Литмир - Электронная Библиотека

– Это безопасно, – завершил, про себя, Питер. Он поднялся, пожав руку господина Симека: «Отлично. Передайте мне банковские реквизиты фирмы Рихтера. Я дам распоряжения адвокату».

Питер знал, что Бромли не будет задавать вопросов. Его семья заведовала счетами Кроу больше ста лет, он привык исполнять указания клиента.

Убрав во внутренний карман пиджака лист бумаги, со счетами «Импорта-Экспорта Рихтера» в Цюрихе, Питер легко сбежал по мраморной лестнице. Воздух был вечерним, острым, морозным. Пахло хвоей, на площади, в деревянных ларьках, разливали глинтвейн:

– Рождество отпраздную в Берлине, с Генрихом… – он махнул, черное рено остановилось рядом, – я говорил, рано мне в отставку уходить…

Питер хотел дать телеграмму Бромли, из британского посольства, и поехать на Винограды. Раву Горовицу надо было начинать готовить списки.

Дети облепили лоток со сладостями, в зале отлета аэродрома Рузине.

Рав Горовиц подумал, что здесь, наверное, никогда не видели столько ребятишек разом. Они привезли малышей на арендованных автобусах. Всю неделю в еврейскую гимназию приносили тюки с одеждой. Девочки, в крепких пальто, и сапожках, с вязаными шапочками на головах, размахивали сумками. Мальчишки побросали саквояжи в угол зала. У каждого ребенка имелась картонная бирка, с именем и номером. Шесть тысяч фунтов, наличными деньгами, лежали у рава Горовица в кармане. Он передавал конверт командиру первого дугласа. Самолет, через полчаса, поднимался в воздух. У лотка, доктор Судаков, весело улыбаясь, рассчитывался за конфеты.

Аарон погрел в руках чашку кофе. Борода успела немного отрости.

Вчера они проводили Мишеля, улетавшего в Женеву, с картинами. Питер и Генрих не могли, открыто, появляться на аэродроме. Черный мерседес, как и сейчас, был припаркован в углу стоянки. Они вышли из такси, Мишель прищурился:

– Жаль, что нельзя попрощаться. Но мы вчера хорошо посидели, хоть и дома. Авраам, – распорядился мужчина, – возьми саквояж. Мне надо беречь руки… – длинные пальцы покрывали пятна от чернил, – по нынешним временам, они еще пригодятся… – доктор Судаков подхватил багаж кузена. У входа в зал отлета, Мишель велел раву Горовицу: «Стой».

Он закурил, пряча огонь зажигалки от ветра: «Аарон, зачем тебе паспорта? И почему ты на снимке без бороды?»

Прежде чем идти в фотографическое ателье, Аарон побрился. Никто, ничего не заметил. Борода у него росла быстро. В следующий раз он хотел навестить парикмахерскую в Братиславе. В портмоне у рава Горовица лежал билет на поезд, в столицу теперь независимой Словакии. Через Судеты он ехать не мог. Железнодорожное сообщение с оккупированной территорией было прервано. Через границу пропускали машины, и пешеходов, но Аарон не хотел рисковать. Он добирался до рейха объездными путями. Общине он сказал, что хочет навестить евреев в Братиславе, обещая вернуться после Хануки.

Он вернул Кларе документы мужа. Женщина, внимательно, посмотрела на лицо Аарона. Он отвел глаза, ничего не объяснив.

Аарон пошел с детьми в парк. Адель и Сабина катались на каруселях, а он сидел, рядом с Паулем. Привалившись к его боку, мальчик, медленно, читал слова в букваре. Пауль не расставался с учебником. Пауль держал Аарона за руку, теплыми пальцами. На дорожке, ворковал белый голубь. Уходя с детьми, Аарон ссыпал в карман крошки от хлеба. Он раскрыл ладонь, Пауль улыбнулся. Они покормили птицу. Голубь, вспорхнув, долго вился над их головами. Мальчик вернулся к учебнику:

– Mutter… – шевелил губами Пауль, – vater… – он поднял на Аарона раскосые, голубые глаза.

– Я сделаю, все, что смогу, милый, – пообещал рав Горовиц, поцеловав светлый, пахнущий мылом затылок. Он поднялся: «Повертим карусель для твоих сестер». На дорожках лежали сухие листья, с карусели доносился смех девочек:

– Пауль, ты будешь принцем, а мы принцессами… – Адель и Сабина оставили мальчику красивого, белого коня, с бронзовой упряжью. Рав Горовиц кивнул: «Беги». Карусель была старой, механической. Аарон встал к ручке, девочки велели: «Быстро, пожалуйста!»

