Любители экстрима, они предпочитали экстремальные туры, зачастую связанные с риском для жизни, чтобы как следует оттянуться после нудных занятий в университете. На сей раз для очередного психоделического «трипа» они выбрали Лысую Гору.

Похожий на борова Дмитрий Кумарин учился на врача-анестезиолога. Это был приятный молодой человек с небольшой бородкой, в серых штанах, в серой футболке и с чёрной банданой на голове, разукрашенной белыми черепами с перекрещенными костями. Был он, правда, чрезмерно тучноват для своих лет, но пивной живот и толстый зад нисколько не мешали ему наслаждаться жизнью.

Переубедить его было невозможно, поскольку он был упёртый, как баран. Возможно, потому, что по гороскопу он был «овном». Кроме того, он был неисправимым оптимистом

Дмитрий Кумарин так же крепко стоял на ногах, как и буква «А». Поэтому приятель и называл будущего анестезиолога – Димоном-А, а тот в свою очередь, именовал будущего врача-онколога – О`Димоном.

В отличие от альфы его приятель-омега Дмитрий Торчин был худощав, как высохшая вобла. Это сравнение подходило к нему ещё и потому, что он относился к знаку зодиака «рыбы».

Иногда он бывал весел, но чаще всего на его лице пребывала печать уныния. Как будто он знал что-то такое, чего никто не знал, и это знание делало его таким печальным и безрадостным. Может, поэтому он и одевался всегда во всё чёрное.

Похожий на цаплю О`Димон был на голову выше своего приятеля и гораздо уже его в плечах. Стесняясь высокого роста, он постоянно сутулился, отчего голова его на длинной шее всегда шла как бы впереди туловища.

Надетый на спину рюкзак дополнял его схожесть с горбуном. «Горбатого могила исправит», часто любил повторять он о себе, но по другому поводу. Увлекшись с недавних пор поисками смысла жизни, перечитав вскользь кое-что из Ошо и Кастанеды, он пришёл к выводу, что в реальной жизни найти его нельзя. Обрести его можно лишь в астрале.

Выход в астрал достигался тремя способами: с помощью медитаций, холотропного дыхания и галлюциногенных психоделиков. Благодаря последним выйти из тела, уйти во вселенную и поговорить с духами о том, о сём, было особенно легко и просто.

В давние времена общаться с ними могли лишь избранные: шаманы, маги и колдуны (за что их с успехом сжигала на костре священная инквизиция). В наше время это могли позволить себе даже студенты медицинского университета.

Правда, Дмитрий Торчин и Дмитрий Кумарин находили слишком тривиальным поиски смысла жизни в городских условиях в четырёх стенах за кухонным столом, на смятой постели или в объятиях унитаза. Кроме того, они считали, что постичь истину невозможно также и в ночном клубе в тесном скоплении людей под бьющую по ушам трансовую музыку.

Опыт расширения сознания подсказывал им, что настоящее психоделическое путешествие возможно лишь на природе: в лесу на поляне на фоне деревьев или под шум волн на песчаном пляже. Только на открытом воздухе под солнцем вдали от цивилизации возникает реальная магия, и только при свете луны можно увидеть истинную Люси с брюликами.

Правда, будучи приверженцами здорового образа жизни, О`Димон и Димон-А предпочитали исключительно натуральные продукты растительного происхождения. Они считали, что всё, что даёт природа – это хорошо (даже если это дурман), поскольку у всех трав, грибов и кактусов есть душа, а вот синтетические вещества – это ужасная химия и страшные наркотики, от которых можно сойти с ума и даже умереть в самом расцвете лет.

– А что это там за вышки? – спросил О’Димон.

Отсюда с эстакады ему хорошо были видны верхушки радиолокационных вышек: одна высокая и четыре по бокам – поменьше.

– Ретрансляторы, – со знанием дела ответил его приятель.

– Киевстар?

– Это для прикрытия. А на самом деле – это секретный объект. Раньше вышки использовались, как глушилки дружеских голосов – «Голоса Америки» и «Свободы». А сейчас что-то с космосом связано. Наверно, по связи с пришельцами.

Димон-А загадочно улыбнулся.

– Но вероятно, – продолжил он, – они тут используют отрицательную энергию горы, как оружие для борьбы с противником.

