Чертово телевидение.

- Да, но не беспокойтесь, - говорю я, заговорщицки понизив голос, - пока Вы говорите правду, опасаться нечего.

- У меня нет причин лгать. Мне нечего скрывать.

Опять этот намек в его голосе. Я стараюсь не обращать на это внимание, пытаясь замять неловкость этой неожиданной встречи.

- Ваше полное имя? - спрашиваю я, склоняясь над блокнотом. Тянусь за ручкой, но его рука, словно змея, успевает первая.

- Колтон Рид.

Секунду он внимательно созерцает предмет в своих руках, затем протягивает ее мне. Я неуверенно тяну руку, предвкушая соприкосновение наших пальцев, задерживаю дыхание, в ожидании этих ощущений… но он отдает ручку, так и не прикоснувшись ко мне.

- Я дал тебе слово, Сэди. Я не прикоснусь к тебе, пока не попросишь.

Мои глаза все еще сосредоточенны на его обезоруживающем взгляде, когда я подношу ручку к листу.

Мой желудок сжимается. Я не уверена, от нервов или чего-то еще, но боль током проходит сквозь тело.

Горячий и порочный. Он сознательно разжигает во мне страсть. Разорвав зрительный контакт, я сосредотачиваюсь на чистом листе бумаге, и начинаю писать его имя.

- Вы сказали, что были на работе в ночь нападения на вашу соседку? Вы можете подтвердить, где находились?

Я чувствую, как его улыбка заряжает воздух между нами.

- Вы знаете где. И да, я могу это подтвердить.

Правильно.

- В ту ночь Вы были барменом?

- Нет.

Я пристально смотрю на него, пытаясь передать серьезность момента.

- Не могли бы вы уточнить?

Закатав рукава, обнажая свои мускулистые предплечья, он облокачивается на стойку, наклоняясь ко мне, так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже:

- Я лучше тебе покажу.

Я выдавливаю улыбку.

- Сожалею, Колтон. Но у меня нет времени для игр. Это серьезное расследование.

- Я очень серьезен. Я пытаюсь сказать тебе, что работаю барменом только в качестве одолжения хозяину клуба, пока тот не найдет надлежащую замену. Если ты когда-либо хоть немного выходила за рамки комфорта, то уже знаешь ответ на свой вопрос. Как здесь, прямо сейчас. Поэтому я не смешиваю работу и удовольствие. Иначе границы сотрутся, и я не смогу сосредоточиться на работе, когда это произойдет.

Я вздохнула и отошла от стойки.

- Думаю, пока этого достаточно, Вашу информацию проверят. Все, что нужно у нас есть.

Колтон наклоняет голову.

- Ты сделаешь все, чтобы подтвердить это, я знаю. Я отсутствовал в тот вечер, поэтому не мог ничего слышать. С Пайпер мы пару раз лишь перебрасывались приветствиями, пока проверяли почту или мимоходом встречались в коридоре. Мне нечего предложить тебе, чтобы помочь в раскрытии этого преступления. И я сожалею об этом. Но, - он перегибается через стойку, берет мой блокнот и тянет его к себе.

Я так ошеломлена его знанием и пониманием моей работы, что даже не пытаюсь остановить его.

- Неужели у Вас есть все, что нужно от меня? Вы очень ошибаетесь.

Я словно замерев, могу лишь наблюдать, как он выдергивает ручку из моей руки, вновь не прикоснувшись ко мне, и выводит какие-то каракули сбоку страницы.

- Вы абсолютно ничего обо мне не знаете, - говорю я, слыша дрожь в голосе и ненавидя его за это.

- Только лишь потому, что я посещаю различные социальные заведения, Вы не можете играть со мной в игры.

Он скользит взглядом от тетради ко мне. Выпрямившись во весь рост, он обходит стойку и останавливается передо мной.

Его кремневые глаза заставляют все мои органы рухнуть вниз, а мое тело чувствовать себя уязвимым, так, словно я стою перед ним без одежды.

- Интересно, что же ближе к настоящей Сэди? Маленькие сексуальные платья, в одном из которых я тебя видел. Или этот мешковатый наряд, призванный скрывать фигуру. Два очень разных стиля, два очень разных намерения… но каждый является формой проявления контроля и власти.

Какого черта. Этот парень действительно пытается меня понять? Я мастер интеллектуальных игр, но если ему хочется поиграть, я готова дать ему повод облажаться.

