— Туда не идет ни один поезд! На вокзале не поймешь что твориться, просто какой-то сумасшедший дом. Говорят, что Сен-Мало отрезан американцами…

Гербер под благовидным предлогом отправился в штаб. Не говоря ни слова, радист сунул ему пачку телеграмм. То, что прочитал Гербер, превосходило даже хаос, царивший в день высадки союзников: «Всем кораблям, способным выйти в открытое море, сосредоточиться на рейде».

И тут же приказ противоположного содержания: «Всем кораблям, способным выйти в открытое море, принять на борт горючее и боеприпасы в количествах, которые только можно разместить на кораблях…»

«Все боеприпасы, находящиеся на берегу, в том числе боеприпасы отрядов кораблей, немедленно поступают в распоряжение коменданта крепости и не должны отгружаться на корабли без его личного распоряжения».

Затем опять приказ противоположного содержания: «Все способные выйти в открытое море корабли должны немедленно загрузить на борт весь оставшийся запас боеприпасов. В порядке исключения ящики со снарядами и патронами могут размещаться прямо на палубе…»

«Толковых штабных офицеров взять на корабли и включить в списочный состав».

И опять приказ противоположного плана: «Все сотрудники штабов, рабочее место которых на берегу, немедленно включаются в ряды защитников крепости Сен-Мало. Распоряжения по своему использованию им надлежит получить у ворот крепости…»

— От всего этого можно сойти с ума, — сказал Гербер, когда стали поступать новые распоряжения, противоречащие одно другому.

Хейде конечно же находился на берегу, а казначей говорил лишь:

— Прекрасно, прекрасно. — И только иногда для разнообразия: — Выполняйте, Гербер!

На пирсе шатались штабные бездельники.

— Не могли бы вы взять и меня с собой? — Маат из управления с гордостью показывал три больших картонных ящика с шоколадом «Кола», в которых на глазок было не менее шестисот плиток. Он хотел отнести их на борт для ускорения «прописки».

Другой прихватил сто двадцать гарнитуров белья, а еще один — пятьдесят пар ботинок со шнурками.

— Если бы у вас было двадцать бочонков рому, наш командир согласился бы сразу, — ответил ему Гербер иронически.

— Будет сделано, я сейчас же вернусь, — заверил интендант и помчался галопом.

Вслед за ними появился представитель управления боепитания и предложил забрать у него остатки боеприпасов. Их можно было получить сейчас же.

— Наконец-то вполне нормальное предложение! — простонал Гербер.

— Так точно, господин обер-фенрих! — заорал дежурный маат так громко, что все находившиеся вокруг рассмеялись.

Немного спустя они грузили боеприпасы, пока барказ не наполнился до краев. Последние ящики оказались на борту в тот момент, когда уже стали поднимать якоря. Корабли, стоявшие у пирсов, готовились покинуть порт.

К заходу солнца все боевые корабли находились уже на рейде. В бинокль Гербер видел, как «приписники» на других кораблях боязливо поглядывали в сторону берега, как будто бы там каждую минуту могли появиться передовые танковые дозоры американцев.

Но на этот раз танковый вал прокатился мимо Сен-Мало.

Корабли круглосуточно стояли под парами, однако приказ на выход в море не поступал. Да и куда они могли следовать? С момента падения Гранвиля и Авранша морской путь даже к островам в проливе стал в высшей степени опасен. Среди немецких подразделений в Сен-Мало царил панические настроения. По сути дела, поражение являлось лишь вопросом времени, и западня должна была захлопнуться.

Гербер нес дежурство на мостике, когда начался массированный налет авиации союзников. Тридцать истребителей-бомбардировщиков появились почти одновременно над большим рейдом. Яростно залаяли корабельные пушки. Их рев и разрывы бомб составили поистине адскую какофонию.

Над внешним фортом внезапно появился «лайтинг». Гербер приказал направить в его сторону одну из пушек, находившихся на мостике. Теперь ни один из атакующих самолетов не останется вне поля зрения. Счетверенная установка вела огонь по группе самолетов, висевших над портом. Открыла огонь по одной из целей и 37-миллиметровая баковая пушка.

