Перекинув автомат за спину, Ильин позволил себе вздохнуть полной грудью. Наконец-то казавшийся бесконечным переход закончился. Последние часы, когда свирепый мороз сменился простым, но так прочно забытым теплом оказались особенно тяжелы. Полковник, вынужденно исполняющий обязанности командира, оставался на посту до последнего: размешал людей, отдавал приказы, объяснял или же накрепко молчал.
Когда насущные, не терпящие отлагательств дела оказались улажены, Ильин первым делом направился к Геверциони. Последний переход дался дорогой ценой и самое яркое проявление - состояние генерала. Лишние трое с лишним суток - под безжалостным северным ветром, в плену холода, без провизии и почти без надежды...
Да. Ещё три дня назад бригада сохраняла строгую организацию: на марше роты шли ровными "коробками", упрямо чеканя шаг. Но после вынужденного приземления все пошло кувырком. И, чудом вырвавшись из капкана, соединение уже не смогло оправиться. Даже совершенно здоровые десантники держались из последних сил - что уж говорить о раненых? Под конец уже возникла реальная опасность, что Геверциони не вынесет ещё одного перехода - открылись раны, началось заражение, рецидив некроза. Да и среди бойцов прибавилось обмороженных. У людей словно подошел к концу запас прочности - исчезло желание бороться: яростно, ожесточенно. Впрочем, немудрено: последний раз теплое питьё и еду десантники видели на последнем привале - близь Сургута. А после случился длительный перелет, обернувшийся в итоге ожесточенным столкновением - и чуть было не полной катастрофой. И снова долгий марш, марш, марш - в полную неизвестность... Ильин прекрасно отдавал себе отчет: большая удача, что удалось сегодня выйти на обещанную Геверциони базу. Даже не просто удача - спасение всей бригады.
Слава богу сейчас людьми занялись профессионалы. Мгновенно оценив ситуацию, местные доктора с ходу подхватили на руки раненных и бросились в медицинский корпус. В тот момент полковник просто не мог оторваться от дел - даже чтобы просто узнать прогноз местных эскулапов. И только через несколько часов опасениям суждено было окончательно развеяться.
Усталый, но вполне довольный главный врач базы сообщил: большая часть поступивших на лечение сейчас находится в удовлетворительном состоянии. Отдельные тяжелые - в реанимации. Однако их жизням тоже ничего не угрожает. Особо профессор упомянул и Геверциони - случай оказался самым тяжелым. Похвалив проведенную главным бригадным хирургом работу, обстоятельно рассказал о повторной операции, возможных последствиях и процессе реабилитации.
Разговор с врачом успокоил Ильина. Полковник окончательно избавился от тяжелого груза на сердце. И только тогда позволил себе расслабиться. Однако, тут же вновь собрался - до отдыха ещё долго... Прежде ему вместе со старшими офицерами предстоят переговоры с местным начальством.
Дабы не позорить честь бригады, офицеры за немногое имеющееся в наличии время привели себя в порядок: с удовольствием наскоро ополоснулись горячей водой с мылом, сбрили явно неуставную щетину. С формой пришлось хуже - запасных комплектов не осталось. Пришлось так и остаться в повседневной полевой - ради торжественного выхода камуфляж лишь наскоро отскоблили от грязи, сажи и масла. Придирчиво окинув товарищей взглядом, Ильин лишь невесело усмехнулся. Но делать нечего - собрав ставший уже привычным квартет, Ильин вместе с Лазаревым, Фурмановым и Чемезовым отправились к местному директору.
Путь оказался непривычно неблизкий. Вообще в бесконечном переплетении коридоров, переходов и лестничных пролетов Ильин постоянно ловил себя на мысли, что не представляет базу как скрытый надежно в толще скальных пород бункер. От обычного здания - правда, колоссальных размеров, - "Алатырь" отличало лишь отсутствие окон. И частые решетки вентиляционных колодцев.
- Не верится даже... - пробормотал Лазарев, придирчиво озираясь по сторонам. Полковник словно подслушал мысли коллеги. - Не думал, честно скажу, что план Геверциони самая что ни на есть правда... Всё подвоха ждал. А оно вот как обернулось...
- Но подвох то был, - лукаво усмехнулся Ильин. - Если бы генерал Юрию записку с координатами не оставил, замерзали бы мы сейчас под Норильском...
