Старик Теймураз скорбел над могилами Хорешан и маленького Луарсаба, жил одной лишь надеждой на Ираклия.

Ираклий находился в Астрахани и писал оттуда русскому царю:

«Приехали, государь, из Грузинские и Тушинские земли люди и бьют челом мне, подданному твоему, чтоб я ехал к ним в Грузинскую и Тушинскую землю, и что, государь, в Грузинскую землю приходили войною кизилбашские люди и тех кизилбашских людей всех побили грузинские и тушинские люди, и ныне собрався на одно место и дожидаются меня, подданного твоего, и присылают часто гонца с листами к нам, подданным твоим, а мы, подданные твои, без твоего, великого государя, указу ехать из Астрахани не смею. Милости у тебя, великого государя, прошу-молю и челом бью, чтоб меня, подданного твоего, повелел из Астрахани отпустить в Тушинскую землю и провожатых дал до Шибути».

В Картли и Кахети было неспокойно.

Теймураз угасал.

Ираклий стоял в Астрахани — просил у русского царя войска и разрешения действовать.

Имеретинский царь Александр внезапно слег в постель, по слухам, его отравили кизилбаши.

Александр скончался, в Имеретинском царстве началась смута.

После смерти Александра Теймураз покинул Кутаисский дворец и постригся в монахи, удалившись в Зваретский монастырь. Единственной надеждой его оставался Ираклий, о нем молил бога, мыслями о нем только и существовал.

Вдохновленный смертью Александра Вахтанг-Шахнаваз послал в Арагвское ущелье много золота и оружия для племянников Заала и велел передать, что это лишь малая часть вознаграждения, остальное же, в десятикратном размере, он обещал пожаловать в обмен на голову Заала. Нетрудно было соблазнить привыкших к крови арагвских Эристави…

Племянники убили Заала.

Старшего из убийц, Отара, Шахнаваз объявил законным правителем и владыкой арагвских Эристави.

Потрясенные судьбой вожака, ксанские Эристави Шалва и его брат Элизбар, Бидзина Чолокашвили — брат Георгия Чолокашвили, находившегося при царевиче Ираклии, явились к Шахнавазу с повинной. Вахтанг, доказывая свою преданность шаху, всех троих отправил к Муртаз-Али-хану, якобы для помилования, на самом же деле…

И еще три отважных сына Грузни лишились голов.

Неугомонность горцев-грузин озлобили Шахнаваза. Он переправился через Лихский перевал и вторгся в Имерети, заставив бежать в Сванети воцарившегося в Кутаисском дворце Вамеха Дадиани. В Одиши правителем-мтаваром возвысил Шамадавла. Абхазского мтавара, который смиренно явился на поклон к прибывшему в Одиши, он выпроводил со всеми почестями, а Кутаисский дворец Шахнаваз вручил своему сыну Арчилу.

Шахнаваз велел найти Теймураза, приставил к нему кизилбашей и вместе с Дареджан отправил в Тбилиси как заложников.

Ираклию сообщили о пленении деда. Он не стал ждать ответа государя, направился в Тушети и постоянными набегами донимал как Муртаз-Али-хаиа, так и Шахнаваза, хотя с гор в долину спускаться не решался — с надеждой ждал войска от государя. Он немедля отправил в Стамбул однорукого Гио и сообщил султану, что шахский ставленник, нарушив соглашение, перешел через Лихский хребет и прибирает к своим рукам вассальные земли султана.

Султан не мешкая строго предупредил шаха: либо освободи Имерети, либо жди от меня войны.

Дрогнул шах и велел Шахнавазу убрать Арчила из Имерети — хотя бы на некоторое время, чтобы успокоить султана.

Теймураза с дочерью доставили в Тбилиси.

Мариам Дадиани немедленно отыскала обоих, перевела в свой дворец как почетных гостей. Шахнаваз не посмел сказать что-либо царице.

Ираклий томился, метался в Тушети.

Теймураз «гостил» в Тбилиси.

Имеретинский престол пустовал.

Картлийские тавады приноравливались к Шахнавазу, хотя одним глазом и поглядывали на Тушети.

Кахети тоже с надеждой взирала на Тушети.

Глядел на Тушети и Исфаган, да только руки были коротки, а Тушети далеко в горах — поди достань!..

В Тушети ждали вестей из Москвы.

Государь не спешил.

История Грузии писалась кровью мужчин и слезами женщин.

