- Стой! Трах-тах-тарарах… ты, что ж, шило тебе в глаза, гвоздь в душу, нож в печень, - с тройным звоном ездишь? Над начальником каланчу строишь? Приказаний не исполняешь? Эй, стражник!

Не успел служивый холуек штанцы подтянуть, из сарая выскочить, аи родитель мой к самой оконнице подкатил да исправнику в баки орленую бумагу и сунул:

- Не шуми, роща, дубраву разбудишь… Теперь захочу, хочь Серому весь хвост бубенцами изукрашу. Читай, ваше скородие!

Глянул исправник в бумагу, архалук запахнул да кота любимого, который с подоконника лапкой его теребил, так об пол и шваркнул. На ком боле злость сорвать… А папаша, умильный старик, тут пару и поддал:

- Переверни, господин, бумагу-то. Там для тебя самый смак-то и обозначен.

Обернул исправник папашин патент, а там и прописано, - хвост Фоме залупили да репей прицепили:

"Исправнику, имя рек, за то, что папашу рядового Губарева пятой роты Галицкого полка напрасно изобидел, - форменно воспрещается с колокольцами по своему городу-уезду раскатывать. Езжай, сукин кот, вглухую".

Съел он блин, даже и в маслице не омакнувши. Как у нас, братцы, говорится: приданое на грядке, а увечье на спине…

Засвистал папаша, покатил с громом-звоном соль-сахар закупать. Население из окон смотрит, рты настежь, собачки из подворотен уши торчком - удивляются, городовые, стражники в затылках скребут. А папаше с высокого облучка наплевать. Ишь, как колокольчик наяривает:

"Трень-брень, теле-пень, на нос валенку надень…"