Этот оргазм не насытил меня. Он был ничем, по сравнению с ощущениями, которые я испытывала, когда Калеб доводил меня до пика, но этого было достаточно, чтобы вернуть все мое внимание к нему.
В нешуточной попытке достичь своей кульминации, его бедра двигались быстрее, а мышцы на ягодицах напрягались все сильнее. Подавшись вперед и уткнувшись лбом в свое предплечье, он скрипнул зубами, продолжая двигаться взад и вперед этим монстром, которого он называл членом, в свой влажный кулак.
По его прекрасному телу бежали ручейки воды, и внезапно на меня напала жажда. Мне захотелось встать на колени у его ног и слизать с его тела, а особенно с его впечатляющего члена, всю воду. Я хотела слизывать с него влагу и сосать его.
Думая обо всех тех вещах, которые мне хотелось сделать, я услышала его рык, за которым последовал болезненный, жалобный стон и из его члена прорвались брызги густого семени, попадая на его руку, потом сползая на его тяжелые яички, и в скором времени, оказываясь на полу душевой кабины. Из него вышло много спермы, но это не сделало его яички меньше.
С трудом втягивая в себя воздух, плечи Калеба поднимались и опускались от прикладываемых им усилий. Его прекрасное лицо было красным от напряжения... и если такое вообще было возможным, это делало его еще более красивым.
Я хотела продолжить восхищаться им, но тогда, это ощущалось бы как предательство... самой себя. Факты все еще оставались фактами. Ему было наплевать на меня. Он просто использовал меня.
Моя страсть быстро охладела и, наконец, медленно закрыв дверь, и забравшись обратно на кровать, я принялась зализывать, теперь уже не только физические раны.
Некоторое время спустя, я услышала звук открывающейся двери ванной комнаты, и мягкую поступь Калеба по ковру в направлении кровати.
Я почувствовала, как матрас прогнулся и он лег под другое одеяло, следя за тем, чтобы ни одна часть его тела не соприкасалась ни с одной частью меня.
- Я проснулась, а тебя не было, - прошептала я, лежа к нему спиной.
Я знала, что он напрягся, но не могла объяснить КАК - возможно, его напряжение передалось по окружающему нас воздуху.
- Ты давно проснулась?
- Нет, всего несколько минут назад, - я почувствовала, как он расслабился.
- Снова кошмары?
- Да, - солгала я, но посчитала это совершенно оправданным, ощутив, как его теплая грудь, покрытая мягким хлопком, прижалась к моей спине, а его пальцы - те, что всего несколько минут назад были покрыты его спермой - стали скользить по моей руке, успокаивая меня.
И снова, перед моим мысленным взором предстала картинка его сильного, скользкого от воды тела, преследовавшего свой оргазм.
Его длинные, умелые и все еще влажные пальцы блуждали по моему телу, оставляя за собой покалывающие следы. Я прикоснулась к нему.
- Ты мокрый.
Он тяжело вздохнул, - Прости, Котенок. Мне нужен был еще один душ.
Его голос был низким, усталым, но все же, искренним.
При упоминании слова ‘душ’, в горле пересохло. Мысли о воде, сбегающей по его идеальному телу, и с его прекрасного органа, сводили меня с ума. Мне стало интересно, каким он был на вкус.
- Все в порядке, - прошептала я.
Мой голос был хриплым.
- Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?
Мою одурманенную похотью голову заполнило множество всевозможных ответов. Меня искушала возможность придерживаться привычной тактики и притвориться, что все было... идеально. Что он был простым парнем, а я - простой девушкой и мы просто хотели друг друга.
Я хотела, чтобы он обнял и поцеловал меня и притвориться, что для моей защиты он сделает все, что угодно. Я хотела притвориться, что он испытывает ко мне хоть частичку того, что я испытывала к нему, и от чего я никак не могла избавиться. Мое сердце ныло. Боль в моем плече и в моих ребрах перекрывалась печалью, поселившейся в моем сердце.
Я больше не могла притворяться. Время мечтаний прошло; нужно взглянуть правде в глаза.
