Филлис Армстронг объявила заседание открытым. Сотрудники Секретной службы остались за дверью. Члены комиссии сидели в уютной гостиной. На большом серебряном подносе, стоявшем на старинном английском столе, были расставлены чашки с кофе и с чаем, тарелки с печеньем. Первая леди поговорила с каждым из приглашенных, называя его по имени, потом с материнской заботой оглядела комнату. Она уже рассказала всем о смелом выступлении Мэдди во вторник и о Джанет Маккатчинс; некоторые видели передачу Мэдди и были о ней как о ведущей самого высокого мнения.

– То, что муж ее бил, – достоверный факт? – спросила одна из женщин. Мэдди поколебалась, прежде чем ответить.

– Я не знаю, как ответить правильно. Конечно, он бил жену, хотя доказать это в суде она вряд ли смогла бы. Я знаю об этом только с ее слов. – Мэдди вопросительно посмотрела на первую леди. – Полагаю, все, что здесь говорится, конфиденциально и не подлежит огласке. – Это правило часто действовало в президентских комиссиях.

– Именно так, – заверила ее Филлис Армстронг.

– Я поверила Джанет, – продолжила Мэдди, – хотя первые же два человека, с кем я этим поделилась, высказали сомнения. Оба – мужчины: один – ведущий телешоу, мой партнер, другой – мой муж. Я ждала от них понимания, но, как видите…

– Мы собрались здесь сегодня с целью обсудить, что мы в силах предпринять для предотвращения преступлений, совершаемых против женщин, – начала свою вступительную речь миссис Армстронг. – С чего начать? С подготовки законодательной базы? Или надо начинать с общества? Достаточно ли оно осведомлено об этих проблемах? Мы попытаемся привлечь к ним внимание. – Все присутствующие закивали. – Предлагаю кое-что необычное. Пускай каждый из нас объяснит, почему он здесь оказался, по каким профессиональным или личным причинам – если, конечно, вам ничто не помешает быть откровенными. Мой секретарь ничего не будет записывать, тот, кто не хочет говорить, имеет полное право промолчать. Просто мне кажется, это будет интересно. – Она не стала говорить о своей уверенности, что это всех сплотит. – Если не возражаете, я буду первой.

Все превратились в слух. Им предстояло услышать нечто, чего никто раньше не знал о главной женщине страны.

– Мой отец был алкоголиком и каждую пятницу после получки избивал мою мать. Они прожили в браке сорок девять лет, когда она умерла от рака. Эти побои были для всех нас – у меня было трое братьев и сестра – своего рода ритуалом. Мы принимали их как должное, как неизбежность вроде церкви по воскресеньям. Я старалась прятаться в своей комнате, чтобы ничего не слышать, но все равно слышала. Потом до меня доносились из спальни всхлипывания матери. Но она не уходила от отца, не останавливала его, не пыталась бороться. Все мы это ненавидели, а потом, когда подросли, мои братья сами превратились в алкоголиков. Старший, став взрослым, жестоко обращался с собственной женой, другой брат, оставшийся трезвенником, стал пастором, младший умер в тридцать лет от алкоголизма. У меня самой, если кому-то интересно, нет проблемы с алкоголем. Всю жизнь у меня была другая проблема – мысль, вернее, реальность, что женщины по всему миру подвергаются насилию, чаще всего собственными мужьями, и никто ничего в связи с этим не предпринимает. Я всегда клялась себе, что рано или поздно этим займусь. Теперь мне бы хотелось хоть что-то сделать для изменения ситуации. На женщин нападают на улицах, их подвергают домогательствам и сексуальному насилию, бьют и убивают мужья, а мы почему-то с этим миримся. Нам это не нравится, мы это не одобряем, мы плачем, когда узнаем об этом, особенно если знакомы с жертвой. Но мы не останавливаем мучителя, не беремся за оружие, не выхватываем нож – я ведь ни разу не перехватила руку отца. То ли мы не знаем, как это сделать, то ли нам по большому счету все равно… По-моему, мы просто не желаем задумываться о подобных проблемах, но нам не все равно. Вот я и хочу заставить людей начать думать, начать действовать. Кажется, время пришло, причем уже давно. Помогите мне покончить с насилием против женщин ради меня, ради вас самих, ради моей матери, ради наших дочерей, сестер и подруг. Спасибо вам за то, что вы здесь, за вашу готовность помочь.

