На доске объявлений был вывешен текст Потсдамских соглашений. Вначале около него столпилось много народа, затем интерес заметно упал. Ульберт и Гербер принадлежали к числу тех немногих, которые читали сложный по содержанию текст сточку за строчкой.

Германия перестала существовать как единое государство и отныне являлась территорией, разделенной на части и оккупированной чужими войсками. На востоке обширные территории отошли к Польше. Все немцы, проживавшие в Польше, Венгрии и Судетской области, должны были оттуда эвакуироваться.

Полное разоружение и демилитаризация. Это был удар для кадровых военных, которые все еще в глубине души надеялись на какое-то стотысячное войско, как это имело место после первой мировой войны. Гербер почувствовал злорадство, когда представил себе вытянутые физиономии майора Кемпфе и генштабиста. Этим господам придется подумать о новой профессии, что будет для них нелегким делом.

НСДАП была распущена так же, как и иные коричневые организации и службы, а все их имущество конфисковано. Военные преступники должны были понести наказание. С этой целью создан союзный военный трибунал.

Далее в тексте говорилось о репарациях, демонтаже крупных промышленных предприятий, ограничении производства стратегически важных видов продукции и контроле за ним, о запрете целых отраслей промышленности, созданных в свое время Гитлером из соображений автаркии. Уровень жизни в Германии должен быть не ниже среднего уровня жизни в других европейских странах.

«Бедная Германия! Положение ее еще хуже, чем по Версальскому диктату!» — эти слова можно было слышать в лагере повсеместно. Пленные ходили удрученные. И ничего не говорилось в соглашениях о судьбе военнопленных.

Гербера тоже охватила глубокая депрессия. Что же будет? Его родной город находился у новой польской границы. Может быть, его родителей уже нет в живых, а может быть, они эвакуировались куда-нибудь вместе с потоком беженцев.

Ульберт пытался его утешить:

— Нацисты привели нас к беде, и это придется пережить. Первые годы будут трудными, но главное-то ведь в том, что нам хотят предоставить возможность возродить Германию на демократической основе. Многие положения, имеющие ныне силу, будут отменены лет через пять — десять. Мы вновь поднимемся на ноги, поверь мне!

Гербер, хотя и не разделял оптимизма Ульберта, все же радовался тому, что нашел человека, на которого можно положиться.

На вопрос, что же сейчас происходит в Германии и что ждет их впереди, пленные отвечали по-разному. Двое пожилых пленных выступили с сообщениями. Точка зрения первого заключалась в том, что количество рабочих мест в немецкой промышленности из-за демонтажа и ограничения производства резко сократится. Таким образом, остается лишь одно — назад в деревню.

— Все обстоит очень просто, — заявил докладчик. — На участке земли в пятьдесят гектаров мы создадим двадцать маленьких хозяйств по полтора гектара каждое. В этом хозяйстве будет проживать одна семья. Главным ее принципом станет самоснабжение при незначительном объеме продукции для рынка. Остальная земля будет разделена на два хозяйства с наделами побольше — по десять гектаров. Эти хозяйства будут иметь лошадей и выполнять все полевые работы для остальных за определенную натуральную плату в счет урожая. Таким образом, потребуется только разделить все пахотные земли Германии на наделы по пятьдесят гектаров и поселить на них по двадцать две семьи. И для беженцев при этом места будет достаточно.

Второй оратор оказался специалистом по строительным вопросам. Он вещал:

— Строительство домов большой этажности — в четыре-пять этажей, как это имело место в недалеком прошлом, ныне невозможно. Откуда взять нашей нищей стране столько средств? Итак, назад к методам строительства наших предков. С помощью небольшого количества цемента и глины семьи, дома которых разрушены во время войны, а также беженцы могут сами построить себе жилища. Значит, небольшая сумма денег, примитивные средства, собственный труд — и жилище готово.

