Примером таких препятствий может служить, например, вот это сообщение, вырезанное из газеты без указания даты:

Сэр Сэмюэл Мандевиль, отвечая на вопрос члена палаты общин Дж. Лидса, заявил сегодня, что Кабинет его величества закрыл Суэцкий канал для всех судов, перевозящих саламандр, а также отметил, что Кабинет не допустит того, чтобы саламандры привлекались к работам на побережьях британских островов или в суверенных британских водах. Причиной этих мер, как заявил сэр Сэмюэл, является как забота о безопасности британской территории, так и необходимость соблюдать давно действующие законы и договоры о борьбе с работорговлей. В ответ на вопрос депутата парламента Б. Рассела сэр Сэмюэл уточнил, что это решение не распространяется на британские доминионы и колонии.

Ватерстат (Waterstaat, голл.) – голландское правительственное учреждение при министерстве публичных работ, имеющее главное наблюдение над дамбами, плотинами, земляными валами и водоотливными машинами, устроенными с целью защиты низменностей от наводнений. – Примеч. перев.

Для этих целей почти повсеместно использовались пистолеты, изобретенные инженером Мирко Шафранеком, которые производил оружейный завод «Збройовка» из Брно.

Ср. сообщение агентства «Гавас»

Лидер австралийских тред-юнионов Гарри Макнамара объявил всеобщую забастовку всех работников портов, транспортных, энергетических и иных компаний. Профсоюзные организации требуют, чтобы завоз саламандр-работников в Австралию был жестко квотирован в соответствии с иммиграционным законодательством. Напротив, австралийские фермеры добиваются того, чтобы импорт саламандр был облегчен, поскольку в связи с необходимостью их кормить значительно растет спрос на местную кукурузу и животные жиры, в особенности овечий. Правительство стремится к компромиссу; Salamander-Syndicate предлагает выплачивать тред-юнионам шесть шиллингов за каждую доставленную в Австралию саламандру. Кабинет готов гарантировать, что саламандры будут трудоустроены исключительно на водных работах и что (в целях охраны общественной нравственности) не будут высовываться из воды более чем на 40 см (то есть по грудь). Профсоюзы, однако, настаивают на 12 см, а также требуют выплачивать им по 10 шиллингов за каждую саламандру, не считая регистрационного сбора. Вероятнее всего, будет заключен компромисс, который придется оплатить из государственной казны.

Ср. любопытный документ из коллекции пана Повондры: Саламандры спасли 36 утопающих (от нашего специального корреспондента). Мадрас, 3 апреля.

Пароход «Индиан Стар» столкнулся в местном порту с баркасом, перевозившим около сорока туземцев. Баркас сразу же потонул. Прежде чем можно было отправить для спасения утопающих полицейский катер, на помощь поспешили саламандры, работавшие на очистке порта от грязи, и доставили на берег тридцать шесть потерпевших бедствие. Одна из саламандр лично вытащила из воды трех женщин и двоих детей. В награду за свой мужественный поступок саламандры получили письменную благодарность от местных властей в непромокаемом футляре. Между тем туземное население крайне возмущено тем, что саламандрам было позволено прикасаться к тонувшим представителям высших каст. Местные жители считают саламандр нечистыми и неприкасаемыми. В порту собрались несколько тысяч туземцев, требовавших изгнать саламандр из порта. Полиция, однако, не допустила беспорядков; в столкновениях погибли только три человека, еще сто двадцать задержаны. К десяти часам вечера спокойствие было восстановлено. Саламандры продолжают работать.

См. следующую весьма любопытную заметку, к сожалению на неизвестном языке и вследствие этого непереводимую:

Saghr gwan t’lap ne Salaam Ander bwtati og t’cheni berchi ne Simbwana m’bengwe ogandi sőkh na moďmoď opwana Salaam Ander sri m’oana gwen’s. Og di limbw, og di bwtar na Salaam Ander kchri p’che ogandi p’we o’gwandi te ur maswâli sőkh? Na, ne ur lingo t’Islamli kcher oganda Salaam Andriaa ashti. Bend op’tonga kchri Simbwana mędh, salaam!

