- Эй! - крикнул вошедший страж. - Выходи сам! Если ты добрый человек, отпустим с миром, а будешь упрямиться...

   Стоя наверху в конской шее, Одиссей отлично видел фигуру троянца, замершего в позе слепца. Стиснув копье двумя руками, лазутчик с выдохом воткнул длинное твердое острие в основание шеи, стоявшего внизу человека. Конец острия вышел из шеи с противоположной стороны. Стражник хотел что-то сказать, но изо рта появились лишь кровавые пузыри. Одиссей толкнул древком стражника вперед и тут же обратным движением выдернул копье. Стражник ткнулся головой в пол, вытянув ноги по направлению к двери. Тело было готово к выносу.

   Однако второе тело пока еще было живо и уже начало проявлять нетерпение и беспокойство о судьбе своего товарища.

   - Эй, Буян! - крикнул стражник таким тоном, какой бывает на излете веселости, на переломе настроения, когда веселая дурашливость не совсем еще прошла, а страх еще только подступал. - Ну что там такое?.. Помощь нужна?

   Все-таки не с потолка берутся прозвища для людей, как, впрочем, и для других тварей. И если за Одиссеем прочно закрепился эпитет - хитроумный, то это значит, что он оправдывал его на все сто. Вот и теперь хитроумный царь Итаки поступил в сложившейся ситуации психологически безупречно и единственно верным способом, чтобы не вспугнуть врага, усыпить его бдительность и заманить в ловушку, а именно: Одиссей стал хохотать. Он смеялся сначала тихо, потом погромче, с возгласами типа - "а"! "у"! И так далее. Это была гениальная находка. Хитрый грек не мог ответить голосом Буяна без того, чтобы не быть уличенным в подделке его, зато он мог хохотать под Буяна, смех которого вряд ли отличался особенным своеобразием. На всякий случай Одиссей менял регистры издаваемых звуков, высоту и музыкальность тона. Подобной пытки смехом никто не выдержал бы.

   Второй стражник злился, но одновременно его все сильнее разбирал хохотунчик. Не может нормальный человек оставаться равнодушным, когда другие люди смеются, невольно он заражается их веселостью, даже еще не ведая, в чем, собственно, дело.

   - Ну, Буян, чтоб тебе лопнуть! - фыркнул стражник и полез по трапу.

   Его любопытствующая фигура заслонила проем двери, пытаясь узреть причину веселости товарища, и сейчас же получила в грудь полновесный удар копьем, пущенным изо всей силы с близкого расстояния. Бедняга Рамс схватил пронзившее его копье обеими руками, попятился по сходням, рефлекторно двигая почти уже бесчувственными ногами, оступился и полетел вниз. Тело еще не успело достигнуть земли, а душа его уже догнала душу соплеменника Буяна на пути в подземную обитель Аида, где давно ожидавшие их родители, все же не обрадуются преждевременному приходу своих детей.

   Когда малое кровавое дело было сделано, и путь к большому кровавому делу расчистился, бесшумно, точно привидения, появились во чреве Коня Менелай и Неоптолем. Обеспокоенные долгим отсутствием своего разведчика, они поспешили ему в подмогу. Царь Итаки сделал им знак, и они приблизились к нему, тяжело дыша от волнения. Вместе они вынесли обездушенное тело Буяна и выбросили его вниз как ненужный хлам, загромождавший дорогу. Предусмотрительный Неоптолем прихватил с собой рулон войлока, им покрыли сходни для полной бесшумности предстоящего мероприятия и очистили от крови платформу телепортатора. После этого, товарищи Одиссея остались охранять захваченную территорию, а сам он поспешил вернуться на остров. Умный автомат перестроился с приема на передачу мгновенно.

   Одиссей возник среди войска и отдал приказ трубачу о начале операции "Троянский конь".

   В третий раз вострубила труба, и воинство встрепенулось, готовое ринуться в подпространство.

   - Копья пригнуть, по одному вперед - марш! - скомандовал Одиссей и первым прыгнул на платформу.

