Дверь в приёмную Виктора Арнольдовича Потёмкина, доктора магических наук, профессора, члена-корреспондента АН СССР, украшали вычурные бронзовые и каменные маски. В любом другом учреждении (ну, кроме министерств внутренних дел и государственной безопасности) это смотрелось бы дико. Но не здесь. Отец сам не жаловал этой вычурности и помпы, но менять ничего не велел, мол, так заведено. Нужны людям атрибуты власти и могущества – пусть будут. Истинная сила – она не в атрибутах.

Как всегда, маски взглянули на посетителей холодно и подозрительно. Как всегда, Маша с Игорем кивнули, прошептав слова-пропуск. Распахнулись тёмные дубовые створки.

Секретарша Нина Вейнгардовна ласково кивнула выпускникам:

– Заходите, заходите, Угарова. И ты, Матюшин. Как сапоги-то начистил!.. Виктор Арнольдович пока занят, вы…

Она не успела договорить. Одна из створок двери в кабинет Отца отворилась, и выпускники замерли, точно первоклашки, вызванные на ковёр к директору. И было от чего. Никак не ожидали они, что из кабинета декана выйдет… первый заместитель председателя Комитета госмагбезопасности Иннокентий Януарьевич Верховенский.

«И правда, Кощей. Как в сказке», – подумал про себя Матюшин и тотчас похолодел. Словно прочитав эти мысли, посетитель деканского кабинета глянул на него и едва заметно усмехнулся тонкими бледными губами. Холодно блеснули очочки на хрящеватом длинном носу.

– А, молодые кадры, – приветливо и чуть по-стариковски произнёс страшный гость. Но приветливость тотчас слетела с него, едва опустились уголки губ. Вид у старого мага стал надменный и брюзгливый.

– Изволите чаю, Иннокентий Януарьевич? – засуетилась перед гостем Нина Вейнгардовна.

– Изволю, голубушка, но в другой раз. Недосуг нынче, дела. Вот и к вам… – старик погладил длинными пальцами впалые щёки, – …по делу. За содействием, так сказать, к дорогому Виктору Арнольдовичу. Но и вы, верно, по делу и за содействием. – Губы старика дрогнули в улыбке. – Вот и торопитесь, друзья мои, торопитесь. Молодость, она скоро проходит, да-с.

Он вышел. Секретарша с облегчением выдохнула и опасливо покосилась на выпускников. Машка, казалось, так была поглощена какими-то своими мыслями, что даже не заметила этой небольшой сцены. Игорь решил тоже не подавать виду, что визит к декану жуткого мага из госбезопасности встревожил его. Мало ли в каких делах помогает правительству Отец. Кто знает, может, ждёт их сейчас особое задание и самим получится Родине послужить. Как на фронте.

– Проходите-проходите, – кивнула на приоткрытую створку двери кабинета Нина Вейнгардовна.

Проходя мимо зеркала, Маша, само собой, покосилась, взглянула и тотчас поморщилась, принявшись одёргивать и оправлять слишком длинное и свободное в груди платье.

Двойные двери. Не простые – из танковой брони. Ходили слухи, что эти броневые листы Арнольдыч, закончивший войну генерал-майором, велел снять с лично им уничтоженных в Берлине «королевских тигров», когда последние фрицы попытались вырваться из кольца. Но это, разумеется, были только слухи.

В кабинете царил полумрак. Окна тщательно зашторены, горит только зелёная лампа на просторном письменном столе. Стены отделаны морёным дубом, и по ним тоже развешаны бесчисленные талисманы и обереги. Создать универсальную защиту пока никак не удавалось.

Декан поднялся Маше и Игорю навстречу. Немолодой и погрузневший, лысоватый, с обгорелой левой щекой – фронтовая память, – он скорее напоминал провинциального счетовода, нежели заслуженного учёного, мага и профессора.

– Здравствуйте, ребята. – Он указал на длинный кожаный диван вдоль стены. – Садитесь. Как полагаете, зачем я вас вызвал?

Отец часто начинал разговор так, когда речь шла о неприятном. Вопрос хоть и был риторическим, но невольно в груди поднималось желание оправдаться – не важно, за что. Если уж Отец посадил тебя на диван и спрашивает, есть за что оправдываться.

– Фимка… То есть староста товарищ Кацман сказал, что насчёт распределения… – осторожно ответил Игорь, стараясь изгнать из памяти пренебрежительно-надменное лицо Верховенского. Ему очень хотелось пригладить не поддающиеся никакой расчёске вихры, но руки словно присохли, вытянутые по швам, как и положено при стойке «смирно».

