истошные вопли, а потом и пронзительные звуки рога.
Куколь сбросило ветром, Альберт оглянулся и увидел выбежавших на мост солдат, а на стене замелькали шлемы лучников. Но то ли луки не были готовы, то ли наверху не сразу опомнились, да только несколько стрел пролетели мимо уже на излете. Однако же за беглецами все-таки послали погоню: на мосту показались два всадника из свиты обворованного рыцаря.
Только насчет них Альберт уже не беспокоился: куда им, облаченным в тяжелые доспехи, поспеть за людьми в легких рясах, да еще на самых лучших конях. Вот только бы Стефан не подкачал и не свалился с лошади. Но монах прилип к коню, обхватив его шею руками, и хоть болтался как куль, однако же умудрялся не падать. Минут через пятнадцать бешеной скачки преследователи отстали, а затем и вовсе повернули коней.
Лишь когда Брессюир скрылся из виду, Альберт решил, что пора лошадям перейти на рысь, а потом всадники пустили их шагом. Страшные подвалы все еще стояли перед глазами, и стало жалко, что не получилось захватить и подменных лошадей. 'Впрочем, хорошо еще, что так удалось', – размышлял он, похлопывая благородного коня по мускулистой шее.
Когда закончились виноградники и впереди показался лес, спутники остановились посовещаться.
