— Правда?

— Да. У тебя голос резонирует, просто классно. А как ты спрашиваешь о чем-нибудь, как отвечаешь… Обалденно. Я подумала — вот человек, который знает, что ему нужно, и в то же время умеет быть очень внимательным, очень нежным. — Она надолго замолчала, и я почувствовал, что должен как-то отреагировать.

— Ну да, в принципе, то есть… как бы выразиться? — Я старался найти отстраненную, ироничную форму, но в эту самую минуту вдруг увидел цифры. Цифры, буквально мчавшиеся на диске маленького белого счетчика, присоединенного к телефону и в условных единицах отсчитывавшего длительность разговора. До меня кто-то звонил, и счетчик остановился на двенадцати. Обычно цифры ползли со скоростью черепахи, я заметил это, когда ночью звонил в Мюнхен, да, всегда они ползли себе потихонечку, медленно сменяя друг друга, и каждая циферка стоила шестьдесят пфеннигов. А тут цифры мелькали, как на электросчетчике, когда в доме включены все лампы и вся бытовая техника. Я молча воззрился на цифры.

— Алло, ты слышишь меня? Что ты делаешь?

— Я? Что делаю? Ничего.

— Хочу сказать тебе — услышав твой голос, я подумала, что ты гораздо моложе.

— А, ну да, со мной это уже случалось. — Более идиотского ответа не нашел, подумал я и вслух сказал: — Идиотизм.

— Что?

— Да то, что я сейчас сказал. На самом деле, мой возраст меня вполне устраивает. Тут у меня нет проблем. Может, через пару лет появятся проблемы и я с грустью, а то и с завистью буду смотреть на молодых мужчин.

— Ах, вечно вам кажется, будто молодые лучше в постели. — Она сделала маленькую паузу. — И это правда.

— Вот как?

— С возрастом снижается частота потребности, зато появляется кое-что другое.

— Что же? — Я невольно задал вопрос тоном жадного любопытства и поспешил притвориться, будто интерес мой носит чисто теоретический характер: — Секс, по крайней мере в том, что касается ощущений, — одна из областей жизни, которым чужда публичность. В эту сферу не допускаются посторонние, а другие исключают из этой сферы своей жизни тебя как постороннего. И это понятно — именно здесь проявляются сугубо индивидуальные черты человека. Отсюда и жадное, безудержное любопытство людей к этим вещам.

— Знаю. Оно меня кормит. Я хочу говорить с тобой абсолютно откровенно. Ведь вот что странно — мужчин я нахожу по-настоящему привлекательными, только если они старше сорока пяти. Причина нехитрая: я делаюсь просто сама не своя, если удается взвинтить их так, что у них гормоны играют и адреналин хлещет. В этом — тайна любой власти, ведь власть та же эротика. Жизненный успех, полнота и богатство жизни служат стимулами, подстегивают. Поэтому пожилые мужчины и привлекают молодых женщин. Мужчина, я считаю, должен быть старше. Двадцатилетние рассказывают тебе о своих карьерных планах или о мальчишеских похождениях. А пожилые могут рассказать больше — у них в прошлом уже два или три брака, ужасные дети, победы и поражения в служебной карьере. Конечно, все зависит от того, как человек рассказывает и какой у него голос. Но знаешь, когда ты спросил, не замерзла ли я, сразу все пошло по-другому, я поняла это, как только заметила, что ты глазеешь на мои ноги, вот тут я почувствовала настоящий озноб, шикарное ощущение, даже сейчас, стоило вспомнить — и прямо пронизало с ног до головы, насквозь.

Я уставился на циферки, там, если я не ошибся из-за этой бешеной гонки, было уже не двенадцать — сто восемьдесят!

— Ты слушаешь?

— Да.

— Знаешь, в том, что мой брак распался, виноват был тоже пожилой мужчина.

— Да?

— Да. Когда я вышла замуж, мне было двадцать два. Четыре года мы прожили нормально, те самые четыре года. А потом случилось…

— Что?

— Эта история немного напоминает… — она запнулась, — напоминает то, как у меня с тобой. Ты слушаешь?

— Да. Весь внимание.

