Продравшись сквозь низкорослые заросли рододендронов, цепляясь за редкие кустики можжевельника и пучки дикой люцерны, торчащих в извилистых трещинах между камнями, Илар спустился с крутого клифа берега, выбирая наиболее безопасный, хотя и несколько длинный путь. Последние метры техник-пилот съехал, сидя на корточках и частично на заднице, прижимая к груди, как родное дитя, увесистую сумку с приборами, и показывая чудеса высшего пилотажа.
Берег моря был безлюдным, как и полагалось ему быть в начале времен. Ни единой человеческой фигурки не наблюдалось на всем протяжении примерно трехсотметрового пляжа, и так до самого мыса (ноздреватый известняк, крепкий как гранит), несколько выдвинутого в море. За мысами, по обе стороны, находились во множестве такие же изолированные мирки. Через несколько километров крутой берег плато постепенно переходил в пологий, а дальше и вовсе низкий, местами заболоченный. Там то и находилась флотилия завоевателей, куда соваться было уже небезопасно.
А здесь обитали только чайки. Одни, сложив крылья за спину, словно праздные гуляки, бродили по камням и песку, наблюдая, как другие, более трудолюбивые их сородичи копаются в бурых рулонах водорослей, выброшенных на берег ночным прибоем. Остальные особи пернатого племени с криками носились в воздухе. И было их там великое множество. Разлагающиеся под солнцем водоросли остро пахли йодом. Этот запах и чайки вызвали у Илара определенные ассоциации, вспомнилось детство, проведенное на датском острове Амагер, в портовом городе Драгер.
Техник-пилот раскрыл сумку, достал и расставил аэро-, гидро- и прочие приборы, в том числе и мобильные. "Крот" сейчас же зарылся в песок. "Черепашка" поползла к урезу воды и, булькнув, исчезла в глубине. Покончив с обязаловкой, - просьбами-заданиями Института Экологии Земли - Илар решил, что настала пора удовлетворить свою личную потребность - искупаться.
Утренний прибой к полудню выдохся. Море было на удивление спокойным - довольно редкое явление в эту пору суток, чаще бывает наоборот. Вся прозрачная масса воды лишь слегка колыхалась, словно море дышало. У берега и чуть поодаль сквозь чистейшую воду виднелись колонии морских водорослей самых разнообразных цветов: от зеленого, до фиолетового; далее вода бирюзового оттенка постепенно наливалась синевой, потом бледнела и таяла в мареве на горизонте; и там, подернутый дымкой, виднелся остров. А дальше, наверное, находился еще один остров, а потом еще, и так до самой Греции можно было плыть в виду земли. Весьма удобно для мореплавания на примитивных судах.
Илар любил штиль на море, это состояние стихии больше соответствовало его душе. Камни на дне, обросшие зеленой бородой водорослей, виднелись отчетливо, как сквозь промытое стекло. Он вошел в теплую воду, распугав косячок рыбной мелюзги. Пришелец ступал осторожно и не только потому, что боялся упасть на осклизлых камнях, но старался меньше тревожить этот девственный мир, погруженный в полуденную сиесту.
Когда ноги потеряли опору, юноша поплыл - неторопливо, бесшумно, затем нырнул с умением опытного пловца. Медленно парил он между дном, покрытым сказочными садами, и зыбкой, подвижной серебристой поверхностью моря. Повсюду виднелись белесые парашютообразные тела медуз. Неторопливо-ритмично они плыли в прозрачной среде, пронизанной до самого дна солнечными стрелами лучей.
Илар любил плавать под водой в жабро-маске и с моноластой, и сейчас очень жалел, что не догадался захватить в экспедицию свой любимый комплект N1 под названием "Ихтиандр". Имея такой комплект, да еще бы при наличии свободного времени - уж облазил бы он ближайшие подводные каньоны, пещеры и гроты этого древнего моря. Впрочем, довольно с него и того, что он просто искупается в Эгейском море XIII века до новой эры. Подобной привилегии не удостаивался и вряд ли когда-нибудь удостоится кто-либо из его современников. Техник-пилот с радостью воспользовался счастливым случаем, хотя и никогда не принадлежал к тому странному типу людей, почитавших своим долгом непременно искупаться в том природном водоеме, возле которого им случается оказаться, - будь то Северный Ледовитый Океан или подземное озеро, не говоря уже о тропических морях.