Гербер не знал, куда ему следует направить огонь своих средств в первую очередь. Смертоносные птицы наседали со всех сторон. Несколько соседних кораблей уже получили повреждения. Орудийная прислуга была убита. Тральщики и сторожевики вели огонь с продолжительными паузами.

Один из «лайтингов» зашел на корабль незаметно, со стороны солнца и обстрелял его из крупнокалиберных пулеметов и пушек. На палубу и мостик посыпался град пуль. Поднялась пыль, повсюду засвистели осколки. Гербер увидел, как у баковой пушки упало несколько человек из расчета.

В тот же момент он почувствовал сильный удар в левую ногу и через какое-то мгновенье острую боль. Штанина его кожаных брюк была разодрана в клочья, а на мостике стало расплываться кровавое пятно. Гербер крепко ухватился за что-то, пытаясь удержаться на ногах. Лужа крови, однако, становилась все больше. В глазах у него заплясали черные точки, и он потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит в окрашенном в светлые тона зале. Он стал лихорадочно соображать, где же находится. Ясно, что не на корабле — там лишь маленькие, узкие каюты с низкими потолками.

Он медленно перевел взгляд налево. На соседней кровати лежал какой-то человек. Но почему у него громадная белая голова? Гербер собрал все свои силы, закрыл на короткий промежуток глаза и попытался сосредоточиться. Только теперь он разглядел, что у соседа на голове плотная повязка — она оставляла открытыми лишь нос и рот.

На кровати справа полулежал молодой блондин. Казалось, он спал. Его рука и плечо были одеты в гипс, наложенный весьма замысловато — под углом. Радом с кроватью висела темно-голубая морская куртка типа «колляни», названная так по имени владельца фирмы в Киле, первого поставщика флотского интендантства. С большим трудом Гербер разглядел на рукаве куртки золотой угол и зубчатое колесо.

Все эти открытия потребовали от него значительных усилий. В глазах снова заплясали черные точки. Он не знал, как долго пролежал в таком состоянии. Над ним склонилась молодая хорошенькая девушка. На ней был белый фартук, а из-под накрахмаленной косынки выбивались черные курчавые волосы.

— Меня зовут сестра Жанни, — сказала она по-немецки с сильным французским акцентом. — Вы не хотите пообедать?

Гербер согласно кивнул. Сестра Жанни присела на край кровати и протянула ему тарелку с макаронами и говядиной. Он почувствовал, как к нему возвращаются силы. «А что, собственно говоря, тому причиной?» — подумал он. — Еда или хорошенькая девушка?»

— Вы потеряли много крови и поэтому должны лежать совершенно спокойно, — сказала Жанни, ставя на его тумбочку чашку с холодным чаем.

Он с жадностью выпил прохладную жидкость.

Вечером у его кровати появился первый посетитель. Им оказался обер-ефрейтор из машинного отделения. Он лежал в соседней палате. Осколок пробил ему мягкую ткань руки ниже локтя, не повредив кости. Ему было приказано лежать, но иногда, когда поблизости не было сестры, он вставал и немного прохаживался, заглядывая в соседние палаты.

Из его рассказа Гербер постепенно выяснил, что же с ним произошло. Еще на мостике ему сделали перевязку, но остановить кровотечение не удалось. Казначей приказал отправить его немедленно в ближайший госпиталь. На берег он был доставлен без сознания на надувной лодке.

— А где мы сейчас находимся? — спросил он обер-ефрейтора.

— В Сен-Серване.

Гербер прежде разглядывал в бинокль это местечко. До войны Сен-Серван был монастырем, а в путеводителе о нем писали как о местной достопримечательности. Несколько раз он собирался туда съездить, но так и не выбрался. И вот теперь оказался здесь в качестве пациента.

На следующий день перед обедом был назначен обход врача. Сестры и санитары провели обычную в таких случаях подготовку, затем в палату прикатили передвижной столик с перевязочным материалом и инструментами. Вслед за ним появился пожилой мужчина, небольшого роста, с умными глазами, смотревшими сквозь очки в золоченой оправе. Быстрыми короткими шагами он переходил от кровати к кровати. Доктор Ферре работал в операционной день и ночь. Обработанных им раненых укладывали на свободные койки. И вот теперь он разыскивал своих подопечных по всему госпиталю.