– С кем именно? – полюбопытствовал О’Димон.

– А кто его знает? – пожал плечами Димон-А. – Поскольку они не такие уж и мощные, то скорей всего против собственного населения.

– Смотри, вон, – кивнул О’Димон, предупреждая приятеля.

Парни остановились. Внизу перед шлагбаумом, в метрах двадцати от них, возле похоронного венка, прикрученного к дорожному отбойнику, лежали на земле и грелись на солнышке два чёрных лохматых пса.

– А, – беспечно махнул рукой Димон-А, – это мирные собаки. Они не кусаются.

Заметив приближающихся парней, мирные собаки неожиданно вскочили с земли и принялись гавкать на них, словно оглашенные. Вскоре к ним присоединился ещё один чёрный пёс, привлечённый лаем. Тоже лохматый. Собаки, видно, были из одного выводка. Переполненные необъяснимой злобой, они стояли перед шлагбаумом и изрыгали на непрошенных гостей свои собачьи проклятья, явно не желая пропускать их вперёд.

– И что дальше? – опешил О’Димон.

Дорога наверх была только одна, обойти собак не представлялось возможным ни слева, ни справа. Димон-А огляделся вокруг в поисках хоть какой-нибудь завалящей палки и обнаружил на обочине лишь несколько крупных камней и множество мелких.

Первый камень до собак не долетел, второй бросок оказался также неудачным и только ещё больше разъярил мирных псов. Один из них, брызжа слюной и сея ужас, даже бросился вперёд на обидчиков, но тотчас упал, подкошенный третьим булыжником.

Два других пса тут же кинулись к скулящему собрату на помощь, но также были отброшены назад градом мелких камней, пущенных О’Димоном, после чего все трое, скуля и повизгивая, ретировались к стоявшему на отшибе бульдозеру.

Путь наверх был открыт. Покосившись на похоронный венок и обойдя сбоку опущенный шлагбаум с двусмысленной табличкой, два студента-медика свернули на дорогу, поднимающуюся вверх по склону, и начали своё восхождение на Лысую гору.

Несколько минут спустя О’Димон непроизвольно втянул голову в плечи.

– Не, тут реально стрёмно. Только зашли, а мне уже как-то жутко становится. Даже ноги в гору не идут.

Димон-А ласково подбодрил его:

– Это ещё что! Вот дальше будет местечко … там вообще к земле пригибает.

О’Димон тут же заныл:

– Чего-то мне уже сейчас херово.

Димон-А ободряюще похлопал его по предплечью:

– Это поначалу, О’Димон. На новичков это место всегда так действует. Ничего визуально странного, конечно, здесь не наблюдается, но чувствуется, что что-то тут такое есть. Наверно, потому что там, где сейчас стоят эти вышки, раньше стояли виселицы. Там казнили преступников, включая Богрова – убийцу Столыпина. А потом всех казнённых зарывали тут же рядом.

– Жуть, – завёл глаза под веки О’Димон.

– К тому же здесь фонит сильно, – продолжил нагнетать обстановку Димон-А. – Уровень радиации в два-три раза выше, чем по Киеву.

– Ни черта себе, – ошеломлённо раскрыл глаза О’Димон.

– Когда-то раньше здесь была свалка радиационных отходов, – открыл тайну всезнающий Димон-А, – но после Чернобыля, говорят, всё вывезли.

– Чего ж тогда фонит? – шмыгнул носом О’Димон.

– Видимо, из недр. Здесь же ещё до войны был построен радийный завод, руду добывали.

– Чёрт, я уже весь на измене, – совсем приуныл О’Димон, остановившись. – Может, давай для затравки сначала дунем травку?

– Давай, брат.

В последнее время оба Димона, то ли по приколу, то ли ещё по какой причине, стали называть друг друга братьями. Закурив, они двинулись дальше, привычно пряча косячок в кулаке.

– А где у тебя забита стрелка? – поинтересовался О’Димон.

– Да вот тут, под этой стрелкой.

Они подошли к бетонной подпорной стенке, на котором красовалось гигантское граффити «ШАБАШ» с огромным красно-чёрным указателем.

– Ну, тогда, короче, шабаш. Здесь и постоим, – пыхнул О’Димон и добавил, – тем более, что шабаш уже наступил.