Кура грустно бормотала о своем — вела честный сказ для мира, для потомков, для вечности.

Исфаган не мог дотянуться до Тушети — руки были короткие, да и для глаз был недосягаем!..

Теймураз угасал, таял как свеча, зажженная во здравие Грузии…

Сын Шахнаваза, Арчил, которому пришлось покинуть Имерети, по воле отца своего должен был сопровождать Теймураза в Исфаган.

Теймуразу еще в Тбилиси сказали, что он едет в гости к шаху.

Старик попросил провезти его через Алаверди.

Арчил отказался, ссылаясь на опасность пути.

Из Тбилиси двинулись в направлении Иори.

— Может, пойдем через Сигнахи? — во второй раз обратился Теймураз к Арчилу.

На сей раз Арчил согласился.

Старик жаждал видеть Бодбе.

Поднявшись наверх, он подозвал к себе Арчила, бессильно протянул руку в сторону монастыря:

— Здесь венчала меня на царство мать моя, мученица Кетеван, здесь же я хотел проститься с властью и царством своим. Знаю, что оттуда, куда еду, я живым не вернусь… Знаю, что ты грузин, из рода Багратиони. Потому прошу тебя в последний раз: после моей смерти меня и сыновей моих перенесите в Кахети. Да пошлет господь тебе… — он не смог выговорить «удачу», язык не поворачивался, ибо его удача означала неудачу всей Грузии, — да пошлет тебе господь радость…

…С торжественным ликованием доставил Арчил в Исфаган старого Теймураза.

Шахиншах с шахским радушием принял воспитанника своего прадеда, как он назвал его во всеуслышание. Он с особо подчеркнутой любезностью пригласил к своему столу человека, пятьдесят лет хранившего верность России, почтительно расспросил его о здоровье и прочем.

Не забыл поинтересоваться, как Теймураз перенес дорогу:

— Слыхал, что проехал через Бодбе. Не поспешил ли с решением отречься от престола — зачем тебе торопиться, воспитанник шаха Аббаса Великого?

Заметив, что Теймураз хранит упорное молчание и молчанием этим он изрядно портил Исфагану настроение, — шах не стал медлить с местью, спросил, как поживают его мать, супруга Хорешан, трое сыновей и внуки — Георгий и Лаусарб, предусмотрительно умолчав только об Ираклии.

Тут Теймураз оживился и устремил на шаха по-юношески заблестевший взор.

— Царица Имерети, моя дочь Дареджан, здорова и гостит в Тбилиси у сестры вашего верного раба Левана Дадиани, супруги вашего преданного слуги Ростома, названой матери нынешнего правителя Картли Шахнаваза, который вашим именем клянется… А мой Ираклий, приемный сын и зять русского царя, находится в Тушети в ожидании русских войск. У Ираклия подрастают трое сыновей, он женат на сестре московского государя, наследники и потомки мои воспитываются в московском Кремле, готовятся занять престол возвышающейся Грузии.

— А чего же ты в монахи постригся? — шахиншах не мог придумать ничего другого, чтобы уязвить Теймураза.

— Я счел дело свое и борьбу законченными, не дал никому поработить Грузию, не позволил от истинной веры отвратить, сохранил народу веру и родной язык… Теперь же, клянусь солнцем шахиншаха и моим тоже, ибо солнце у нас одно, тебе осталось укрепить и возвысить Грузию с помощью твоих ханов, их умением и мудростью. То, чего твой прадед не сумел довести до конца, сделай сам, дело мудрости твоей — найти общий язык с Ираклием моим, забудь о насилии!

Исфаган действительно уже забыл о насилии. Именно за это ухватился шахиншах и попытался возразить.

— Если бы не твое упрямство, Грузия уже сейчас бы благоденствовала.

— Если бы не мое упрямство, Грузии сегодня не существовало бы вообще — твой предок или уничтожил бы ее, или отнял бы веру, а Грузия без веры была бы уже не Грузией, а одним из твоих ханств.

— Я уничтожу Грузию! — взревел выведенный из себя несговорчивостью старика шах.

— Ведь пробовал уже, однако Селим-хана твоего быстро вышвырнули из Кахети… Еще раз попытаешься, вышвырнут и Шахнаваза или вовсе обезглавят его. Не пытайся достичь того, чего не смог достичь великий Аббас, иначе он может разозлиться и для внушения повелеть тебе явиться к нему.