– Вольно, Матюшин, – заметив, усмехнулся Виктор Арнольдович. Припадая на левую ногу, похромал к дивану. – Садитесь, садитесь. Разговор неофициальный. Хотя тебе, Игорь, за пару твоих шуток… – Он погрозил пальцем. – Одних мышей твоих вспомнить, к девушкам ночью на Восьмое марта запущенных…

Игорь сконфуженно уставился в пол. Щёки быстро заливало румянцем, зато от души отлегло. Будь разговор тяжёлым, не стал бы декан поминать тех мышей.

– Виктор Арнольдович, товарищ декан… – Маша осеклась, так и не договорив. Добрый, ласковый взгляд декана заставил её опустить глаза.

– Не о Гошкиных шалостях речь, – невесело улыбнулся Потёмкин. Вздохнул, поморщился, поудобнее передвинул больную ногу. – У меня для вас, ребята, есть персональное распределение.

– Персональное распределение? – только и смог пробормотать Игорь. Это был удел отличников, сталинских стипендиатов, а он – нормальный хорошист, и четвёрок поболее, чем одна. Диплом, правда, на пятёрку, но… Может, за компанию с Машкой решил Отец и его запихнуть в какое-нибудь индивидуальное «светлое будущее»?

– Персональное. Вы ведь одноклассники, одногодки, из города Карманова?

– Так точно, – вырвалось у Игоря привычно-военное.

– Вот именно. Вместе росли, вместе учились… – Декан пристально взглянул на них, и Машка тотчас покраснела, потянулась рукой поправить волосы, но остановила себя.

– Мы просто друзья, Виктор Арнольдович. Друзья с детства, с одной улицы…

– Это-то и хорошо, дорогие мои. Громких слов говорить не стану, просто скажу, что пришёл из города Карманова запрос… сразу на двух наших выпускников. Горсовет слёзно просит, в главке мне ответили – на ваше, товарищ Потёмкин, усмотрение. И я подумал о вас. Вы, Мария Игнатьевна, и вы, Игорь Дмитриевич, распределяетесь в распоряжение председателя Кармановского горисполкома.

Игорь ошарашенно посмотрел на Машку. Рыжая подняла глаза на декана, и тот не выдержал этого тяжёлого мраморно-серого взгляда. Поднялся, подошёл, остановился напротив Машки и Игоря.

– Что, удивлены? – словно объясняясь за своё решение, проговорил он, только к чему было объясняться, Игорь понять не мог. – Конечно, я бы тоже удивился. Не на стройки пятилетки, не на восстановление разрушенного, даже не на борьбу с той нечистью, что на наших западных границах бродит. Но в том-то и дело, что маги, они всюду нужны. В иных местах и без них справятся – инженеры, врачи, шахтёры или строители, хотя с чародеями, конечно, легче дело пойдёт; а есть места, где только маги и помогут. Что спросить хочешь, товарищ Угарова?

– Что же… что же там случилось, Виктор Арнольдович? В Карманове? И почему… мы?

– Не волнуйтесь, Машенька, ничего там не случилось, – с неожиданной теплотой в голосе заверил Арнольдыч. – Просто выпала такая возможность. Ни одного чародея там не осталось, ни в больнице, ни в милиции. Не говоря о сельхозотделе или горздраве. Вот они и просят, просят, а где ж на всех чародеев-то враз напасёшься? Городок мелкий, кто о нём помнит? Стройки и заводы волшебников требуют, министры, руководители главков у меня в приёмной сидят, дверьми, случается, хлопают, ругаются, мол, подавай, Потёмкин, специалистов! А только не зря я деканом стал и войну не зря прошагал от Бреста до Берлина, а потом ещё и в Порт-Артур заглянул; и партия мне не зря вот это вот дала, – он указал рукой на стену, где в простой рамке висела внушительного вида бумага с большим гербом наверху и золотым тиснением по краям. – Лично товарищ Сталин вручал. Каждому из наших деканов. Что, если видим мы некую неотложную необходимость, по собственному пониманию, то можем отказать и замам, и завам. Вот я и отказал. Поедете домой…

Машка как заворожённая смотрела туда, где висела заветная гербовая бумага, но, приглядевшись, Игорь понял, что смотрит она не на неё, а левее, где в тени на полке стояла маленькая карточка. Жёлтая и нечёткая с одного края. Видно, дрогнула рука у фотографа.