Наконец вышел оруженосец и направился к Альберту, но Валентин неожиданно вперед выскочил и суетливо запричитал, что у него очень срочное дело к губернатору, что он идет издалека и просит принять его первым, раньше благородного сэра Роджера. Дело, мол, не терпит отлагательств. Оруженосец задумался, переводя взгляд с рыцаря на монаха и обратно, затем кивнул головой и увел брата Валентина за собой. Альберту все это очень не понравилось, а минут через двадцать подошел рыцарь с непроницаемым лицом в сопровождении четырех солдат и сухо выразил готовность отвести и его к Рейно дю Фэйлу.

Пришлось подниматься на третий этаж, где находилась приемная губернатора, и Альберт невольно залюбовался видом из верхней бойницы: вся местность была как на ладони. Однако же сильно настораживал звон доспехов пяти человек сопровождения. Двери были распахнуты. Рейно дю Фэйл, человек лет пятидесяти, в черном камзоле с серебром, стоял у стола в просторной и неуютной комнате, а к стене, спрятавшись среди полотнищ разноцветных флагов, боязливо жался брат Валентин.

Альберт растерянно вышел на середину, не зная, как правильно приветствовать губернатора, но это и не понадобилось. Дюжие латники схватили его под руки, да так, что он не мог и пошевелиться, а сзади подошел рыцарь и вынул из ножен на поясе Альберта кинжал.

– Так объясни мне сейчас, рыцарь, кто же убил английских солдат в деревне – француз или англичанин? – с издевкой спросил губернатор. – Монах мне только что все поведал.

– Вранье! – прохрипел Альберт. Такого поворота событий он точно не ожидал.

– Я, может быть, и не поверил бы ему, – Фэйл кивнул в сторону монаха, – да у меня есть еще свидетели. А посему мне даже разбираться неинтересно, почему ты так поступил. Рыцарь, который запятнал себя ложью, не достоин носить не только золотые шпоры, но и голову. Я не буду разбираться, англичанин ты или только выдаешь себя за него. Послезавтра на рассвете тебя казнят, – с этими словами губернатор отвернулся и подошел к окну. – Однако будет тебе небольшая уступка. Монах сказал, что ты пришел сюда, чтобы поговорить с Зеркальным Дьяволом. У тебя будет с ним встреча. Вы будете ждать казни вместе, в одной темнице. Так попросил брат Валентин, а коли он оказал мне услугу, то и я не буду глух к его просьбе. Монахи тоже бывают весьма изощренны в вопросах наказания, а у отцов-инквизиторов даже есть чему поучиться. Поблагодари же его.

– Мерзавец! – крикнул Альберт. – А еще вино мое пил и про алхимиков так складно рассказывал! Какой ты после этого алхимик, жалкий предатель!

– Алхимик? – заинтересовался губернатор. – Мне интересно будет пообщаться с настоящим алхимиком.

– Я лишь разбираюсь в житиях великих алхимиков и их книгах, не более, – тихо ответил отец Валентин, не поднимая глаз.

– Это уже не так интересно, но я уверен: и о превращении металлов ты что-нибудь да расскажешь, – произнес губернатор елейно и, повысив голос, приказал солдатам: – А этого в темницу к чернокнижнику!

Альберт смутно помнил, как его вели вниз, а потом через двор, как стаскивали с него доспехи и в одном подкольчужнике, босого волокли в подземелье. Пришел в себя он только в узилище, когда от ледяного каменного пола начало сводить ступни. Тогда Альберт сделал несколько шагов в темноте, почувствовал под ногами солому и встал на нее. 'Так можно и почки застудить', – подумал он и сам себе усмехнулся, вспомнив пословицу: 'Снявши голову, по волосам не плачут'. Однако радовало, что кольца, спрятанного на груди под гамбезоном, не нашли. Кто знает, может, удастся подкупить тюремщика.

– Есть здесь кто-нибудь? – спохватился историк.

Ответом ему был глухой стон из угла.

– Монах? Стефан? – переспросил Альберт, пытаясь привыкнуть к темноте, которая была столь всеобъемлюща и глубока, что только синие круги плыли перед глазами.

Из угла донесся кашель, а затем слабый равнодушный голос:

– Я Стефан-бенедиктинец, а ты кто?