- Да уж... - Лазарев с готовностью разделил неодобрение. - Никак не мог без "чекистских" штучек обойтись. Всё надо было в тайну играть...
- Тайна - не тайна, а по-другому нельзя, - возразил Фурманов. - Ведь он даже мне не говорил всего - и не из-за патологической паранойи. Просто чем меньше знающих, тем меньше вероятность утечки.
В ответ на это Ильин криво усмехнулся, а Лазарев скорчил раздраженную гримасу. Несколько последующих минут офицеры шагали в молчании. Каждый с головой ушел в переживания, мысли, на время отрешившись от окружавшей действительности.
- Кажется, пришли... - прервал молчание Ильин. Полковник остановился у двери с табличкой "Г.В. Ветлуга", вынудив остальных последовать примеру. - Что ж, не будем терять время.
Пару раз решительно стукнув костяшками пальцев о пластиковый короб, Ильин решительно взялся за ручку, толкнув дверь от себя. Та, несмотря на грозный вид, легко поддалась.
- Добрый день, - застыв на пороге, Ильин обратился к сидевшим за столом.
- Здравствуйте! - троица местных начальников решительно поднялась на ноги. Директор непринужденно вышла на встречу, широким жестом приглашая офицеров войти. Обменявшись крепкими рукопожатиями с местным генералитетом, старшие офицеры "Неподдающегося" сели по местам. Вероятно в силу привязанности, а может - всё ещё оставаясь в плену напряжения, словно по команде четверо сгрудились за одной стороной стола.
- Позвольте представиться - теперь уже официально, - дружелюбно улыбаясь, произнесла директорша. - Генерал-майор Галина Ветлуга. Это - мои заместители: Илья Сергеевич Толстиков и Рафаэль Леопольдович Белозёрский. Мы все в одном звании.
Названные мужчины, одетые в гражданскую одежду, вежливо кивнули, привстав из кресел. Галина между тем подошла к рабочему месту, села.
- Не хочу показаться невежливой, однако у нас здесь не принято обращаться формально, - слегка смутившись, продолжила Ветлуга. - Так что прошу свободно обращаться без лишнего официоза... Если, конечно, это удобно.
- Благодарю, рад знакомству, товарищи. - Ильин решительно поднялся из-за стола. Козырнул. - Полковник 137-й гвардейской воздушно-десантной бригады Ильин. Иван Федорович. Временно исполняю обязанности командира. Вместе со мной полковник Лазарев - заместитель по строевой, полковник Фурманов - начальник штаба и заместитель по технической части, и майор Чемезов - помощник заместителя по строевой, командир сводной разведроты.
- Невероятно! - произнес обескураженный Толстиков. - Откуда же вы здесь? Ведь по нашим реестрам ваше соединение не проходит.
- История долгая, товарищ генерал-майор, - пожав плечами, усмехнулся Ильин.
- Иван Федорович, - Толстиков решительно поднялся, вышел из-за стола. - Прошу, если не трудно всё же оставить чины. В конце концов, это просто неловко. Ведь посмотрите на нас: вы - боевые офицеры, прошедшие долгий, тяжелый путь ведете себя словно на приеме не иначе как у высокого начальства. В то время, как мы не можем ответить - генерал, словно извиняясь, указал на гражданскую одежду.
Действительно, офицеры с "Неподдающегося" и начальство "Алатыря" выглядели словно из разных миров. Первые одеты в потертую, мешковатую местами "полёвку", лица обветренные, заострившиеся от усталости, нервов и голода, под глазами легли черные тени. Вторые же словно бы прямиком вышли из давно забытой мирной жизни - небрежные, аккуратные. Да что говорить - они именно что прямиком оттуда и есть.
- Хорошо, Илья Сергеевич, - согласился Ильин. И всё же не удержался от ухмылки. - Только ведь война, невольно привыкаешь...
И в этой ухмылке Толстиков увидел - не пренебрежение, но грусть умудренного жизнью человека. Генерал ощутил себя юнцом, допустившим невольно бестактность. И вот взрослый, стоя перед ним не говорит ничего, не осуждает. Но от одного взгляда хочется невольно сейчас же бежать, чтобы сбросить с себя гражданскую одежду.
