— Что, позвольте спросить?

— Вездесущий Бог, который ни секунды не бездействует, осмысленная сила, которая поддерживает существование мира, но никак не часовщик, — рассмеялся Маркиз.

— Быть может, когда-нибудь наука доберется и до Бога и наконец сообщит миру, что он собой представляет.

— Только бы не дожить до таких времен, — вздохнул де Берль и предложил ложиться спать.

Пригласив Берлинга в свою комнату, французы проявили немалую самоотверженность. Теперь им предстояло втроем поместиться на одной двуспальной кровати. Перед тем как лечь, Берлинг повытаскивал из сумок множество каких-то сильно пахнущих мешочков и разложил в изголовье и ногах кровати.

— К сожалению, вынужден констатировать, что французские постоялые дворы перенаселены клопами, — пояснил он.

Гош эту первую ночь в пути провел в конюшне, при лошадях. Ночь была теплая, парная, полная шорохов. Спящие стоя лошади вздыхали. Гошу снилось, что он обратился к ним с человеческими словами. Слова были как дым, и, выпуская их изо рта, он губами придавал им фантастические формы.

Наутро стало понятно, что погода испортилась. На небе появились пузатые тучи, набрякшие дождем. Воздух был еще тяжелый и душный, но в нем уже ощущался приятный, бодрящий запах влаги.

За легким завтраком Берлинг сказал, что готов некоторое время сопровождать черный экипаж. По меньшей мере до Орлеана, поскольку направляется на юг и Орлеана все равно не миновать. Похоже было, на его решение повлияло присутствие Вероники. Он этого, впрочем, и не скрывал. Пожаловался, что ему давно уже не случалось попадать в женское общество.

— Человеку необходимо общение с прекрасным, — галантно заключил он.

Маркиз был не слишком доволен. Он опасался, что болтливый англичанин замучает их, высказывая свое мнение по каждому поводу. Однако понимал, что Берлинг своим присутствием разрядит нарастающее напряжение, а стало быть, в некотором смысле будет полезен.

На завтрак трактирщик подал отварные овощи под майонезом. Видно, старался таким способом угодить знатным господам и сгладить неблагоприятное впечатление, которое произвел накануне нелюбезным приемом англичанина.

— А знаете ли вы, что майонез, считающийся королем соусов, изобрел ваш кардинал Ришелье? — вопросил Берлинг. — Это одна из многих вещей, благодаря которым в мире уважают Францию и французов. У нас майонез до сих пор еще неизвестен.

— Приготовление майонеза всегда меня удивляло, — сказал Маркиз. — Берется яйцо…

— Желток, — робко поправила его Вероника.

— Да, вы правы, берут желток и медленно подливают оливковое масло. Делать это нужно равномерно, непрестанно растирая смесь. Желток желтый, масло прозрачное, а в результате их соединения получается совершено новая субстанция совершенно другого цвета и консистенции, нежели ее компоненты. Ну разве это не маленькое чудо? Разве это не доказательство действия особых сил? Тут дело не в элементарных принципах добавления и соединения.

— Зря вы все усложняете, Маркиз, — сказал Берлинг. — Ваши метафизические склонности вылезают наружу даже по таким пустячные поводам. А дело-то пустяковое. Как получается майонез, можно объяснить научным путем, надо только знать, какие химические процессы происходят, когда вы растираете смесь. Я, к сожалению, не химик, но рискну предположить, что для соединения яйца и оливкового масла, то есть двух разных компонентов со строго определенными свойствами, необходим третий компонент — растирание. Этот решающий фактор — движение, а может, возникающее при трении тепло — вызывает качественные изменения исходных веществ. В результате каких-то там процессов, которые я, увы, не могу назвать, образуется новое вещество — не просто сумма, не просто смесь, но как бы равнодействующая желтка и масла.

— «Какие-то там процессы» — не объяснение! — сердито воскликнул Маркиз. — Вся штука именно в том, что это за процессы. Возможно, в них участвует Бог, или сей таинственный процесс — Демон Майонеза.

— Шутить изволите.

— Отнюдь. Я только вам показываю, что ваши «процессы» и мой Демон — два неизвестных. Два способа объяснения того, чего мы не знаем. Чем процессы лучше Демона?

