— Я тоже люблю свою церковь, отец Десмонд. Только это и держит меня в ирландской глуши. Это, да еще мой дом, который я тоже люблю. После смерти мужа мне пришлось стать деловой женщиной, а в Дублине у меня головной офис с многочисленным персоналом. И волей-неволей приходится туда ездить. Однако, так как у меня есть своя выделенная телефонная линия, я стараюсь принимать решения здесь и выбираться в Дублин как можно реже. — Тут она замолчала, а потом спросила: — Но почему мне приходится говорить одной?

— Потому что я вас внимательно слушаю, мадам. Возможно, до вас дошли странные истории о моем пребывании в Риме. В них нет ни капли правды. Я просто старался быть вежливым. И мне было скучно. Но какое счастье оказаться на родине, в обществе ирландской леди, столь очаровательной и утонченной, столь благородной и — о боже! — дорогая госпожа Донован, вы должны остановить меня… Я пришел сюда, исполненный решимости быть с вами таким же невежливым, как и вы со мной тогда, в воскресенье, в церкви. Но я получил такое удовольствие от общения с вами, что и сам теперь не знаю, что говорю. — С этими словами Десмонд решительно поднялся и произнес: — А сейчас мне пора идти… Вечером у меня молитва на благословение, а наш добрейший каноник требует от меня пунктуальности.

— Тогда в следующий раз вы должны прийти пораньше, — тепло улыбнулась мадам Донован, тоже поднявшись. — Я провожу вас.

Она на секунду задержалась рядом с ним в мощеном портике. На небе уже показались первые звезды.

— Ну разве не божественно? — выдохнула она. — Божественный вечер. Если вы опаздываете, Патрик может вас подвезти.

— Спасибо, но не стоит, мадам. Я с удовольствием прогуляюсь.

— Есть короткий путь до церкви через лес. Как-нибудь я вам покажу. Доброй ночи, Десмонд, — протянула ему свою нежную теплую руку мадам Донован.

— Доброй ночи, дорогая госпожа Донован.

Она смотрела, как он энергично шагает по подъездной дорожке, и вдруг ей почему-то ужасно захотелось, чтобы он оглянулся.

И он действительно оглянулся.

Когда Десмонд скрылся за высокими воротами, она прошла к себе в комнату и посмотрела на себя, возбужденную и разгоряченную, в зеркало. Ей понравилось то, что она там увидела, и она улыбнулась, но затем отпрянула от зеркала и громко сказала:

— Не будь дурой, Джерри! Ну пожалуйста!

В результате Десмонд, не имевший привычки ходить пешком, на целых шесть минут опоздал на службу. Однако, когда он вернулся после службы в дом священника, каноник, весьма строгий в вопросах пунктуальности, сделал вид, что не заметил проступка викария. За ужином каноник с видом победителя взмахнул салфеткой, аккуратно заткнул ее себе за воротничок и улыбнулся.

— Ну что, приятель, хорошо провел время в гостях у ее милости?

— Замечательно, каноник. Хотя, боюсь, пробыл там чуть дольше положенного.

— Да будет тебе, пустяки какие! А скажи, она… словом, как думаешь, ты ей понравился?

— Сперва она, конечно, попыталась вставить мне несколько шпилек, но потом стала сама доброта. Так что мы с ней отлично поладили.

— Я знал, что ты сможешь. Я знал, что ты сможешь, — довольно хмыкнул каноник и, взяв разделочный нож, вонзил его в хрустящую корочку аппетитной бараньей ноги. — Все идет отлично, дружище Десмонд.

Следующие несколько дней от мадам Донован не было ни слуху ни духу. В воскресенье каноник решил сам отслужить десятичасовую мессу, так как это позволяло ему обрушивать громы и молнии на головы большего числа прихожан. Естественно, Десмонду пришлось служить восьмичасовую, к которой ходило гораздо меньше народу.

И когда в воскресенье утром он подошел к алтарю, то не мог не заметить, что почетное место на передней скамье занято мадам Донован, обычно приходившей в церковь в одиннадцать часов. На сей раз на ней были короткое черное кашемировое пальто в стиле «милитари» с широким воротником и накладными карманами, плиссированная юбка, шелковые чулки и туфли с простроченными швами, а на голове — низко надвинутая на лоб шикарная шляпка «колокол». В таком виде она казалась лет на десять моложе, и сказать, что она выглядела элегантно, — значит не сказать ничего. В любой из модных парижских церквей она, несомненно, привлекла бы к себе восхищенные взгляды.

