Абивард отвел копье назад и ткнул им. Противник увернулся и вновь ударил по копью. Теперь они сошлись вплотную. Абивард попытался ударить соперника в лицо заостренным шипом в центре щита. Спустя мгновений он мог считать себя счастливчиком, не получив такой же удар.

Он, как и сторонник Смердиса, ругался, уворачивался и наносил удары, пока кто-то — Абивард так и не узнал кто — не подсек коня противника. Когда конь с громким ржанием встал на дыбы, Абивард проткнул всадника копьем. Тот тоже заорал и продолжал кричать после того, как Абивард выдернул из него копье. Его агонизирующий крик был еле слышен среди криков торжества и ненависти, которые стеной висели над полем брани.

— Интересно, как идет бой, — пробормотал Абивард. Он был слишком занят, стараясь остаться в живых, чтобы чувствовать ход сражения в целом. Продвинулся ли он вперед после того, как был остановлен его первый натиск, или же отступил вместе с другими сторонниками Шарбараза? Он не мог этого сказать. В этот миг даже пробиться к законному Царю Царей казалось достаточно сложно.

Когда же он наконец оказался рядом с Царем Царей, Шарбараз крикнул ему:

— Как наши дела?

— А я надеялся, что это знаешь ты, — в легком смятении ответил Абивард.

Шарбараз поморщился:

— Оказалось не так просто, как мы надеялись. Что-то не больно они рвутся дезертировать, а?

— Что ты сказал, величайший? — Абивард не расслышал всего сказанного — он усердно отбивался от одного из копейщиков Смердиса. И только когда тот неожиданно отступил, он смог вновь обратить внимание на Царя Царей.

— Ладно, ничего, — сказал ему Шарбараз. К этому моменту Царь Царей давно потерял копье, а меч его обагрился кровью. Наступило редчайшее мгновение с тех пор, как Абивард познакомился с ним: Царь Царей не знал, что делать дальше.

Упорное сопротивление, которое оказывали воины Смердиса, похоже, озадачило его.

Но тут, как только он отдал приказ к очередной атаке, на левом фланге войска Смердиса раздались дикие, исполненные ужаса крики. Одни кричали: «Измена!», другие — их было больше — вопили: «Шарбараз!» Они обратились против воинов, все еще верных Смердису, и атаковали их вместе с войсками Шарбараза.

Когда левый фланг охватил хаос, войско Смердиса стало быстро разваливаться. Воины в центре и на правом фланге, увидев, как изменилось их положение, либо побросали оружие и сдались, либо бросились бежать. То тут, то там самые упорные отряды арьергарда жертвовали собой, чтобы их товарищи могли уйти.

— Прижать их! — закричал Шарбараз. — Не дать им уйти! — Теперь, когда стратегия лобового удара оправдалась, он вновь почувствовал себя в своей стихии, побуждая своих воинов сделать победу сколь возможно полной.

Но, несмотря на все его призывы, значительная часть армии Смердиса вырвалась и бежала на юг. Его собственное войско после тяжелой утренней битвы было не в состоянии пуститься в изнурительное преследование, которое могло бы уничтожить противника раз и навсегда, Наконец он, похоже, осознал это и прекратил погоню.

— Если я прикажу им сделать то, чего они не могут сделать, в следующий раз они не послушают меня, когда я прикажу им сделать то, что им вполне по силам, — пояснил он Абиварду.

— Мы и так одержали полную победу, — ответил Абивард.

— Это не то, чего я хотел, — сказал Шарбараз. — Я думал разбить войско узурпатора столь основательно, чтобы никому после этого и в голову не пришло выступить против меня. Обычной победы для этого недостаточно. — Он несколько умерил тон:

— Однако придется этим удовлетвориться. Это все же много лучше, чем поражение.

— Воистину, — согласился Абивард. Шарбараз сказал:

— Я хочу допросить кое-кого из захваченных нами людей, которые дрались с таким ожесточением; хочу узнать, как Смердису удалось сохранить их верность после того, как они узнали, что я отказался от трона отнюдь не по доброй воле. Чем скорее я это выясню, тем скорее смогу что-то с этим сделать.

