День отдыха я использовал для того, чтобы совершить восхождение на одну из ближайших вершин. Мне хотелось найти путь к вершине Чурен Химал. Но карта, на которой был обозначен большой отлогий ледник, ошиблась: все подступы к леднику преграждали покрытые снегом крутые скалы. Усталый и разочарованный, вернулся я вечером в лагерь…
Боязнь жары и малярии, казалось, преследовала всех местных жителей, и, распрощавшись с проводником, мы с большим трудом уговорили четырех коркцев проводить нас до Таракота. Так мы и двигались, нанимая в каждой деревне новых носильщиков.
Каждый раз, приближаясь к очередной деревне, мы строили большие планы. В нашем походном хозяйстве все время чего-нибудь не хватало: меда, куска мяса. муки. Когда мы спрашивали, можно ли купить тот или иной продукт, нам отвечали, что, конечно, но только не здесь, а в следующей деревне, где он имеется в неограниченном количестве.
— Мы бедные, а вот завтра вы приедете в Талкот (Дхалаун, Локондо), там есть все: куры, яйца, рис, мука — сколько угодно!
С Тибрикотом у нас были связаны особенно большие ожидания: на моей карте он выглядел настоящим крупным городом. И когда мы подошли уже совсем близко, я сказал Пазангу:
— Теперь уже недолго. Город рядом, может быть, за следующим поворотом.
— Может быть, — отозвался Пазанг, и мы решили дождаться носильщиков, чтобы войти в город в полном составе.
Вскоре они догнали нас, и Пазанг на всякий случай спросил:
— Далеко еще до Тибрикота?
— Так вот он, — последовал ответ, и носильщики указали на несколько домишек, ютящихся на противоположном склоне…
Последний отрезок пути мы одолели, ощущая легкое разочарование. И все-таки два дня. проведенные в Тибрикоте, останутся в памяти, озаренные ореолом радушия и гостеприимства.
Правда, поначалу все выглядело не очень многообещающе. Как обычно, мы спросили старосту; нас провели к старику, который в этот момент вытирал нос маленькой девочке. Столь незначительное событие, как прибытие альпинистского отряда, не могло прервать этого важного занятия. Лишь управившись с носом внучки, старик вопросительно взглянул на нас и заговорил таким оглушительным голосом, что мы невольно оторопели.
Однако голос этот не означал ничего плохого, просто староста был глуховат и, подобно всем тугоухим, старался говорить так, чтобы слышать самому.
Пазанг изложил наши пожелания: квартира, дрова, вода и немного еды. Он добавил, что у нас есть рекомендательное письмо от правительства, предлагающее оказывать нам содействие.
Помимо старосты, в Тибрикоте нашелся еще один грамотный человек — тоже старик, и тоже тугоухий. Вдвоем они принялись тщательно изучать наш документ — не потому, что не доверяли, а просто потому, что были счастливы возможности осуществить столь важный служебный акт. Правда, с очками у них явно было не ладно: они то и дело консультировались друг с другом относительно толкования отдельных знаков, причем от их голосов сотрясалась вся долина.
Мужчины, женщины и дети, покинув свои дома и поля, окружили нас. Мы сложили вещи на землю и сидели усталые, дожидаясь, когда будет расшифрован текст. Наконец они разобрались настолько, что можно было приступить к чтению документа вслух всему населению. Устремленные на нас глаза выражали робость и восхищение: мы прибыли из далекого Катманду, города, о котором здесь знали только понаслышке, и мы — друзья правительства!
Нас провели в просторный дом с чистой комнатой и крышей-террасой. Расстелили ковер. Мы сели на него вместе с представителями власти и, грызя тыквенные семечки, начали беседу. Обменявшись вежливыми фразами — я с восторгом отозвался о мощном голосе старосты и о воспитанности его внучки (она как раз карабкалась по моим небрежно раскинутым ногам), а староста подчеркнул, какая это честь для Тибрикота принимать столь важных гостей, — мы перешли к сути дела. Я спросил, можно ли будет купить продукты.
— Немного найдется, — ответил староста. — Хватит десятка яиц и трех кур?
Пазанг посмотрел на меня с восторгом, но, прочитав в моем взгляде именно то, что и полагалось прочитать догадливому человеку, сказал:
— Н-да, маловато, конечно. Но для начала сойдет. А фрукты есть?