Он вертел карусель, глядя на белого голубя. Птица пропала в синем, осеннем небе, улетая к Влтаве.

На аэродроме, он взял у Мишеля сигарету:

– На всякий случай. Я осторожен, пусть у меня будет не один паспорт… – в квартире кантора, Мишель наклонился над рабочим столом. Растворы он, каждый раз, готовил заново. Все ингредиенты должны были быть свежими.

– В общем… – длинные пальцы, в резиновых перчатках, потрясли пробирку, – ничего сложного нет. Лаборатория на дому… – Мишель взял кусок ваты, – дистиллированная вода, поваренная соль, соляная кислота… – чернила на французском паспорте растворялись:

– Это не ты, – Мишель разглядывал фото герра Майера, – однако вы похожи. Кто это?

Аарон отмахнулся: «Просто снимок. Второй паспорт будет с моей карточкой».

– Ты даже побрился… – отложив первый документ сушиться, Мишель открыл следующий.

Вместе с билетом в Братиславу, рав Горовиц держал два паспорта, на имя братьев, Александра и Луи Мальро, уроженцев Страсбурга. Луи, по документам, исполнилось тридцать четыре, Александру, то есть Аарону, двадцать восемь. Американский паспорт рав Горовиц спрятал в тайник, в подкладке саквояжа. Он попросил заняться его устройством Мишеля. Кузен отменно управлялся с подобными вещами. Склонив белокурую голову, кузен орудовал иголкой:

– Такие умения нужны, дорогой мой. Фальшивые документы, вторые полы, тайные перегородки. Руки у меня хорошие… – барон усмехнулся, – я опытный реставратор. Когда знаешь, где предки прятали сокровища, сам учишься подобными вещами заниматься… – Мишель вспомнил о секретном кармане в папке месье Стефана Корнеля, в Прадо:

– Генрих говорит, что с рисунками все в порядке. Ничего… – он аккуратно разгладил шелк, – месье Максимилиан вернет награбленное. Надо коллекцию забрать из банка и отправить в Лондон, – напомнил себе Мишель, – и Теодор пусть так сделает. Хотя зачем? Гитлер побоится выступать против Франции… – подумав об эвакуации коллекций родного музея, он даже зажмурил глаза:

– Джоконда, Ван Эйк, Рембрандт, Рубенс… Не говоря о греческих статуях. Не случится ничего, – бодро сказал себе Мишель:

– Оставлю пражские картины в Женеве, доберусь домой. Надо с Момо поговорить… – он тяжело вздохнул:

– Опять у меня ничего не получится. Она меня любит, ждет, а я… – в Рузине, услышав Аарона, Мишель заметил: «Смотри, ты взрослый человек. У тебя отец, сестра, племянники, брат младший. Не лезь на рожон».

– Просто для надежности, – уверил его рав Горовиц.

Справку о смерти герра Майера он, аккуратно, уложил в папку и сунул в саквояж. В Братиславе Аарон хотел поставить немецкую визу, в паспорт месье Александра Мальро. Он решил через Вену и Зальцбург добраться до Мюнхена, и начать с Дахау, как с более близкого лагеря.

– Посмотрим, – угрюмо сказал себе рав Горовиц, – если герр Майер жив, я найду его и привезу домой, к семье. Я виноват перед ним… – он заставил себя не думать о Кларе:

– Если его больше нет, я тоже все узнаю… – рав Горовиц не хотел просить Питера и Генриха ему помогать:

– Герр Майер моя ответственность. Они рискуют жизнью, каждый день… – в большое окно виднелась стоянка. Черный мерседес не двигался. Генрих и Питер хотели дождаться отлета.

– На посадку, на посадку… – дети выстроились у барьера, Авраам держал списки. Они вышли на поле. Дул теплый, совсем не зимний ветер, небо было ясным, голубым. Три дугласа стояли рядом, с готовыми, металлическими лестницами. Сдвинув кепку на затылок, Авраам подмигнул раву Горовицу:

– Завтра они уезжают, – доктор Судаков указал глазами в сторону стоянки, – меня проводишь, в Будапешт… – группа Авраама садилась на поезд во вторник, – и останешься один… – Аарон купил билет на среду:

– Надо с детьми больше гулять, – сказал себе рав Горовиц, – погода хорошая, наконец-то. Госпожа Эпштейнова занята, Клара работает… – дети, выстроившись по парам, поднимались в самолеты. Кто-то помахал: «Рав Горовиц, приезжайте! И вы тоже, господин Судаков!»

22
{"b":"275559","o":1}