- Вполне с вами согласен, коллега, на лицо все признаки варварской смерти, - сказал Глокенхаммер. - Впрочем, в древние времена это обычное явление...

   - Если это тело убитого землянина, древнего принца, то почему его захоронили не на родине, а где-то на окраине человеческой вселенной? - резонно заметил Юкос Свенсен.

   - Об этом надо спросить у тех, кто перенес это тело сюда, на Тритон, - раздраженно ответил Глокенхаммер.

   - В таком случае мы должны продолжить исследования, - сказал Гемборек, берясь за лазерный скальпель. - Если нет возражений, я проведу вскрытие...

   Все промолчали, никто не желал брать на себя ответственность.

   Гемборек сделал длинный надрез светящейся рубиновой иглой в области грудины. Открывшиеся ткани увлажнились. Из раны потекла кровь - настоящая, живая, горячая. Конечности ребенка конвульсивно дернулись, словно под действием электрического тока, затем они зашевелились плавно, как у просыпающегося человека.

   Гемборек побледнел, но профессионально быстро взял себя в руки.

   - Томпоны! Зажимы! - засуетился он, привычным голосом хирурга отдавая приказы.

   Ассистировать ему мог только Аркадий Петрович, что тот и делал, подавая дрожащими руками требуемые инструменты. Рану быстро зашили. Между тем с мумией происходили парадоксальные изменения. Изувеченные, иссушенные морозом ткани вдруг наполнились жизненными соками, кожа растянулась, сделавшись эластичной и будто освещенной изнутри мистическим светом.

   - Матерь Божья! - прошептал Гемборек, отшатнулся, нервной рукой оперся о вспомогательный столик. С грохотом на пол полетела стальная коробка с инструментами.

   - Этого просто не может быть, - прохрипел Хопкинс.

   - Чудо! - каким-то бабьим голоском, с подвыванием, воскликнул Аркадий Петрович. - Воистину воскрес!

   Произошло всеобщее смятение.

   Католики Хопкинс и Гемборек истово молились, куда только девались их скептицизм и апломб. Аркадий Петрович по-православному осенял себя крестом. Все шептали молитвы, кто какие знал. Швед, будучи атеистом, был, пожалуй, в самом большем смятении, с треском грыз мундштук свой трубки. Буддист Идо Ватару оставался ничуть невозмутим.

   Агностик Глокенхаммер упал в обморок.

   И тут в лабораторию, как демон зла, ворвался Жак Пулен.

   - Почему меня не поставили в известность! - заорал он с порога. - Этот вопрос надо было согласовать с кваками... Под трибунал захотели?!

   - Заткни свою пасть, - сказал Аркадий Петрович тихо, спокойно, уже придя в себя.

   - А это кто такой? - указывая на младенца и смягчив голос, спросил Пулен. Чтобы сохранить лицо, он игнорировал замечание зам начальника Поста, словно бы не расслышал.

   - Не видишь разве, это Сын Человеческий,- опять ответил Зарянский, и вид у него был просветленный, как у человека, обретшего истинную веру.

   - Кто это, черт побери! - взорвался Пулен. - Я...

   - Мы знаем, кто ты... Фарисей и жабий прислужник. - Глаза Зарянского фанатично сверкнули.

   - Вы за это ответите! - Коршуном взвился Пулен.

   - Разрешите, коллега, я ему объясню, - сказал Хопкинс и с разворота врезал Пулену в челюсть.

   И вот они собрались в одном зале. Все десять человек. И были здесь: Глокенхаммер - историк, археолог и вождь ученых, и Юкос Свенсен - физик, и Энтони Хопкинс - археолог, биолог Зарянский, астроном-планетолог Идо Ватару, и врач Гемборек, техники-пилоты Илар Кирке и Ясон Аркадос, контролер Особого Отдела Жак Пулен и, наконец, начальник Поста Мерт Стаммас.

   Решался вопрос, что делать с младенцем? Он был помещен в реанимационную камеру. Чудо, конечно, чудом, но у Гемборека были сильные сомнения в том, что мальчик, ледышкой пролежавший более трех тысяч лет, выживет. Он все-таки не тритон какой-нибудь, которому заморозка и время нипочем. Или лягушка, которая зимует в глубоком анабиозе. Человеческая кровь при замерзании разрывает сосуды, все эти артерии и капилляры, как разрывает бутылку замерзшая вода.

