Только один раз это не сработало. С военным крейсером, который сразу же направился к станции, запрашивая у искина информацию по скорости распространения чумы. Так можно было определить, в какой она стадии. Это нам было не нужно, поэтому, как только крейсер приблизился, произошёл пуск ракет с двух тяжей, их пусковые были перезаряжены ракетами, которые мы взяли со складов «Бишона». Стреляли те корабли, что были ближе всего к нему. Крейсер исчез в разрывах. Больше нам никто не мешал.

Самое ценное оборудование и модули я убирал в трюмы «Кашалота», остальное, но не менее ценное, – в пустые трюмы тяжей, которые предварительно освободили от руды. На их борта также вешались тяжёлые контейнеры с захваченным на складах имуществом, да и то, что было демонтировано из помещений, тоже к ним направлялось.

Время утекало стремительно, но не менее стремительно станция в свёрнутом виде исчезала в трюмах четырёх кораблей. На пятый день я приказал начать разгон для прыжка. Всё, что можно, мы забрали. Кроме обломков крейсера на месте, где ранее находилась станция, остались только брошенные нами три складских дока, один модуль центра развлечений и два ремонтных дока. Нам их просто некуда было паковать. Перегруженные корабли, с трудом разогнавшись, ушли в гипер по заранее проложенному моими офицерами маршруту.

Дети из приюта и освобождённые рабы находились на одном из тяжей под присмотром моих людей. Всего было освобождено сто семнадцать рабов, количество детей и их воспитателей я уже сообщал. С рабами сейчас работали двое моих сотрудников, ранее служивших в СБ флота республики Шейн.

Вот воспитатели встретили нас не по-доброму. У некоторых на станции были семьи, и о их судьбе они ничего не знали. Пришлось их убрать от детей. Двух буйных так вообще ликвидировать. С детьми остались две девушки, спокойные и против нас ничего не замышлявшие, работавшие по специальности. Они уже поняли, что детям мы ничего плохого не сделаем и даже устроим в соседнем нейтральном государстве.

Так как пилотов для тяжей у меня раз-два и обчёлся, четверо их было, то пришлось управлять «Кашалотом» самому. Это была практика, и я не имел ничего против, кроме одного но. Последние трое суток я со своими офицерами не спал и работал на стимуляторах, что не совсем было во благо для организма. Поэтому, как только экраны мигнули и выдали привычный фон полёта в гипере, я встал из пилотского кресла и, тяжело покачиваясь, направился в медсекцию корабля, где уже находились оба капитана. Через пару минут крышка реаниматора закрылась, и я вырубился на полтора часа, пока капсула чистила мой организм от последствий действия стимуляторов.

Полёт через всю империю мне особо не запомнился, был он какой-то будничный. Мы выходили в пустых системах для промежуточных прыжков, разгонялись и снова уходили в гипер. Только один раз, во время третьего выхода, вспугнули стайку кораблей, по виду контрабандистов, вот и всё. Всё время полётов я учился, меня пробуждали только перед выходом из гипера, а так, в капсуле, я поднимал базы, пользуясь свободным временем, у меня много было того, что требовалось поднять повыше. Вот я, пользуясь разгоном, и поднимал их.

Когда мы пересекли границу, то, выйдя из гипера в одной из пустых систем соседней республики – дальше находилась империя Хира, где у одной из планет висела моя станция с подданными, – я велел избавиться от пассажиров. Три корабля зависли в системе в ожидании, а один тяж направился в соседнюю систему, где находилась планета Бусон. Это была промышленная планета республики. Там все бывшие рабы и дети были благополучно сданы на руки организации «Всепомощи», прототипа Красного Креста Земли. Все вопросы были сняты одним ответом: это освобождённые с территории империи Люмер. А имперцев за драчливость и высокомерность не любили все соседи, так что проблем не возникло, и когда тяж вернулся обратно в сопровождении двух военных кораблей республики, мы разогнались и отправились дальше.