- Да, Хозяин, - я старалась не разрыдаться, - ты можешь сделать многое для того, чтобы мне стало лучше.
Он прижался ко мне, и на мгновение я позволила ему просто быть ближе.
- Ты можешь не продавать меня... я могу остаться с тобой… быть с тобой.
Калеб сильно сжал меня, но не потому что хотел причинить мне боль, а потому что я шокировала его до чертиков. Я и сама была в шоке, но я прошла через слишком многое, чтобы ходить вокруг да около.
Он громко сглотнул, и ослабил хватку.
- Котенок, - его лоб прижался к моей шее, - ты просишь о невозможном.
Я хотела спросить, что именно из этого было невозможным, но знала ответ. Он не мог отказаться от своей мести, но он мог отказаться от меня.
Глава 6
Мэттью изо всех сил пытался сосредоточиться на экране стоящего перед ним компьютера, но пока он печатал, его мысли все время где-то блуждали.
Вне всякого сомнения, Оливия Руис страдала от Стокгольмского Синдрома, оплакивая своего пропавшего любовника, похитителя и агрессора. Но агрессоры нисколько не интересовали Мэттью. Все они были одинаковы.
Мама Мэттью всегда пыталась извиниться перед ним за его избиение тем, что водила его в парк.
Прирожденные агрессоры могли заставить тебя поверить, что они признают свою виновность за то, что натворили, но ровно до тех пор, пока ты не спускаешь им все с рук. Но все же, он бы солгал, если бы стал отрицать - хотя бы самому себе - что способности Оливии в повествовании были весьма... убедительными.
За те четыре часа, что он слушал ее рассказ о ее отношениях с Калебом, он наблюдал за тем, как ее щеки вспыхивали, а кожа заливалась румянцем - и насколько он знал – это говорило о возбуждении.
Как это могло его не затронуть? Да, он стал настолько болезненно твердым, но ему это не нравилось. Кем должен был быть человек, чтобы испытывать сексуальное возбуждение от рассказа жертвы о ее истязаниях?
От этого ему стало тошно. Ему было не по себе. И, безусловно, эта проблема была для него не новой. У него имелась долгая история его необычных сексуальных предпочтений. И это было одной из причин, по которой в свои тридцать один, он до сих пор не был женат, причем без каких-либо перспектив на горизонте. Он боялся, что кто-нибудь увидит его таким, каким он был на самом деле.
То, что он был один, не означало, что он был одиноким... не совсем. Он был очень занят работой в ФБР. Однако, он частенько задумывался о том, как хорошо было бы возвращаться домой к кому-то, с кем он мог бы поговорить, и не чувствовать себя чудаком - даже если так оно и было на самом деле. Подобное тянется к подобному.
Он был увлечен травмированными и сломленными женщинами, точно так же, как они были увлечены им. И Оливия Руис не была исключением.
По какой-то причине, она тянулась к нему - он интуитивно чувствовал это - но знал, что это притяжение могло быть строго односторонним. Мэттью никогда бы не скомпрометировал расследование дела, никогда бы не воспользовался свидетелем в своих целях, и никогда бы не попытался спасти кого-то, настолько, очевидно сломленного. Он слишком хорошо усвоил этот урок, поэтому впредь занимался только своей работой.
По этой причине в Бюро он числился среди лучших - потому что даже в конце дня на него всегда можно было рассчитывать, он доводил начатое до конца. Он всегда уходил последним, ведь этому ничто не мешало. И никто.
Вернув свое внимание к экрану, Мэттью продолжил печатать рассказ Оливии о времени, проведенном в заточении. В процессе работы, он старался оставаться беспристрастным, но некоторые фразы продолжали бросаться ему в глаза:
- Он заставлял меня выпрашивать еду...
- Неоднократно шлепал меня...
- ... заставлял меня кончать.
Его отчет больше походил на эротический роман, нежели на материалы дела.
Его мысли снова начали уплывать, теперь уже в сторону его последней девушки, той самой, которая не могла кончить, пока он не называл ее шлюхой. И снова он начал твердеть - ХВАТИТ!