   Правда, если в кровь ввели смягчающий состав типа глицерина или полностью заменили им кровь, тогда, возможно... Данные анализа как будто подтверждают наличие в крови каких-то консервирующих веществ, чей химический состав пока неизвестен современной науке. Науке землян...

   Гемборек доложил о состоянии своего необычного пациента и свои соображения на этот счет.

   Хопкинс спросил, несколько глуповато себя чувствуя, нет ли здесь намека на Второе пришествие? Чем вызвал у всех сначала легкий нервический смех, потом - глубокую задумчивость. Один лишь японец оставался спокоен и даже преисполнился сарказмом. Взглянув на ирландца, Идо Ватару сказал с особой ядовитостью:

   - Вам везде мерещится мистическое тело Христа.

   - Хорошо вам говорить, любезный житель Востока, - огрызнулся Хопкинс - Интересно, что бы вы сказали, если бы перед вами был Будда?

   - У нас говорят: "Увидишь Будду, убей Будду".

   Так они препирались, а Пулен все записывал.

   Илар подумал, что вот так зарождаются новые религии. Которые, кстати сказать, могут использовать политиканы. В руки "Истинных Сынов Земли" может попасть хороший козырь. Если мальчик выживет, его можно объявить Мессией, который пришел в мир, чтобы свергнуть власть Антихриста, то бишь кваков. Все-таки это странно - откуда он мог взяться. В самом деле, это так же необъяснимо, как таинство рождения Христа.

   И вдруг Илара словно током ударило. Его посетило озарение. Вдруг разрозненные элементы мозаики сложились в четкую картину.

   Глава 12

   Этот синтез ни у кого не мог родиться, только у старшего техника-пилота Илара Кирке, который участвовал в темпоральной экспедиции, видел воочию Троянскую войну и совсем недавно читал мифы Древней Греции.

   О своем открытии Илар хотел объявить немедленно и всем сразу. Но быстро сообразил, что это глупо. Научные оппоненты разобьют его в пух и прах, да еще и высмеют. К публичной защите своей диссертации он не был готов, хотя и был преисполнен даже некоторым чувством собственного превосходства над ними. Он знает такое, чего не знают ученые. Разумнее, однако, поговорить приватно с вдумчивым, снисходительным Глокенхаммером, чем попасть под стрелы невыдержанного Хопкинса.

   Между тем собрание закончилось, так и не прейдя ни к какому решению. Было поздно, и все разошлись. Немного погодя, Илар направился к Глокенхаммеру.

   Испытывая необычайное смятение чувств, постучал в его каюту, не испугавшись нарушить святые часы отдыха - был уже десятый час вечера (условного, разумеется). Это мой звездный час, мой фатум, думал он несколько возвышенно, может быть даже напыщенно. Но для молодых людей такой стиль мышления простителен.

   Глокенхаммер открыл дверь, высунул наружу унылый свой нос. Вид у него был чрезвычайно усталый. Мешки под глазами из серых стали чуть ли не черными.

   - Прошу прощения, сэр, у меня к вам конфиденциальный разговор.

   - У меня к вам?.. тьфу... у вас ко мне? - Глокенхаммер от неожиданного визита растерялся, запутался.

   - Так точно, - по-военному подтвердил старший техник-пилот. Боясь быть выгнанным, невольно пошел в наступление, оттеснил профессора в глубь каюты.

   - Садитесь, раз уж вломились, - указал на кресло хозяин каюты, кутаясь в теплый домашний халат.

   - Благодарю, я постою...

   Апартаменты Глокенхаммера габаритами и убранством вполне соответствовали статусу главы ученых. Викторианский стиль. Стены обшиты красным деревом с затейливой резьбой, кое-где виднелись даже деревянные колонны с частыми продольными выемками. По углам разлапились антикварные кресла. Полки с книгами. И не какая-нибудь подделка, книги были настоящие, старинные.