Через семнадцать дней все четыре корабля, тяжело маневрируя, приблизились к планете Цивил, самой крупной планете империи Хира по торговым отношениям. Её деловой центр, можно так сказать. Это единственное место, где я могу продать трофеи с максимальной ставкой, именно поэтому наш путь лежал сюда, а не к Торену.

Ещё на подлёте, сразу после выхода «Кашалота» из гипера, со мной связался представитель юридической фирмы тестя. Именно на нём и лежала обязанность по договорённости за определённый процент продать все мои трофеи.

Следующие две недели мы плотно работали по продаже всего моего имущества, а так как я запрашивал за него максимальную цену и искал покупателей, то дело двигалось туго. Каждый модуль и предмет за время нашего полёта были исследованы дроидами-диагностами, которыми управляли корабельные искины, так что у меня был полный список всех трофеев и их состояния.

Первыми ушли два тяжёлых шахтёра, я оставил себе только один, самый новый, назвав его «Гномом», – те тоже рудознатцы, и все остальные корабли, средние и малые. Остались только «Кашалот» и «Гном». Через неделю появился покупатель и для станции. Он взял «Мираж» за восемьсот тридцать шесть миллионов, и это только в базовой комплектации. После этого мы распродали остальные трофеи и станционные модули. Из всех я оставил себе только один ремонтный модуль, малую верфь и перерабатывающий завод, остальное пошло в продажу.

На моём личном счете находилось около десяти миллионов кредитов, остальные же я держал на другом, на том, что приписан к моей станции. Системы безопасности для снятия денег оставил прежними. То есть в моём личном присутствии в банке и при снятии ДНК. При попадании в рабство я уже один раз напоролся на то, что меня ограбили, в данном случае это уже будет невозможно без моего добровольного согласия.

В общем, осталось по мелочи, когда вдруг Сенов, который пропадал на планете, сообщил, что со мной хочет пообщаться отец. Для этого была заказана специальная кабина у пункта гиперсвязи, защищённая от любого вида прослушивания.

Я в тот момент впаривал одному перекупщику два оставшихся у меня ремонтных дока и складской модуль, когда сообщение капитана оторвало от этого интересного общения. Махнув рукой, я отказался продавать модули перекупщику за заявленную им цену и отключился, после чего, выслушав Сенова, сообщил:

– Дел у меня сейчас особо нет, можно спуститься и пообщаться. Через четыре дня вылетаем на Торен, так что готовься. У нас мелочь осталась, продадим и вылетаем.

– Хорошо, ваше высочество. К «Кашалоту» вылетел катер, он доставит вас на планету.

Все переговоры и торги я вёл на борту «Кашалота», у меня было специально оборудованное помещение для связи с дельцами и покупателями. Лично я с ними не встречался, общался исключительно с помощью аппаратуры связи. Работал я только под видом Ворта Трена.

Покинув помещение, потягиваясь на ходу, я направился к себе. Нужно сменить мой привычный инженерный комбез на что-то более подобающее, чтобы не ударить в грязь лицом при общении с отцом. Тот постоянно в парадном мундире со мной общается.

На борту я был один, все остальные находились в увольнении на планете, да дежурная смена на «Гноме», поэтому, переодевшись и переведя транспорт в ожидающий режим – теперь без меня никто не сможет попасть на его борт, – я прошёл через шлюзовую на борт прибывшего катера. Президентский, не иначе, слишком роскошен. На нём я и спустился на планету. Особо осмотреться мне не дали, я только и заметил голубое небо да десяток флаеров. Сели мы в пригороде, и транспортный поток, как я заметил, тут был приличный.

Сотрудники центра связи встретили меня на посадочной площадке и сопроводили в нужное помещение, у входа в которое переминался с ноги на ногу капитан Сенов. Как оказалось, соединение уже было установлено и отец был на связи. Я немного запоздал. На минуту.

Пройдя в комнату и поздоровавшись с отцом, я спросил, как у него дела и причину вызова.