Однако что бы ни считал Пётр Петрович, а природу перехитрить нельзя. И если мужской организм не выполнял то, что ему положено наяву, он всё компенсировал во сне. В этом случае философ ничего не имел против. Это ведь не он поступал так гнусно и мерзко, это природа, явно недостойная такой личности, как он, творила свои бесстыжие делишки. И он, человек с большой буквы, принимал эти делишки, потому что спал, и не мог себя контролировать, а, стало быть, и не имел ко всему этому ни малейшего отношения. А делишки эти Петру Петровичу нравились. Он ждал этих снов и часто вспоминал их наяву, приукрасив и без того великолепные чувства своей фантазией. К сожалению, с каждым годом этих снов становилось всё меньше и меньше.

Закончив читать передовицу газеты «Правда», Пётр Петрович снял очки, посмотрел на уже уснувшую жену, натянул на себя одеяло и выключил настольную лампу.

Сон практически моментально вырвал философа из действительности и перенёс в мир, где не было диалектического материализма и абсолютно всё было разрешено.

Закончив читать свои лекции, Пётр Петрович вышел из института и направился по тенистой алее домой. Под старым дубом он увидел скамейку, на которой сидели девушка и мужчина в странном одеянии. Необычная одежда привлекла внимание Петра Петровича, и он остановился, чтобы рассмотреть мужчину поближе. Туника и сандалии соответствовали, скорее, временам Римской империи, нежели современной моде.

«Актёр», – подумал про себя Пётр Петрович.

– Желаете присесть? – спросил римлянин философа, указывая на скамейку.

Пётр Петрович присел и посмотрел на девушку, которая смотрела вниз, спрятав лицо.

– Вы, наверное, актёры? – спросил философ.

– Нет, я ваша студентка, – ответила девушка и подняла лицо. – Меня зовут Маша.

Философ посмотрел на девушку и сразу же узнал свою ученицу.

– Меня заинтересовала одежда, поэтому я и засмотрелся на вас, – стал объяснять философ римлянину своё поведение.

– А что в ней может заинтересовать? Одежда как одежда.

– Ну, не скажите. Так одевались в древнем Риме. Нынче одежда гораздо удобнее.

– Это почему же она удобнее? Нет ничего лишнего. Кстати, платья у ваших женщин мало чем отличаются от моей одежды.

– Наши женщины всё больше и больше предпочитают носить джинсы, а не платья.

– А как же они в джинсах могут привлекать к себе мужчин?

– Привлекать мужчин? – удивился философ. – А зачем им это надо?

– То есть, как это зачем? – не понял римлянин. – Потому что так задумано самой природой.

Философ хотел сказать, что человек выше этой глупой природы, но в это время подул ветер и задрал платье у Маши, обнажив её стройные ножки.

– Ну как, завлекает? – спросил римлянин.

Пётр Петрович замялся, но слово «нет» не произнёс.

Маша встала со скамейки и одним движением руки совсем сбросила платье.

– Неужели, не завлекает? – опять спросил римлянин.

Философ хотел встать со скамейки, но почувствовал, что не может этого сделать. Маша ловко расстегнула замочек на спине и скинула бюстгальтер. Белоснежная женская грудь, украшенная великолепной родинкой, просто парализовала мужчину.

– Богиня! – вырвалось из уст философа.

– Так чья же одежда лучше? – спросил римлянин.

При этом Маша взялась за трусики и собралась снять их.

– А может быть одежда совсем не нужна? – продолжал римлянин.

Но Пётр Петрович уже не слышал его.

– Машенька, нимфа моя, снимай этот проклятый атавизм! – кричал он.

Маша скинула трусики и вопросительно посмотрела на философа. Тот глотал слюну и не мог вымолвить ни слова.

– Так вы так и собираетесь сидеть в своей удобной одежде? – спросила Маша.

Она отвернулась от Петра Петровича и начала глазами искать платье.

– Машенька, не делай этого! – крикнул философ и торопливо стал раздеваться. Однако огромное количество застёжек не давало это сделать быстро.

– Только не уходи, Машенька! – кричал философ. – Сейчас я сниму эти проклятые брюки!

Однако кроме брюк на кавалере был одет тугой свитер, из которого надо было умудриться вылезти. Философ спустил брюки, но понял, что освободиться от них возможно только после того, как снимешь ботинки, а у них, проклятых, не развязывались шнурки. Маша, между тем, ходила перед ним в костюме Евы и только раззадоривала несчастного мужчину.

