В целом, можно сказать, что спустя уже пятнадцать лет, я достиг ощутимого неравенства, и у меня появилась личная гвардия на десять солдат, которые были сильными, хорошо вооружены, я учил их сражаться. И минимум двое из них всегда ходили за мной по деревне, охраняли меня, и жили мы отдельно. Я построил себе что-то типа дворца, точнее изгородь внутри изгороди. Я старался сделать так, чтобы при восстании, мои солдаты находились не вперемешку с остальным племенем, а были бы отдельно, и с таким расчётом, чтобы нашу мини крепость внутри изгороди нельзя было бы смять за минуту. Поэтому, вторая внутренняя изгородь представляла из себя небольшую крепость. Размер мини крепости внутри города составлял 10 на 10 метров. Вход был всего один, достаточно широкие ворота на которых всегда стояло минимум двое стражников, что никогда не пускали других людей внутрь. При этом большую часть времени ворота были заперты изнутри. И только если надо было войти или выйти приоткрывались. Стены мини крепости были созданы из высоких деревянных жердей с острыми концами наверху, жерди были высокие, около трёх метров, но гораздо толще внешней изгороди и были рассчитаны на атаку людей, а не животных. Так чтобы забраться на стену без специальных приспособлений было совсем не просто. Или чтобы штурмующим, как минимум пришлось бы встать на плечи своих товарищей. Жерди выстроганы из молодых деревьев, а не из веток, и это было совсем не просто. Закопаны эти жерди были довольно глубоко, где-то на метр, так чтобы их нельзя было опрокинуть даже большой толпой, и усилием, настоящая крепость, и в случае чего её можно было эффективно оборонять, бросая ядовитые дротики со стен вниз в толпу. И если внешняя ограда города была представлена просто забором, то в крепости вдоль стен были специальные помосты по которым было удобно ходить и бросать вниз в толпу что-либо. А на помостах по стене всегда ходил один часовой. И что уж говорить, задача создания крепости не военные оборонные цели от внешнего врага, а возможность подавления восстания. Всё было сделано так, чтобы простолюдины даже решив свергнуть меня, не смогли бы это сделать, даже напав неожиданно.

   Примечательно то, что все крупные запасы еды и жареных семян, а также несколько кувшинов чистой воды, постоянно хранились внутри крепости, а не в самом городе. Посреди двора крепости было построено четыре крупных и глубоких землянки, в которые могло поместиться крупное количество припасов. Так я не только сделал еду недосягаемой для простых граждан, но и решил проблему воровства. Моя гвардия редко воровала, или не воровала вовсе, а если и воровала даже, то я об этом просто не знал. Да и не было им смысла воровать еду, они всегда были сыты, на то и гвардия. Всё это на самом деле было жутко несправедливо, но люди приняли мои законы и правила жизни с первых дней создания города, и теперь спустя пятнадцать лет воспринимали их как данность. И даже мои нелепые законы, как, то, что нельзя строить дома ближе, чем на четыре метра от стен крепости, всех тоже устраивали. Хотя это тратило место в самом городе.

   А самое главное, мне удалось успешно разделить общество на три части. Первая часть рабочие, что составляли большую часть государства, и просто работали. Все простые люди становились рабочими. Вторая часть, это государственные служащие, такие как дозорные, часовые, раздатчики пищи и вещей, мелкие руководители, те, что командовали в поле или ремесленниками. Государственных служащих обучал я сам лично, и они комплектовались из моих детей в первом поколении и только. И третья часть общества, закрытая и изолированная каста моей гвардии. Эта часть общества съедала значительную часть ресурсов и была верна мне всегда и во всём. Я старался их постоянно контролировать и обеспечивать им хорошую жизнь. Формально предать меня могли только гвардейцы, всех остальных мы бы побили, но гвардейцев я старался воспитывать в военной строгости, постоянно следил за ними, промывал им мозг на тему верности мне и их особенности. При этом я следил за тем, что они обо мне думают, и набирал в гвардию только тех самцов, что проявляли ко мне уважение. Я вбивал им в голову мысль, что они особенные и их единственная цель жизни обеспечивать мне власть, не знаю, сколь это было успешно. Но они пока не роптали, и их устраивало осознание того, что они лучше остальной части племени, важнее, и лучше остальных людей. Понимание того факта, что они за это получают больше еды, чем другие, и больше дорогих и ценных вещей от меня и ремесленников. Кто бы знал, какой это мощнейший психологический фактор для людей, осознание того, что они чем-то лучше других. Примитивные животные от этого осознания просто впадают в экстаз. Главное, что в прошлые времена, причиной восстаний было социальное недовольство и падение уровня жизни, так что я полагал, что свергать меня будут те, кому плохо живётся. Поэтому надо просто обеспечить хорошую жизнь тем, кто служит мне, и всё будет в порядке, как бы плохо не жилось простому народу.

