Я тогда еще подумал, что сосед на самом деле дяде Ваде услугу оказал, приняв удар на себя, а он все наизнанку вывернул.
Дядя Вадя… при воспоминании о нем я чуть не зарычал. Он ведь и сам вырыл мне яму, да какую! Ну доберусь я до него, до предателя!
Мысли эти на какое-то мгновение меня отвлекли, и за это времечко ребята немножко очухались. Приняли, так сказать, правила игры!
Если вас приглашает на беседу говорящий зверь – отвечайте ему, как воспитанные люди!
– Мы никакую яму не рыли… – проблеял Сашка, и остальные подпели жалкими голосишками:
– Не рыли… она уже была вырыта… там, где пес на нас прыгнул… мы тут ни при чем, честно!
Я чуть не расхохотался – в таком ступоре от ужаса они были. Но, наверное, вид хохочущего пса совсем бы их с ума свел.
Кстати, а почему они меня упорно за собаку принимают? И почему вообще я лаять умею, если от волка произошел?!
Загадка… а спросить разгадку не у кого. Да и не до того сейчас.
Смех я сдержал. Сводить с ума ребят мне было не с руки. В смысле не с лапы. Потому что, если они чокнутся, кто мне путь к спасительной лесной грани укажет?
– Слушайте, вы, друзья детства, вы мне здорово напакостили. Из-за вас я завис в этой шкуре. Если не хотите, чтобы я вас тут загрыз, быстро колитесь: как вы сюда попали? Какой дорогой пришли?
– Да ты кто такой? – взвизгнул Сашка, делая какие-то странные движения перед лицом.
Да ведь это он перекреститься пытается, только не знает как! А Валя выставила вперед руку и смешно грозила мне растопыренными пальцами.
Ах вот оно что… на одном из них серебряное колечко…
Но, наверное, на оборотней серебро не слишком-то действует. Ну, серебряная пуля или, там, аналогичный кол – еще куда ни шло, а просто колечком помахать – ерунда на постном масле.
– Кто я такой? Скажу – не поверишь! – рявкнул я. – С ума сойдешь! Быстро говорите, как сюда прошли, не то…
И оскалил зубы.
Со стороны я себя, дело ясное, видеть не мог, но, наверное, выглядел как надо и должное впечатление произвел. Кажется, Людка вообще уже в обмороке!
А у Сашки вид был как у зомби, который ничего не понимает. Он как-то механически открыл рот и, постукивая от ужаса зубами, издал целый ряд не слишком членораздельных звуков:
– Ызлусьитерьамиезнмдрогинзд!
Пришлось включить мозг. Призвав на помощь всю свою сообразительность, я не без труда сложил фразу: «Мы заблудились, и теперь сами не знаем дороги назад!»
Ах, они не знают дороги?!. Мало того что одежду мою выбросили, лишили возможности обратиться человеком, так еще и вывести меня отсюда не могут?!
У меня явственно зачесались зубы и когти. Вот теперь я в самом деле почувствовал себя не человеком, а зверем. Да, та злоба, что темной волной захлестнула мою душу, была воистину звериной злобой…
Ох, как же я их ненавидел, всех четверых! Как же я ненавидел – этих безжалостных, глупых, жестоких придурков! С каким бы наслаждением я вонзил клыки в их глотки! С какой бы радостью рвал их на куски! Я с удовольствием сожрал бы их! В конце концов, я ведь ничего не ел чуть не сутки! Самое время уже и перекусить, чтобы сил набраться! И вот она, еда – сидит передо мной и трясется от ужаса. У моих жертв не хватит сил мне противиться! Где им, трусливым, слабым, глупым! Эти жалкие человеческие детеныши – всего-навсего добыча для зверей. Всего-навсего еда!
Я сглотнул слюну и приготовился к прыжку. Еще секунда – и я…
…И я внезапно замер, потому что не то увидел, не то почувствовал какую-то серую тьму с огненными глазами, которая летела сюда – бесшумно, не издавая ни звука, словно берегла силы для последнего броска.
Волчья стая! Сюда летит волчья стая!
Им нужны были эти человеческие детеныши.
Мои заклятые друзья! Мои лучшие враги!
Сашка с Пашкой и Валя с Людкой.
Я посмотрел на них. Я понимал, что вижу их в последний раз. Сейчас от них кровавые ошметки полетят. А потом волки доберутся до меня! Говорила же карга, что они ненавидят оборотней!