– Машенька, солнышко, не уходи! Я сейчас разденусь!

– Так чья же одежда лучше? – язвительно спрашивала Маша.

– Лучше всего совсем без одежды, – отвечал философ, разрывая на ботинках шнурки.

Наконец с одеждой всё было покончено. Мужчина, приняв облик Адама, предстал пред своей Евой. Вдруг счастливое лицо Петра Петровича померкло: то, к чему он стремился, что хотел сделать, сделалось само в самый неподходящий момент.

– Как же это? – не понял философ.

– Во всём виновата одежда, – объяснила Маша. – Вы очень долго возились.

Пётр Петрович обернулся, как бы ища поддержки со стороны, и вдруг увидел римлянина. Тот с увесистой дубиной направлялся к нему.

– Значит, говоришь, Машенька, богиня?! – кричал римлянин почему-то голосом жены. – Я тебе, старый козлина покажу молодую нимфу.

Римлянин замахнулся и обрушил на философа своё оружие. Тот взвыл от боли и проснулся.

– Вот, значит, чем ты занимаешься в своём институте?! – кричала жена, нанося удары всем, что попадалось под руку. – А то мы вечером не можем! У нас сил нету! А на Машеньку, значит, есть!? Сегодня Машенька, завтра Наташенька, только на жену время не остаётся!

– Причём тут Наташенька? – пищал философ, – никакой Наташеньки не было!

– А-а-а, значит, была только Машенька?

Супруга схватила хрустальную вазу и разбила её вдребезги о голову несчастного мужа. Тот рухнул на пол и потерял сознание.

Когда Ричард и Александр закончили свои споры, они обратили внимание, что их друзья вовсе не скучали без них. Они о чём-то говорили и звонко смеялись.

– Что случилось? – спросил Александр.

– Пока вы вели свои научные дебаты, мы решили заглянуть на половинный уровень, – ответил Джон.

– Зачем? – не понял Ричард.

– За тем, что человек, из-за которого Александра выгнали из института, чуть ли не превратили в дезертира, а теперь держат в больнице, чтобы приклеить ему ярлык сумасшедшего, спокойно спит и видит приятные сны.

– Значит, ты ему сделала так, что он увидел неприятные сны? – спросил Александр.

– Нет, нет, сон у него был очень приятный, – заверила Маша.

– Я только в конце ему немного личико попортил, но это я, а со стороны Маши никаких претензий нет – ощущения самые приятные.

– Набить морду – это уж очень примитивно, – заметил Александр.

– Не торопись с выводами, – сказала Маша. – Я женщина, а значит, не столь прямолинейна, как вы, мужчины. Эта сволочь получит все удовольствия не в половинном уровне, а в его любимом – нулевом. Не во сне, а наяву.

Замазав и припудрив побои, закрыв тёмными очками синяки под глазами, преподаватель марксистско-ленинской философии предстал перед студентами. Тёмные очки придавали преподавателю схожесть с рок-звездой, что вызывало в аудитории смешки и улыбки. Ему казалось, что эти молодые жеребцы знают откуда-то про его трагедию, и поэтому не могут сдержать смех. Однако более всего его поражала Маша, которая не сводила с него своих огромных чёрных глаз. Пётр Петрович понимал, что никто не мог знать про то, что его побила жена, а уж тем более про сон, но мысли о том, что его ночные приключения не являются тайной, всё равно терзали его. После лекции он подошёл к Маше.

– Задержитесь, пожалуйста, – попросил Пётр Петрович.

– Я? – удивилась Маша.

– Да, вы. Всего на пару минут.

Преподаватель стоял у девушки и ждал, когда остальные студенты выйдут из аудитории. Что касается студентов, то им не очень-то хотелось это делать. Они намеренно долго собирали свои сумки, искали что-то и ждали кого-то. Однако сколько бы они ни возились, аудиторию пришлось всё же покинуть. Но студенты не были бы студентами, если бы сдались и ушли домой, не удовлетворив своего любопытства. В коридоре практически вся группа стояла у дверей аудитории. Наташа, согнувшись, заняла позицию у замочной скважины и комментировала для любопытных всё, что происходило за дверью.