— Да, — ответил Абивард, но голос его был рассеян; он лишь наполовину расслышал слова законного Царя Царей. Он смотрел на поле и впервые видел тот кошмарный мусор, который оставляет после себя большая битва. Последствий сражения в Пардрайянской степи он не видел; он бежал, чтобы не стать еще одним ее последствием. Прочие битвы, в которых он участвовал, были лишь небольшими стычками. То, что оставалось после них, было сходным по характеру, но не по масштабам. Размеры страданий, простершихся на целый фарсанг земли, ужаснули его.

Люди, продырявленные насквозь, с изрубленными лицами и отсеченными руками, с вывалившимися кишками лежали в безобразных позах посреди луж крови, уже переходящей из алой в черную; вокруг жужжали мухи, а в небе кружило воронье, опускаясь и выклевывая незрячие раскрытые глаза и прочие лакомые кусочки. Поле брани пахло как бойня и одновременно как отхожее место.

Среди человеческих останков бесформенными кучами возвышались трупы лошадей. Абиварду было жалко их больше, чем воинов: они не имели представления, за что умирают.

Но еще страшнее, чем убитые люди и животные, были раненые. Изувеченные лошади кричали жуткими сопрано, словно женщины в агонии. Люди стонали, выли, изрыгали проклятия, причитали, плакали, истекали кровью, старались перевязать свои раны, звали матерей, молили о помощи или о смерти и подползали к другим людям в надежде на помощь. А эти другие, шакалы о двух ногах, расхаживали по полю, выискивая то, что можно унести с собой, и принимали меры, чтобы никто из ограбленных ими не остался в живых и не смог потом отомстить.

Но были и другие, которые, к своей чести, делали все, что в их силах, помогая несчастным, — перевязывали, латали раны, вправляли сломанные кости. Два деревенских колдуна обладали, помимо прочего, даром целительства. Они могли излечивать раны, которые без их помощи оказались бы смертельными, но сами платили за это огромную цену. Один из них — руки его были в крови человека, которого он только что вернул с самого порога смерти, — поднялся с колен, сделал два шага к другому раненому и рухнул лицом вниз, потеряв сознание.

— Глядя на все это, я жалею, что мы взяли с собой наших жен, — сказал Абивард. — Даже если они не представляют себе нас среди убитых, они никогда не забудут о страшных превратностях войны.

Шарбараз обернулся и посмотрел на обоз, который стоял на значительном удалении от места битвы. Похоже, это расстояние успокоило его.

— Все будет нормально, — сказал он. — Они не могли увидеть многого.

Абивард надеялся, что Царь Царей прав.

На пленном были только рваные льняные подштанники. Один из сторонников Шарбараза, начавший день в дубленой коже — или просто в своем кафтане, — теперь владел прекрасной кольчугой из царской оружейной. Пленный воин придерживал грязную повязку вокруг резаной раны на руке. Выглядел он усталым и перепуганным, на длинном темном лице выделялись огромные глаза.

Поняв, кто такой Шарбараз, он испугался еще больше. Стражники, которые притащили пленного к Шарбаразу, не успели бросить его на землю — он простерся ниц по собственному почину:

— Да продлятся твои дни и прирастет твое царство, величайший! — прохрипел он.

Шарбараз повернулся к Абиварду.

— Вот как он теперь заговорил, — заметил законный Царь Царей. — Однако сегодня утром он с радостью насадил бы меня на копье.

— За несколько часов могут произойти удивительные перемены, — согласился Абивард. Пленный ткнулся лицом в землю.

— Прости, величайший! — взвыл он.

— С какой стати? — прорычал Шарбараз. — Раз ты знал, что я не отрекся от престола добровольно, как у тебя хватило наглости драться со мной?

— Помилуй! — взмолился пленный. — Величайший, я бедный человек и невежественный и ничего не знаю, кроме того, что говорят мне мои командиры. Они сказали — Господом клянусь, я передаю их речи слово и слово, — они сказали, что ты на самом деле отрекся от престола добровольно, а потом злокозненно изменил свое решение, как женщина, которая говорит: «Хочу красные туфли. Нет, синие».