Миссис Армстронг умолкла со слезами на глазах. Некоторое время все молча смотрели на нее. Такого рассказа никто не ожидал. Он сблизил первую леди с простыми смертными.

Психиатр, выросшая в Детройте, поведала похожую историю с той лишь разницей, что ее отец убил ее мать и сел за это в тюрьму. Она призналась, что лесбиянка, а когда ей было 15, ее изнасиловал и избил парень, с которым они вместе выросли. Вот уже 14 лет она живет с одной женщиной, считает, что избавилась от последствий насилия в юном возрасте, но озабочена как ростом числа преступлений против женщин даже в гей-сообществе, так и нашей всеобщей привычкой отворачиваться от происходящего.

Некоторые из присутствующих никогда не сталкивались с домашним насилием, но оба федеральных судьи сказали, что их отцы распускали руки и били их матерей и что сами они считали это в порядке вещей, пока не стали взрослыми и не увидели другую жизнь. Когда настала очередь Мэдди, она сначала замялась. Ей еще не приходилось во всеуслышание рассказывать свою историю, и сейчас она чувствовала себя смущенной.

– Наверное, моя история не очень отличается от других, – начала она. – Я выросла в Чаттануге, штат Теннесси. Мой отец постоянно бил мою мать. Порой она давала ему сдачи, но так бывало нечасто. Иногда он набрасывался на нее спьяну, иногда просто со зла или вообще без повода. Мы были очень бедны, он не мог удержаться ни на одной работе и из-за этого тоже лупил мою мать. Во всем, что с ним случалось, он обвинял ее. Когда рядом не оказывалось ее, доставалось мне, но это было редко. Ссоры и драки родителей были фоном моего детства, я под них росла. – Мэдди перевела дыхание. Впервые за много лет она уловила в своей речи южный акцент. – Мне хотелось одного – сбежать от всего этого подальше. Я ненавидела свой дом, своих родителей, их отношения. Поэтому в семнадцать лет выскочила замуж за школьного дружка, который сразу после свадьбы стал поднимать на меня руку. Он много пил и мало работал. Его звали Бобби Джо, я ему верила, когда он говорил, что это я во всем виновата, не будь я такой занудой, такой плохой женой, неряхой и попросту дурой, ему бы не пришлось меня бить. А так – приходилось… Однажды он сломал мне обе руки, в другой раз спихнул с лестницы, и я сломала ногу. Я тогда работала на телестанции в Ноксвилле, которую продали одному техасцу, а тот купил вашингтонский кабельный канал и увез меня с собой. Дальнейшее, полагаю, большинству известно. Его зовут Джек Хантер. Я оставила на кухонном столе в Ноксвилле свое обручальное кольцо и встретилась с Джеком на автобусной станции. У меня был чемоданчик с двумя платьями, и я стремглав примчалась в Вашингтон, чтобы работать у него. Я развелась с Бобби Джо и спустя год вышла за Джека. С тех пор меня никто пальцем не тронул, да я и не позволила бы – теперь-то я знаю, что к чему. Стоит кому-то косо на меня посмотреть – и я бегу во весь опор. Не знаю, за что мне так повезло, но факт остается фактом. Джек меня спас, я теперь такая благодаря ему. Если бы не он, меня бы уже, наверное, не было в живых. Думаю, Бобби Джо в конце концов убил бы меня: столкнул бы с лестницы так, что я сломала бы шею, или нанес бы смертельный удар в живот. А может, я в конце концов сама захотела бы умереть. Я никогда ничего об этом не рассказывала, потому что мне было стыдно, но теперь хочу помочь таким женщинам, как я, тем, кому повезло меньше, тем, кому некого просить о помощи и кого не ждет в лимузине Джек Хантер, чтобы увезти в другой город. Я хочу их спасти. Мы им нужны, – закончила Мэдди со слезами на глазах, – это наш долг перед ними.

– Спасибо, Мадлен, – тихо произнесла Филлис Армстронг. Всех присутствующих сейчас в этой уютной гостиной – во всяком случае, большинство, юристов, врачей, судей, даже первую леди – связывали истории насилия и жестокого обращения, им оставалось благодарить только свою удачу и мужество за то, что они выжили. Все они остро сознавали, что несть числа другим, не столь везучим людям, нуждавшимся в их помощи. Собравшиеся у первой леди мечтали им помочь.