   Да каюсь, я совсем ушёл от справедливости, но жить по справедливости у меня уже не получалось, дважды пытался, а цель создания города, не всеобщее счастье, а создание эффективного полиса роста людей против неандертальцев. И кстати, если в былые времена, я старался обеспечить всё племя сам, своими руками. То теперь я полностью сосредоточился на управлении, я не так уж часто делал вещи сам. И уж точно никогда ничего не делал для трудового народа, почти никогда не ходил на охоту, кроме выходных, чтобы отдохнуть от всего самому. Я очень много говорил с людьми, объяснял им разные вещи, следил за настроениями, вёл диалог. И всё шло своим чередом, и надо сказать, что поскольку теперь у меня было больше угнетателей, и я сам больше следил за тем, как работают другие. Обучал управленцев, то в целом, производительность труда рабочих сильно подросла по сравнению с тем, что было раньше. И парадокс, но сейчас в поле трудился лишь каждый четвёртый взрослый, но зерна они выращивали больше, чем раньше, потому что им не давали лениться как раньше, лучше следили за тем, кто как работает. И заставляли работать лучше, не портить растения.

   А меж тем, впервые замаячила проблема слишком большого количества детей, и я знал эту проблему по своему прошлому опыту правления и готовился заранее. Дети не работали, зато ели, и их было много. Именно они создавали ту социальную проблему, что была в прошлом, а подросшие дети за которыми особо не следили, становились плохими рабочими и в последствии именно они и подняли восстание. Я понимал, что заставить женщин не рожать практически невозможно. Отнять у женщины новорожденного ребёнка, чтобы убить, женщина не поймёт, и будет много волн на воде, особенно если делать это постоянно. Не давать мужчинам спать с женщинами, чтобы они не рожали. Это сразу бунт и война, да и вообще не проследишь. Оставался один единственный путь, это убивать тех, кто не мог дать сдачи, самих брошенных детей. Спустя пятнадцать лет после основания города, когда брошенных детей стало слишком много. Я впервые ввёл спартанские традиции в своём государстве. И в прицел мы взяли не женщин и не новорожденных детей, а именно брошенных детей от трёх до семи лет.

   Все дети в возрасте с трёх до пяти лет, у которых не нашлось родителей, проходили тесты на проф. пригодность, их заставляли работать. Я сам лично смотрел, как они работают, и тех, кто работал плохо, мы убивали. При этом, признаюсь, я оказался лютым фашистом, и никогда не убивал своих детей, потому что полагал, что от моего потомства государству больше пользы, во многом, в связи с продолжительностью жизни. Если честно, я опасался, что когда я введу эту практику, начнутся сильные волнения и недовольство, и готовился, чуть ли не воевать со своим народом. В связи с чем, первые казни детей я совершал в присутствии десяти своих гвардейцев минимум во всеоружии. Никто, ни граждане города, ни мои гвардейцы не поддержали убийство детей, все были не в восторге. Детей было жалко. Но при этом, общество отнеслось к моему приказу с поразительной холодностью, восстаний не было, никто не вступился за детей. И уже спустя несколько месяцев, все свыклись с этим как с обыденной необходимостью. Убийство детей беспризорников не затрагивало ничьих интересов, никому не мешало и не портило жизнь, поэтому никто в моём государстве за них не вступился. Ссориться со мной и моей гвардией, это серьёзные проблемы и страшно, никому это не надо ради чужих детей. В итоге я направлял всех детей беспризорников в касту рабочих, заставлял с детства работать, а лишних просто убивал, и все свыклись с мыслью, что убивать лишних можно и нужно. Моя позиция была в следующем, государству нужны те, кто приносит пользу, если человек не может приносить пользу, он не имеет права жить. Так я получил мощнейший инструмент отбора себеугодных и контроля рождаемости. Я не мог контролировать саму рождаемость, но мог убивать лишних детей с двух до шести лет. Чтобы у современных людей не возникло какого-то странного отношения ко мне, скажу, что тут была простая алгебра. Половина взрослого населения в государстве женщины, каждая женщина стабильно рожает ребёнка чаще, чем раз в год, и иногда двух или трёх. При такой математике, уже спустя три года складывается ситуация, когда маленьких детей больше, чем взрослых в три раза, а это уже критическая величина, учитывая тот факт, что ребёнок не сможет нормально работать и останется нахлебником до шести лет, а полноценно начинает работать лишь с восьми. Выстроенная мной система просто не способна прокормить себя, когда детей становится в 5-6 раз больше, чем взрослых, никак. Попробуйте сами не топить котят у кошки, что рожает раз в пол года по шесть штук. Оставлять каждое новое поколение у себя дома и всех кормить. Ситуация во многом схожа. При условии, что только после восьми лет, ребёнок становится условно взрослым, а полностью взрослым лишь к двенадцати. А верха производительности особь достигает в восемнадцать лет. И для выживания и стабильности общества, необходимо иметь определённую пропорцию тех, кому за восемнадцать, относительно молодняка. И если в первые годы я сам добывал огромное количество пищи, покрывая дефицит, то с ростом государства, я начинал ходить на охоту реже, и источник пищи в моём лице пропадал. Нормальное приемлемое количество детей в обществе, это когда детей до шести лет, не более чем вдвое больше, чем взрослых. И даже такая пропорция обеспечивает высокий темп роста населения, с удвоением численности взрослого населения минимум раз в двенадцать лет. Большую долю детей от общей численности населения, моя система не способна обеспечить.