- Весьма проницательно. Ты не хочешь, чтобы тебя анализировали, так как сама делаешь это. Не так ли?

Его понимающая улыбка искривляет губы, превращая их в ухмылку.

- Ну, во-первых, тебе нужно собрать факты.

Он бросает блокнот на стойку.

- И если ты готова, я могу дать тебе то, что нужно.

Он руководит игрой. Я могу быть чертовски хороша в этом, но это не значит, что мне все нравится. И я уверена, что мне не нравится терять опору, в любой ситуации.

Я наблюдаю за тем, как он выходит из кухни, чтобы присоединиться к Куинну и своему соседу, которые уже завершили допрос.

Я забираю мой блокнот, и прежде чем закрыть его, сжигаемая любопытством, смотрю на страницу. Первая строка бросается в глаза:

Встретимся сегодня вечером. Комната с веревками. Надень красное.

Затем ниже написан его номер.

Дерьмо. Мой желудок сжимается, мышцы как будто стянуты в узел.

Эмоции захлестывают меня. Я вытаскиваю упаковку жвачки и, отправив пластинку в рот, ощутив вкус мяты, покидаю квартиру.

Субъект

Одержимость. Все начинается с искры. С мерцания. Затем следует удар. Ложь дремлет в большинстве из нас, одержимость вкушает дым, вдыхает сигаретный аромат, кружится.

Созидание. Мы взращиваем его, заботимся о нем на протяжении всего нашего существования. Это наше. Все наше. Желаемое совершенство. И когда его игнорируют, оно бушует. Оно рвется к жизни. В пылающий ад. Уничтожать. Мы лишь пешки, оно управляет нами. Хоть мы и пытаемся управлять им, ласкать, нежно любить за красоту, но не можем контролировать. Это как преследующий мстительный любовник. Как лесной пожар, пожирающий все живое на своем пути, мы можем лишь следовать своим плотским желаниям.

Рабы. Одержимость правит нами. Она наш хозяин. И мы подчиняемся. Одержимость может быть нашей первостепенной радостью – сладкая, сладкая любовь. Она может быть также нашей полнейшей ненавистью. Экстаз печали. Наша боль становится как бы гнойной коростой, и хотя безумно больно каждый раз срывать эту корку, мы вынуждены так поступать. Но, о-о-о, ради короткого мига удовольствия.

- Нет! Нет! Пожалуйста, - она пытается оттолкнуть меня босыми ногами, всеми силами борется, чтобы не дать связать себя.

Одержимость нарастает… нарастает… как пик вулкана перед извержением. Каждый ее крик сладкой дрожью скользит по моей спине. Это так похоже на ощущения, которые Вы испытываете перед самым оргазмом. Когда внутри все сжимается, челюсть напрягается. И чем шире становятся ее зрачки, чем больше в них отражается страха, тем я все ближе подбираюсь к этому состоянию.

Смотря на блестящие, как стекло, мерцающие слезы я наклоняю свечу, и горячие капли воска падают на бедра моей жертвы, вырывая из нее оргазмический крик. Он проносится сквозь мои чувства, делая меня беспомощным, и я приближаю огонь к ее телу. Лежа на столе, спина моей любимой выгибается, а крик зависает в воздухе, обволакивая все вокруг.

Крик, вызванный агонией от нестерпимой боли. Страдание. Это как афродизиак. Мои глаза закатываются, когда я прикасаюсь к ее дрожащему телу. Я всего лишь раб этой одержимости. Владелец этой свободы. Скоро моя любимая тоже почувствует эту свободу. Но сначала… я тяну молнию вниз. Ее всхлипы и мольбы о милосердии лишь усиливают мое желание. Чтобы получить контроль над своим внутренним зверем, я должен обладать ею. Поработить ее. Контроль требует этого от меня. Ее рыдания наполняют воздух, когда мои толчки ломают ее сопротивление.

Нужно заткнуть ей рот. Моя рука зажимает ее тонкие губы, чтобы рот оставался закрыт. В конце всегда есть грусть. Не то чтобы это были угрызения совести, просто грустно говорить «прощай» любимой игрушке. Блестящий металл красиво смотрится на сливочной мягкой коже, когда я провожу ножом по ее шее. Противное бульканье раздается из ее рта, широко открытые глаза смотрят с ужасом. В принятии неизбежного.