Фрукты нашлись, мягкие темно-коричневые плоды величиной со сливу, очень приятные на вкус.
Утолив немного голод, рассчитавшись с носильщиками и исполнив все светские обязанности, в частности разрешив старосте заглянуть в объектив фотоаппарата, мы со всей энергией отдались ничего неделанию. Впрочем, шерпы постоянно находили себе занятия: кто чинил носки и ботинки, кто стирал, кто плотничал. Что же до меня, то я считал, что могу позволить себе улечься на сене и дать отдохнуть своим ногам. Как-никак, мы прошли не одну сотню километров!
Отдых продолжался и на следующий день. Мы покупали кур — по рупии за штуку! Они были не крупные и не жирные, но очень вкусные, особенно учитывая цену.
Староста обещал дать нам четырех носильщиков до Каигона, откуда мы намеревались еще раз попытаться совершить восхождение. К северу от деревни Каигон простирался целый хребет, на вершины которого, в большинстве не имеющие даже имен, не ступал еще ни один белый человек.
Патраси Химал, Сисне Химал, Канжироба Химал и еще несколько вершин, высотой от 6000 до 7000 метров ограждали громадную котловину; в центре ее, у подножия семитысячника, находилось большое озеро. Хоть я и относился с недоверием к непальским картам, но моему взору представлялась волнующая картина: мы разбиваем лагерь на берегу этого озера и штурмуем безымянный семитысячник…
Я осторожно расспрашивал старосту, есть ли горы на север от Каигона. Конечно, отвечал он, высокие снежные вершины. А озеро есть? Разумеется, — Дуд Тал, «Молочное озеро». От Каигона до него два дневных перехода. Там хорошие пастбища.
Я весь отдался своим мечтам. Сомнений нет. озеро на моей карте и есть Дуд Тал, о котором говорит староста. Наконец-то мы выйдем к подножию настоящей вершины! А уж если окажемся возле ледника, то дальше я спокоен: гора будет наша.
Я снова посвятил Пазанга в тайны карты: вот озеро, на высоте почти пяти тысяч метров над уровнем моря, вот вершина — 7000 метров! — а вот ледник. Ведь это же совсем легко, верно?
Должно быть, я говорил очень убедительно, потому что он даже забыл свое излюбленное «поживем — увидим» и только энергично кивнул в знак согласия.
Мы трогательно и громогласно попрощались со старостой, который, освободившись от тяжкого и сладкого бремени ответственности за благополучие чужеземцев, мог теперь полностью посвятить себя носику внучки.
И вот мы в Каигоне. С разрешения местного старосты разбиваем палатки на плоской крыше его дома. И почти сразу начались неприятные для меня открытия: из объяснений местных жителей вытекало, что «Молочное озеро» находится совсем не там, где указывает карта. Но, может быть, это просто не то озеро? По словам каигонцев, в двух днях пути по реке Ягдула тоже есть озеро, вокруг которого возвышаются снежные вершины. Я снова приободрился: кажется, мы придем, в конце концов, к нашим горам!
Близилось к завершению выполнение моего основного замысла — пройти через весь Западный Непал к индийской границе. Погода стояла превосходная, и можно было спокойно посвятить дней десять, а то и больше попыткам взять несколько вершин.
Местный пастух обещал показать нам дорогу. Оставалось только решить, брать ли продукты на две недели или на более короткий срок, чтобы ходить налегке. Второй вариант больше привлекал меня, и кончилось тем, что, захватив провианта на пять дней и оставив в Кантоне Аджибу и палатки, мы двинулись в путь. Аджиба чувствовал себя не совсем хорошо, и сам предпочел почетную обязанность охранять кассу экспедиции.
Сначала мы шли по хорошей дороге, потом, когда наш отряд свернул в долину Ягдулы, от дороги остался лишь один намек, а затем к намек исчез. Но пастух знал свой край, и мы продвигались очень быстро. Миновали горящие осенним золотом высоченные деревья грецких орехов, плоды которых оказались несъедобными — толстая скорлупа и почти никакого ядра. Еще выше лес исчез, остались лишь жалкие карликовые березки. Среди них мы и устроили привал. Это была довольно холодная ночевка: температура опустилась до восьми градусов ниже нуля, а мы ведь спали без палаток.