Илар выплыл на поверхность, лег на спину, широко раскинув руки, и стал смотреть в голубое бездонное небо. Это море теплое, ласковое, подумал он, совсем не то, что студёное море его родного городка, где появился он на свет и где прожил с родителями до 10 лет, прежде чем их семья под давлением различных обстоятельств переехала в Нью-Йорк.
Нью-йоркские пляжи теплее, но они шумны и грязны (если вы понимаете, о чем идет речь). А здесь, не говоря уже о чистоте, такая тишина, покой...
Илар, охваченный блаженной негой, казалось, забыл обо всем на свете. Однако, беззаботность техника-пилота имела весомое основание: чуткие автоматы бдительно несли вахту по охране их лагеря и никому постороннему не позволят подойти ближе, чем на 200 метров. Особенно настырный гость будет вынужден ретироваться, подгоняемый направленной волной инфразвука. Шерсть или волосы (смотря кто придет) встанут дыбом у него от необъяснимого ужаса.
Инфразвуковой заслон для живых существ непроницаем на 100%.
Время в воде воспринимается по-особенному, быстротечно оно, как счастье. Конечно, если вы отдыхающий, вам незачем следить за стрелками часов, но поскольку вы на службе...
Илар набрал воздуха в легкие и нырнул в последний раз - привычка, усвоенная им из ритуала детского купания (помните? - "последний раз - ж...у напоказ!"). Погружаясь, техник-пилот видел, что до дна слишком далеко и, пожалуй, до него не добраться, потому что уже на двух третях пути в барабанные перепонки словно бы воткнули по иголке, и с каждой секундой боль в ушах нарастала. Пора возвращаться. Но как назло, будто испытывая выносливость ныряльщика, привлекла его взор, поманила к себе большая рогатая раковина, лежащая на дне, полузасыпанная песком.
Илар сжал пальцами ноздри и несколькими энергичными псевдовыдохами поднял давление во внутренней области ушей. Прогнувшиеся до опасного предела барабанные перепонки со щелчком выправились - и боль временно утихла. Однако через несколько метров глубины боль вновь усилилась до едва переносимого порога. Но пальцы уже коснулись серой шершавой поверхности раковины, уже вцепились в ее шипообразные наросты и потянули кверху. Раковина, точно присоска, сначала не поддавалась усилиям ныряльщика, затем резко отскочила ото дна, взметая ленивые клубы песка и прочих донных осадков. Такой же мутный шлейф тянулся от самой раковины и изнутри нее. И когда она, наконец, очистилась от грязи, а это было уже на полпути к свету, воздуху, - взору ныряльщика предстала удивительно нежного оттенка розовая внутренняя поверхность чудесного домика моллюска. Сам моллюск, насколько это можно было разглядеть, давно покинул свое жилище. Охота оказалась удачной, охотник был доволен своей добычей.
Он усилил работу ногами, мельком бросив взгляд вниз, в голубой сумрак, где непременно скрывалось еще множество разнообразных богатств. И увидел несколько больших темных силуэтов, проплывших над самым дном. Сердце ныряльщика захолонуло, и он подумал: "А вот и стражники этих богатств, пора отсюда уносить ноги, пока их тебе не оттяпали".
Акулы ли это были или какие-то другие морские твари, пришелец из будущего не разглядел, но мрачные тени недвусмысленно намекнули, кто здесь хозяин. Так-то вот. Пляжи здесь, конечно, чисты и безлюдны, но нет береговой охраны, противо-акульих патрулей, а стало быть, и нет безопасности.
Как выпущенная торпеда, он взорвал головой зеркальную колышущуюся пленку поверхности воды и стремительным брасом поплыл к берегу. Уже через минуту Илар с шумом выскочил на пляж, и кожа его была покрыта гусиными пупырышками не только от холода. Однако, когда непосредственная опасность осталась далеко позади, он весело рассмеялся и, прижав раковину к уху, послушал, как шумит Эгейское море XIII века до Рождества Христова.