После подобных выступлений многие пленные составили себе определенное представление о будущем: до 2000 года коренного улучшения положения в стране ждать не приходится.

«Тогда я уже буду глубоким стариком», — подумал Гербер.

Ульберт покачал головой:

— Чтобы немцы превратились в народ малоземельных крестьян и обитателей пещер?! Что за глупость!

7 августа 1945 года. Во время построения по радио было зачитано важное сообщение: президент Трумэн приказал сбросить на японский город, название которого вряд ли кто из военнопленных даже слышал, атомную бомбу. Бомба, как сообщалось, произвела громадные разрушения, поскольку самолеты-разведчики даже через несколько часов после взрыва видели на том месте громадное облако дыма, простиравшееся до самой стратосферы.

Атомная бомба? А что это, собственно, такое? Рольф Ульберт вспомнил, что слышал о том, будто где-то в земле Вюртемберг велись работы по созданию нового секретного оружия. Основу процесса будто бы составляло деление атомного ядра. И при этом высвобождалось громадное количество энергии. Однако технические трудности, возникшие при решении этой проблемы, были очень большими. И вот теперь другие создали все-таки такую бомбу. Естественно, ими оказались США с их колоссальными научно-техническими возможностями.

Новая бомба стала предметом всеобщих разговоров. «Неужели это то самое секретное оружие Гитлера? — спрашивали многие. — Какое счастье, что война в Европе кончилась, в противном случае этот страшный удар обрушился бы на наших женщин и детей!» — ужасались они. Это мнение получило широкое распространение. Каждый представлял, что означает воздушная война, но никто не имел даже малейшего понятия о силе взрыва и лучевом воздействии этого ужасного оружия. А кроме того, Япония находилась далеко. И каждый был занят собственными проблемами.

Двумя днями позже еще одна атомная бомба была сброшена на Нагасаки. Подписанием японской капитуляции на американском линкоре «Миссури» была поставлена последняя точка во второй мировой войне.

Эйзенхауэр издал приказ об изменении отношения к немцам в худшую сторону. Победители должны были показать всем своим поведением, что в их глазах весь немецкий народ был причастен к преступлениям нацистов. Этот приказ действовал в американской оккупационной зоне. Несколькими днями позже подобное распоряжение издало и английское правительство. Оно распространялось и на лагеря военнопленных в Великобритании.

Переклички проводились теперь значительно дольше. Зачастую пленные стояли на ветру или под дождем до полутора часов. В самое различное время дня и ночи проводились дополнительные поверки. Все обитатели блока должны были при этом проделать так называемый прыжок барана и промаршировать в колонне по четыре между специально установленными столбами.

Приказ Эйзенхауэра сказался прежде всего на питании. Рационы значительно сократили. Голод все ощутимее проникал в лагерь. «Питание военнопленных составляют две тысячи калорий в день, — заявил по этому поводу один из медиков по радио. — Этого вполне достаточно, чтобы не помереть с голоду». И действительно, его хватало лишь в обрез. Гербер вскоре заметил это по поясу своих брюк.

Небольшие группы солдат охраны появлялись совершенно неожиданно на территории блока, оцепляли несколько бараков и учиняли досмотр вещевых мешков. Тем самым руководство лагеря демонстрировало пленным, на какой степени бесправия те находились, будучи соучастниками содеянных преступлений. Но и прожженные нацисты и противники нацизма в одинаковой степени недосчитывались изъятых пуловеров и других теплых шерстяных вещей. Поэтому очень многие сомневались в правильности такого метода перевоспитания.

Между Гербером же и Ульбертом установились доверительные отношения, которые из-за разницы в возрасте скорее походили на отношения отца и сына. Гербер долго колебался, стоит ли ему так откровенничать с Ульбертом. Он потерял всех своих друзей и теперь панически боялся, что и новые дружеские связи могут оборваться трагически. Ульберт видел, что происходит с парнем, и не мешал ему самостоятельно во всем разобраться.