Надо резко делать ноги. В смысле лапы!
Я попытался, честно.
Но не смог.
Сейчас я был не человеком и не волком. Сейчас я был псом, который почувствовал, что людям грозит опасность. А его – мой! – долг – защищать людей…
Как защищали людей его – мои! – предки еще в незапамятные времена.
Таков инстинкт пса. И я ничего не мог с этим инстинктом поделать!
Ох, как я их всех ненавидел! Я их ненавидел до того, что готов был жизнь за них отдать…
Ничего не понимал, что со мной происходит. Но не мог иначе!
– Вы, придурки, живо лезьте на деревья, да повыше! – приказал я хриплым от ненависти голосом. – И сидите там, пока стая не уйдет. Понятно?
Они не шевельнулись.
– Нет-нет-нет, – пробормотал Сашка чуть слышно. – Мы сошли с ума. Или спим. Может, в том овраге росла какая-нибудь трава. Дурман. Белена. Не знаю какая! И мы нанюхались. И нам все это только кажется. Или все-таки мы сошли с ума.
– Ага, еще спойте, как фрекен Бок! – рявкнул я. – «А я сошла с ума! А я сошла с ума!» Слушайтесь меня! Тогда, может, спасете свои дурацкие жизни!
– Да ты кто такой?! – возопил Пашка, чуть не плача.
– Антон Волков, – буркнул я. – Не узнали?
Они разом поморгали своими вытаращенными глазками. Такое ощущение, что это имя они впервые слышали!
Ну конечно! Сколько лет прошло с тех пор, как они меня так называли!
Они мне не верят. А если не поверят, то погибнут…
Я не мог этого допустить, чтоб они все провалились!
– Помните, когда я пошел во французскую школу, то рассказал вам, что по-французски «тунец» – un thon, ан тон? И вы с тех пор стали звать меня Дохлым Тунцом? Я живу во втором подъезде, в тридцатой квартире.
– Тунец? – прошептал Пашка.
– Дохлый Тунец?! – прошептал Сашка.
Валя и Люда пошевелили губами, но мне некогда было ждать, когда они все меня поименуют.
– На деревья! – рыкнул я, да так грозно, что сам себя испугался. – Скорей!
Их словно ветром подхватило. Такого проворства я даже не ожидал, честно! Ну ладно, мальчишки, ну ладно, Валя с ее длиннющими нижними конечностями, – но ведь даже толстенькая Людка проворно заскочила на высоченное дерево, будто ее подпнул кто-то!
– А ты как же, Антон?! – вдруг спросил Сашка, свесившись с ветки.
Я не успел бы ответить, даже если бы захотел.
Серая тьма вырвалась из леса, клубясь и сверкая красными лютыми огнями.
Да, это были волки…
Я стоял один против них всех.
Господи Боже… Мамочка!
Как же их много!
Охота было удрать, и подальше, но я сжался в комок и тихо рычал, бегая глазами по узким серым мордам и выбирая первого, на которого прыгнуть.
Но они времени не дали выбрать!
Они ринулись вперед все разом!
Меня опрокинула серая масса. Звериные зубы впивались в меня, и вот уже один волчище вскочил мне на грудь и с ненавистью глянул в глаза, прежде чем перервать мне горло.
Вспышка между нашими взглядами!
Его вдруг словно отбросило!
И я почувствовал, что все волки отпрянули от меня.
Я кое-как поднялся… стоял, шатаясь, чувствуя, что все тело у меня уже искусано и терпеть боль нет сил.
А крови не было. Как раньше. Ну хоть кровью не истеку, и на том спасибо.
Но если волки передумают…
Но они не передумали. Они вели себя как-то странно… они пятились к лесу, всасывались в него и исчезали. Остался только тот волк, который чуть меня не загрыз.
Он лег на землю и положил голову на передние лапы. Вид у него был ошарашенный – и в тоже время виноватый.
Изредка он поглядывал на меня исподлобья – и тут же отводил глаза, словно мой взгляд его обжигал.
И еще там был один волк… огромный, белый… даже странно, что я его раньше не заметил.
Он смотрел на меня вприщур, но нижняя челюсть его странно двигалась. Сначала, с перепугу, я подумал, что, может, он что-то жует… может, какую-то часть меня уже отгрызли и он ее теперь пережевывает… Я даже быстренько оглядел себя украдкой, но волк как-то странно заскрипел, и я понял – он смеется! Смешно ему!