– А я рыцарь, – ответил Альберт, переминаясь с ноги на ногу. Ужасно хотелось разглядеть человека, ради которого он проделал опасный путь, закончившийся таким позорным провалом.

– Француз? – уточнил из тьмы монах, слегка шепелявя.

– Не то чтобы француз, но и не англичанин, – ответил Альберт. – На самом деле я приехал в крепость встретиться с вами, чтобы поговорить о зеркалах. И так получилось, что тоже попал за решетку… Вы удивлены? – снова спросил Альберт, не услышав ничего в ответ.

– Меня уже нельзя удивить, – тихо-тихо, так, что историк едва слышал, ответил монах. – Боль убила во мне способность удивляться… И меньше всего я желаю говорить о зеркалах…

Больше ничего добиться было нельзя: ответом на любой вопрос было лишь сопение. Альберт подумал, что монаха наверняка пытали, и, возможно, лежит он сейчас с перебитыми конечностями, изуродованный и уж точно ничему не удивляется, кроме звериной природы человека. Историк вздохнул. Вероятно, путь этот был проделан зря. Никаких ответов уже не получить. Не пытать же монаха еще и самому.

Альберт нащупал ступней место, где сырой соломы было больше, чуть подгреб ее ногой к стене и сел. Смрад его уже не тревожил. Холод тоже. Лед страха, гораздо более сильный, сковал сердце. Посидев, он лег на бок и поджал ноги. Несколько минут Альберт развлекал себя тем, что закрывал и открывал глаза, не чувствуя никакой разницы, а потом закрыл их окончательно. 'Чем быстрее я засну, тем быстрее проснусь в Курсийоне, – думал он. – А как только проснусь, сразу поеду в Брессюир. Там и останусь ночевать. Может быть, ночь вдали от зеркала поможет, и я здесь не проснусь. Никогда здесь больше не проснусь'.

10

Пожалуй, именно это утро стало самым тягостным из всех, встреченных в башне. Ни о каком завтраке не могло быть и речи, и, настоявшись под теплым душем, Альберт достал предусмотрительно взятую визитку и по телефону заказал такси. Затем, никому ничего не сказав, он покинул башню и в ожидании машины прохаживался перед коваными воротами, глубоко вдыхая утренний воздух, уже немного согретый теплыми лучами солнца.

Не сразу ему удалось собраться с мыслями: слишком ужасно было случившееся прошлой ночью, и теперь Альберт бодрился изо всех сил, уверяя себя, что еще не конец, что смерть там вовсе не означает смерти здесь. 'Случай Николаса еще ничего не доказывает, – рассуждал он, – потому что нет никаких точных сведений. Да и казнь может не состояться: возможно, подойдет Дю Геклен со своим войском и освободит пленников, а может, произойдет еще что-нибудь, отменяющее казнь. Наконец, кто знает, может, смерть в прошлом лишь освободит его от тяжелых путешествий во времени. Вот только придется выдержать затягивание петли на шее и хоть на секунду, но почувствовать, как ломается шея… Альберта передернуло. А ведь, может, и не повесят, а будет иная, изощренная казнь. Губернатор ведь не сказал, какая… Костер? Сколько читал, никогда не мог себе представить этой боли. Так неужели самому придется узнать?

К счастью, подъехавшая вовремя машина отвлекла от холодящих мыслей, не дала возникнуть в голове ужасным картинам, и через пятнадцать минут историк был уже на станции. Как и в прошлый раз, он купил билет до Тура, а в Туре до Брессюира, и едва успел к отбытию поезда. Сидя в одиночестве, Альберт мрачно разглядывал то пейзажи за окном, столь изменившиеся за семь с половиной веков, то собственное насупленное отражение в вагонном стекле. Он только сейчас вспомнил о подслушанном разговоре агента с управляющим – история с темницей на время отодвинула все на второй план. Теперь же Альберт вторично расстроился, уже из-за того, что не увидит человека с загадочным ключом.

Однако сейчас задача была ясна. Не найдя в интернете ничего существенного, касающегося появления Дю Геклена под стенами Брессюира, Альберт хотел порыться в местных букинистических лавках. Опыт историка подсказывал, что когда уже неоткуда взять сведений, их можно найти на месте исследования. Конечно, любой исторический факт, касающийся большого города, будь то Париж, Лондон или Рим, можно разыскать, не выходя из дома. Небольшие же города зачастую требуют посещения.