Приведем подробное и объективное описание этой торговли, подписанное шифром «E. w.» и датированное 5 октября:

Подобные сообщения читатели ежедневно могут найти в экономическом разделе своей любимой газеты среди депеш о цене хлопка, олова или пшеницы. Известно ли вам, однако, что означают эти загадочные числа и слова? Конечно же, это торговля саламандрами, называемая также S-Trade; но как выглядит такая торговля в реальности – об этом большинство читателей не имеет достаточно ясного представления. Возможно, они воображают себе огромный рынок, кишащий тысячами и тысячами саламандр, по которому прогуливаются покупатели в пробковых шлемах и тюрбанах, осматривают выставленный товар и наконец показывают пальцем на хорошо развитую, здоровую, молодую саламандру, говоря при этом: «Почем у вас вот эта?»

В действительности торговля саламандрами выглядит совершенно иначе. В мраморном здании S-Trade в Сингапуре вы не встретите ни одной саламандры – только проворных и элегантных служащих в белых костюмах, принимающих распоряжения по телефону: «Да, сэр, Leading идет по шестьдесят три. Сколько? Двести штук? Слушаюсь, сэр! Двадцать Heavy, сто восемьдесят Team. O’кей, вас понял. Доставка через пять недель. Right? Thank you, sir». Весь дворец S-Trade наполнен телефонными звонками, он похож скорее на большой офис или банк, чем на рынок; и все же это белое здание благородной архитектуры с ионическими колоннами вдоль фасада – более космополитический рынок, чем базар в Багдаде во времена Гаруна ар-Рашида.

Вернемся, однако, к процитированному нами торговому бюллетеню и ее коммерческому жаргону. Leading – это просто-напросто отборные, умные, как правило, трехлетние саламандры, специально обученные для того, чтобы занимать должность надзирателей и бригадиров в рабочих колониях саламандр. Они продаются поштучно, вне зависимости от их веса; в них ценится только их разум. Сингапурские «лидинг», хорошо говорящие по-английски, считаются первоклассными и самыми надежными; саламандры-руководители продаются и под иными брендами, как то: Captains, Engeneers, Malayan Chiefs, Foremanders и т. д., однако «лидинг» ценятся выше всех. Их цена сейчас составляет около шестидесяти долларов за штуку.

Heavy – тяжелые, атлетичные, как правило, двухлетние саламандры, вес которых составляет от ста до ста двадцати фунтов. Они продаются только звеньями (т. н. bodies) по шести штук. Они обучены для выполнения самых тяжелых физических работ, например ломки скал, выворачивания валунов и так далее. «Heavy – 317» в процитированном бюллетене означает, что звено из шести тяжелых саламандр продается за триста семнадцать долларов. К каждому такому звену, как правило, приставляется один «лидинг» как звеньевой и надсмотрщик.

Team – это обычные рабочие саламандры, весящие от 80 до 100 фунтов, которые продаются только рабочими отрядами (team) по двадцать штук каждый; их предназначение – коллективный труд, и используют их, как правило, для землечерпательных работ, строительства насыпей и плотин и так далее. К каждому такому отряду тоже приставляется один «лидинг» в качестве его командира.

Odd Jobs – это особая категория. Речь идет о саламандрах, которые по разным причинам – например, потому, что они росли не на больших, управляемых централизованно саламандровых фермах, – не прошли коллективного и специализированного обучения. Можно сказать, что это полудикие, однако нередко чрезвычайно талантливые саламандры. Их можно покупать как поштучно, так и дюжинами и использовать для различных вспомогательных работ или мелких поручений, ради которых невыгодно задействовать целые звенья или отряды. Если «лидинг» можно считать элитой саламандр, то «одд-джобс» – нечто вроде мелкого пролетариата. В последнее время их преимущественно приобретают как сырье, которое покупатели сами обучают и далее подразделяют на «лидинг», «хеви», «тим» и «трэш».

Последняя категория – Trash, то есть брак (мусор, отбросы), – это неполноценные, слабые саламандры или инвалиды, которые не продаются ни сами по себе, ни коллективно, а отгружаются на вес – обычно целыми десятками тонн. Килограмм живого веса сейчас стоит от семи до десяти центов. В общем-то, неизвестно, зачем они нужны и для каких целей их покупают – возможно, для каких-то нетяжелых водяных работ (во избежание недоразумения напомним здесь, что саламандры несъедобны для людей). Этот самый «трэш» – практически весь – покупают оптом китайские спекулянты; куда они его потом отправляют, мы не знаем.