— Правильно. Итак, история началась с того, что я решила преодолеть свою боязнь глубины. Дело в том, что я умею плавать, но только там, где достаю ногами до дна. А бултыхаться в бассейне для начинающих не позволяло самолюбие. Но надо начать с самого начала. Я сидела дома и писала свою магистерскую работу. Страшно вспомнить. У меня началась бессонница, я мучилась головными болями. Чуть что, разыгрывалась мигрень и казалось, будто с головы медленно снимают скальп. Да. Болели даже волосы, к ним невозможно было прикоснуться. Когда я причесывалась, начиналась дикая головная боль, в глубине где-то, в мозгу, там, где рождаются слова, но говорить я не могла из-за боли, читать и писать тоже. Правая рука словно налита свинцом, я ее поднять не могла, а спина как деревянная или как в корсете. На меня словно столбняк напал. Я читала конспекты, записи, мне казалось, я тону во всех этих мелких деталях и цитатах. Ужасно. Пошла к врачу, мне его порекомендовала приятельница, которая тоже мучилась мигренями. Врач спросил, спокойно так спросил, приветливо, как протекает моя семейная жизнь. Я сказала — никаких отношений с мужем у меня сейчас нет. Муж у меня очень заботливый, он меня, больную, не беспокоит. Врач попросил описать характер боли, где болит, когда начинает болеть, осмотрел меня и заявил — нужно плавать. Плавание избавляет от стресса, причем плавать много, не меньше часа, и сон вернется. Дело было зимой. Итак — закрытый бассейн. Я врачу говорю — не могу плавать. Боюсь глубины. А он в ответ: единственный выход — плавать, посещайте бассейн три раза в неделю. Начните плавать там, где мелко. Поперек бассейна, туда-сюда, и постепенно переходите подальше, туда, где глубоко. Я была разочарована. Думала, пропишет таблетки от головной боли, и все пройдет. А тут нате вам — бассейн. Но все-таки пошла. Четыре раза в неделю по утрам ходила плавать. Это помогло, даже работа пошла лучше, я продвигалась все ближе к границе участка для не умеющих плавать, и работа моя продвигалась. Но немало времени прошло, прежде чем я наконец выпустила из рук канат, протянутый на этой границе. Иногда я все же хваталась за него, чтобы перевести дух, и с завистью смотрела на одного мужчину, который ходил в бассейн в те же часы, что и я. Как он плавал — это надо было видеть, каждое движение точное, выверенное, одним махом он достигал дальней стенки бассейна, там легко и ловко отталкивался, разворачивался и кролем плыл обратно. Видно было, что все мышцы работают у него слаженно и четко, ни одна не бездействует. Иногда он поднимался на край бассейна и сидел там, свесив ноги в воду. Меня удивляло то, что он был уже немолод, за пятьдесят, и в волосах у него серебрилась седина, но тело — как у юноши, никаких складок, никакого живота, мускулистое, тренированное, класс! Однажды мы столкнулись в воде, и в ту же секунду вся моя уверенность пропала, я стала отчаянно барахтаться, бить ногами и руками, думала — все, тону, лечу в бездну, но вдруг почувствовала, что он подхватил меня снизу поперек живота, и тут раздался голос, успокоивший меня, придавший сил, похожий на твой: «Ну что ж вы так испугались?» Он держал меня, я уже не тонула. Мы вместе доплыли до стенки. Там посидели немного на краю бассейна. Я ему рассказала, как преодолела свою боязнь глубины и как страх внезапно вернулся, когда я чего-то испугалась.

Я посмотрел на счетчик — цифры подходили к тремстам. Завтра, подумал я, скажу хозяйке пансиона, что звонил в Токио или разговаривал с Сан-Франциско.

— Он объяснил мне, что надо сосредоточиться только на движениях, то есть думать о том, что делаешь, следить за своим телом и помнить, что руки и ноги, вообще все тело должно вытянуться в струнку, от шеи до кончиков пальцев на ногах, но главное, сказал он, нужно следить за своим дыханием, в этом весь секрет. И никакого страха никогда не будет. В следующий раз мы с ним плавали вместе, иногда он меня подстраховывал, показывал, как надо держать голову, спину, и однажды, когда он меня поддерживал, его рука соскользнула и очутилась между моих ног, ну да, и тут он испуганно посмотрел мне в глаза и убрал руку. Три раза мы плавали вместе и сидели на краю бассейна. Он рассказал о себе. Архитектор, женат, есть дети. Еще он много говорил о своих строительных проектах: здание школы, почтамт где-то в Восточной Германии, многоквартирный жилой дом. О них он всегда рассказывал вдохновенно, даже с одержимостью какой-то, словно речь шла об Эйфелевой башне. Вот и плавал он так же — самозабвенно, выкладываясь до последнего, и в то же время не растрачивая силы попусту. Я так и рвалась в бассейн, утром вскакивала, радуясь, что скоро увижу его, и, когда он на две недели пропал, скучала, бултыхалась возле каната на мелком участке, не знала, что делать, и даже приходила в выходные, надеясь встретить его. Через две недели он появился. Сказал, что ездил на какой-то конкурс архитектурных проектов. Я призналась, что без него мне совсем не нравится плавать, а он сказал, что не мог дождаться этого дня, и потом мы вместе пошли к кабинкам для переодевания, и вот тогда это случилось.