   Оказавшись внутри Коня, тренированные воины уже знали, что надо не стоять истуканом на месте, не разевать хлебало и не таращиться по сторонам, подставляя свои потроха под копье следующего за тобой товарища, а быстро, и по возможности соблюдая тишину, бежать к выходу, а там - по трапу вниз, далее - по улицам, переулкам, заполнять город, скрытно накапливаться для захвата административных зданий, казарм и прочих гражданских и военных объектов, главным из которых был дворец Приама. Крепкая, между прочим, штучка. Город в городе. Крепость в крепости. Сколько там поляжет воинов, пока твердыня эта падет, ведомо только богам. А потому - скрытность и еще раз скрытность. Не обнаруживать себя как можно дольше, - такие приказы отдавали прибывающим воинам Менелай и Одиссей. Они четко руководили закованными в броню потоками, направляя их в нужные стороны. Отворялись незапертые двери домов, бесшумно снималась дремлющая стража, решительно и безжалостно вырезались спящие во хмелю люди.

   Подобно хищным львам, напавшим на беззащитное стадо коз и овец, набросились греки на спящих троянцев. И вот раздались первые человеческие крики ужаса, вопли о помощи, мольбы о пощаде. Но неоткуда было ждать помощи несчастным, захваченным врасплох жителями обреченного города, и не было жалости в сердцах обозленных врагов - кровавое безумство застилало им взор.

   Начавший проливать кровь уже не может остановиться самостоятельно, его нужно остановить оружием, но нет под рукой оружия. Вход пошла домашняя утварь, предметы обстановки: столы, тяжелые табуреты - все было оружием защиты. В дело пускались даже вертелы, на которых недавно жарили мясо для пира. А когда запылали дома, то дрались и горящими головнями. Началась ужасная битва-бойня. С воплями бежали по улицам Трои женщины и дети. Старики же вместе с молодыми стойко отбивались от наседавшего врага. Но без защитной брони, которую никто из троянцев не успел надеть, выстоять против полностью экипированных вражеских воинов было невозможно.

   Одиссей и Менелай безостановочно и неустанно, точно машины-убийцы, резали, кололи, рубили, пронзали горожан, пытавшихся защищать себя и свое семейство. Их глаза сквозь прорези надвинутых на лица боевых шлемов пылали яростным огнем безумия. То же самое и с той же остервенелостью проделывали подчиненные им греческие воины.

   Кое-то из особо проворных попутно успевали удовлетворить свой сексуальный голод, дорвавшись, наконец, до теплого молодого тела женщины. Торопливо и жадно терзали они эти сопротивляющиеся тела, тревожно озираясь по сторонам, и в расширенных их зрачках металось пламя горящего города.

   Вообще-то, подобные эксцессы не одобрялись вождями, поскольку расслабившийся солдат - уже не солдат, а тряпка. Пользы от него в бою ни на грош. А когда идет бой, каждый воин должен быть на своем месте, ибо фланги с прорехами подобны гнилой ткани, не выдерживающей целенаправленного давления. Это верно тем более, что враг уже частично оправился от парализующего кошмара внезапного нападения и кое-где даже сумел организовать осмысленную оборону. В первую очередь это касалось дворца Приама. Его закрытые ворота с ходу взять не удалось. Троянцы, отчаянно защищаясь, отступали именно к этим воротам. Только выкосив ряды защитников, грекам удалось вплотную подобраться к сердцу города. Начался штурм твердыни Трои. Целую лавину припасенных тяжелых камней сбросили защитники на головы врага. Все больше греки несли потери. Сила и ярость их постепенно ослабели, атака их явно выдыхалась. Они уже топтались на месте, они потеряли темп - самое главное в бою. Для возобновления атаки не хватало живой силы. Все-таки пропускная способность одной "машины" была мала для захвата такого огромного города, каким была Троя. В добавок внезапно отворились ворота цитадели Приама и оттуда, оттесняя греков, вышла, закованная в медь и бронзу личная гвардия царя, вернее, то, что от нее осталось. Под смертельным давлением длинных пехотных копий ряды греков дрогнули. Чтобы избежать ненужных потерь и сохранить бойцов, для повторной атаки, когда подойдет подкрепление, Одиссей отдал распоряжение отходить к главным воротам и там сгруппироваться.