Во время службы Десмонд ни разу не взглянул на нее, но когда подошло время причастия, она преклонила колени перед алтарем и, когда он положил в ее полуоткрытый рот освященную облатку, их глаза встретились, словно между ними произошло некое духовное общение — сладостное и трогательное.

Еще в ризнице Десмонд заметил, что возле церкви до сих пор стоит ландолет с закрытым верхом, и, когда он наконец вышел, госпожа Донован, уже проявляя некоторое нетерпение, ждала его у машины.

— Я сегодня уезжаю в Дублин. Срочное дело, требующее моего присутствия. Не могли бы вы сообщить об этом канонику? Я буду, как обычно, в отеле «Шелбурн». Задержусь дней на десять или около того, — сказала она и неожиданно улыбнулась, показав ровные белые зубки. — Кстати, разведка донесла, что вы здорово промокли во время последнего обхода прихожан. У вас что, нет плаща?

— В Риме этот предмет гардероба не требуется, — рассмеялся Десмонд, продемонстрировав такие же идеальные зубы. — У меня есть приходской зонтик, огромный купол которого во время дождя с завидным постоянством выворачивает.

— Вам просто необходим плащ, — со смехом произнесла мадам Донован. — Тут вам не Рим, и в Килбарраке эта вещь требуется постоянно. А теперь au revoir! — сказала она и протянула Десмонду руку.

После причастия он мог позволить себе только слегка пожать ее пальцы. Но когда автомобиль скрылся из виду, Десмонд опустился на колени и помолился о ее благополучном путешествии по забитой транспортом дороге. И о ее скорейшем возвращении.

Следующие несколько дней жизнь текла своим чередом, хотя Десмонд все острее ощущал отсутствие своего нового друга. Однако в четверг он получил материальное свидетельство того, что госпожа Донован о нем не забыла, в виде роскошного плаща, доставленного службой срочной доставки. Плащ фирмы «Берберри» был спокойного серого цвета и прекрасно сидел на Десмонде, что подтвердил во время примерки каноник, выжидательно смотревший на своего викария.

— Прямо как на тебя сшито, приятель. Очень красивый, а серый цвет — именно то, что и подобает священнику. — Каноник одобрительно погладил тонкий непромокаемый габардин, явно довольный таким знаком внимания со стороны госпожи Донован. — Десмонд, похоже, ты ей действительно понравился. И если будешь вести себя осмотрительно, может, она и прислушается к тебе, когда ты ненароком заговоришь про алтарную преграду.

Однако Десмонд счел за благо промолчать. Он уже решил про себя, что, несмотря на давление каноника, в таком деликатном деле надо вести себя сдержанно и осторожно.

Через шесть дней обитатели дома священника узнали о возвращении госпожи Донован. Оба, и каноник, и Десмонд, получили приглашение по телефону прийти в ближайшее воскресенье к ней на ланч.

Каноник был чрезвычайно доволен, но ответил, что, к величайшему сожалению, прийти не сможет и будет только викарий.

— Десмонд, мадам хочет видеть именно тебя, к тому же ты прекрасно знаешь, что после воскресного обеда я люблю хорошенько вздремнуть.

Итак, Десмонд в одиночестве отправился в «Маунт-Вернон», надев в знак признательности чудесный новый плащ, но на сей раз решив обойтись без шляпы. Подойдя к дому, он обнаружил госпожу Донован, прогуливающуюся по террасе и одетую самым неформальным образом: на ней была розовая блузка, серая льняная юбка и простая соломенная шляпка, завязанная под подбородком. Увидев Десмонда, она с улыбкой воздела руки к небу.

— Боже мой! Неужели пошел дождь?

— Мадам, погода здесь ни при чем. Я просто хотел дать вам возможность полюбоваться своим чудесным подарком.

— Я и любуюсь. Но посмотрели бы вы на себя со стороны! Вы сейчас меньше всего похожи на священника. Вы — самый настоящий юный фавн, переодетый для рекламы «Берберри». А теперь немедленно снимайте плащ!