— Процессы — понятие научное. То есть их можно изучить, увидеть, предсказать и описать.

— Иначе говоря, каким-то образом за ними наблюдать?

— Да. Эмпирия — вот самое подходящее слово, — обрадовался англичанин.

— А если бы оказалось, что многие видели, как Демон Майонеза — страшный и желтый — возносится над яйцом и оливковым маслом…

— Не знал, дорогой Маркиз, что ваш конек — абсурдные умозаключения, — надулся англичанин и прекратил разговор.

Берлингу, ехавшему верхом рядом с каретой, ничуть не мешало, что Гош немой. Он засыпал сидящего на козлах мальчика рассказами из лондонской жизни. Гош улыбался и согласно кивал головой.

— Как вы себя сегодня чувствуете? — в карете спросил у Вероники Маркиз.

— Спасибо, хорошо. Я выспалась, завтрак был вкусный, и я рада, что похолодало, — ответила по всем правилам хорошего тона Вероника.

— Полагаю, ваш друг уже выехал из Парижа и вот-вот нас догонит. Можно не волноваться.

Вероника благодарно улыбнулась.

— Я не волнуюсь. Будет то, чему суждено быть, — сказала она, и Маркиз умолк.

Они ехали по зеленой равнине. Там и сям виднелись небольшие виноградники. Навстречу то и дело попадались крестьяне на возах и всадники. Ведущая в Орлеан дорога принадлежала к числу наиболее оживленных. В полдень начал моросить дождь, и Берлинг не преминул этим воспользоваться, чтобы пересесть в карету. Коня он привязал сзади на длинный повод. Устроившись рядом с Вероникой, он снова принялся за свое.

— Я все думаю об этом майонезе… Обещаю, что по возвращении всерьез займусь изучением процесса соединения яйца с оливковым маслом.

— Учтите, что майонез не всегда получается, — заметила Вероника. — Если женщина возьмется за приготовление майонеза во время своих ежемесячных недомоганий, она может быть уверена, что соус ей не удастся.

— Только не говорите мне, что вы в это верите! — негодующе воскликнул Берлинг.

— Верю — сама проверяла. Эмпирия, как вы это называете.

— Случайность.

— Я не верю в случайности, — вмешался Маркиз. — Мы ссылаемся на случай, если не умеем найти другого, более убедительного объяснения. Вот вам пример беспомощности при попытке проникнуть в тайну так называемых «процессов».

— А вообще-то они познаваемы, как ты считаешь? — спросил де Берль.

— Думаю, да. Но орудием их познания не обязательно должен быть разум.

— Знаю: озарение! Ха! — выкрикнул Берлинг. — Да это чистый мистицизм, сударь мой. Магия.

— Магия и разум — два совершенно разных пути познания, и каждый из них исключает другой. Истина, возможно, как всегда, посередине.

— Нельзя сочетать суеверие с рациональным мышлением, — возразил Берлинг.

Маркиз, подумав, ответил:

— Попробуем вообразить, что познание, о котором мы говорим, — дерево. Пониманию магов доступны его корни, но недоступны ветви. Для человека науки, подобного вам, господин Берлинг, напротив, крона секрета не составляет, но корни он понять не способен. И наука не нуждается в магии, а магия — в науке. А вот людям обыкновенным потребны и та, и другая.

— Хорошо сказано, — признал Берлинг. Истинная цель путешествия должна была оставаться тайной для Вероники и англичанина, и потому Маркиз и де Берль ловко обходили эту тему, когда же Берлинг задал прямой вопрос, недолго думая сочинили весьма неопределенную версию о некой торговой миссии. Берлинг объяснение принял и прекратил расспросы. А Вероника продолжала строить воздушные замки. Она знала, что торговая миссия — ложь, но ей до этого не было никакого дела: ведь впереди ее ждало венчание с шевалье в романтической атмосфере Пиренеев.

Маркиза и де Берля Вероника находила несколько странноватыми. Не таких она знавала мужчин. Мало того что они ее не соблазняли — они будто не видели в ней женщины. Подчеркнуто держались на расстоянии, были любезны, но высокомерны. Вероника не очень понимала, чего от нее ждут, какой ей надлежит быть.