Spawn – это просто-напросто саламандровый помет, точнее говоря – головастики возрастом до года. Их продают и покупают целыми сотнями, и торговля идет весьма бойко, – главным образом потому, что они дешевы и их транспортировка требует минимальных затрат. Только на месте назначения их начинают обучать – до тех пор, пока они не становятся трудоспособными. «Споун» перевозят в бочках, поскольку головастики не вылезают из воды – в отличие от взрослых саламандр, которым ежедневно нужно покидать ее. Часто бывает так, что среди «споун» находятся чрезвычайно способные особи, своими талантами даже превосходящие стандартный тип «лидинг»; это возбуждает к торговле головастиками дополнительный интерес. Эти саламандры с особыми способностями впоследствии продаются по несколько сотен долларов за штуку; американский миллионер Деникер как-то заплатил целых две тысячи долларов за саламандру, которая умела бегло говорить на девяти языках, и доставил ее в Майами на особом судне – сама эта перевозка обошлась ему почти в двадцать тысяч долларов. В последнее время саламандровый помет покупают главным образом для так называемых «конюшен», где отбирают и тренируют быстрых спортивных саламандр. Впоследствии их запрягают тройками в плоскодонные лодки, имеющие форму раковины. Состязания ракушек, которые везут саламандры, ныне в большой моде, это любимое развлечение молодых американок на Палм-Бич, в Гонолулу или на Кубе; этот вид спорта называют Triton-Races, или «регатой Венеры». В легкой разукрашенной раковине, скользящей по морской глади, стоит гонщица в самом роскошном и самом откровенном купальном костюме и держит в руках шелковые вожжи саламандровой тройки; главный приз состязания – титул Венеры. Мистер Дж. С. Тинкер, которого называют «консервным королем», купил для своей дочери тройку гоночных саламандр – Посейдона, Хенгиста и Короля Эдварда, заплатив за нее не меньше тридцати шести тысяч долларов. Но все это уже выходит за рамки обычной S-Trade, которая ограничивается поставками во все уголки мира солидных рабочих «лидингов», «хеви» и «тим».

Выше мы упомянули о саламандровых фермах. Пусть читатель не представляет себе огромные питомники и корали. Речь идет о нескольких километрах пустого побережья, на котором там и сям стоят щитовые домики. В одном из них живет ветеринар, в другом – управляющий, еще в нескольких – охранники. Только во время отлива можно заметить, что от берега в море тянутся длинные плотины, разделяющие берег на несколько бассейнов. Один предназначен для головастиков, другой – для класса «лидинг» и так далее. Каждый класс саламандр кормят и обучают отдельно от других. И кормление, и обучение происходит ночью. В сумерках саламандры вылезают из своих нор на берег и собираются вокруг своих учителей – это обычно отставные военные. Первый урок – разговорная речь: учитель произносит перед саламандрами разные слова, к примеру «копать», и наглядно разъясняет их смысл. Потом они собираются в шеренги по четыре и учатся маршировать; дальше следует полчаса физических упражнений и отдых в воде. После перерыва саламандр обучают, как обращаться с разными инструментами и оружием, после чего они в течение примерно трех часов под надзором учителей занимаются практикой, выполняя строительные работы в воде. После этого саламандры возвращаются в воду, где их кормят специальными сухарями, которые содержат главным образом кукурузную муку и жир; «лидинг» и «хеви», кроме того, докармливают мясом. За лень и непослушание наказывают отъемом пищи, других телесных наказаний нет, учитывая, что саламандры не очень чувствительны к боли. С восходом солнца на саламандровых фермах наступает мертвый час: люди ложатся спать, а саламандры скрываются в морской пучине.

Подобный порядок вещей меняется лишь два раза в год. В первый раз – в период спаривания, когда саламандр на две недели оставляют в покое, и во второй раз – когда на ферму прибывает судно синдиката и привозит управляющему распоряжение, сколько саламандр и каких классов необходимо отгрузить. Сама погрузка происходит ночью: помощник капитана, управляющий и ветеринар садятся за столик, освещенный лампой, а охранники и судовая команда отрезают саламандрам доступ к морю. После этого саламандры друг за другом подходят к столику, их осматривают и признают годными или негодными к работе. Отобранные саламандры влезают в шлюпки, которые отвозят их на наливное судно. Они делают это как правило добровольно – то есть для послушания достаточно категорического приказания; лишь иногда требуется прибегнуть к умеренному насилию, например связыванию. «Споун», или помет, конечно, вылавливают сетями.

Столь же гуманным образом, с соблюдением гигиены, осуществляется перевозка саламандр. Ежедневно при помощи насосов в их емкостях меняют воду, и они получают обильную пищу. Смертность во время транспортировки не превышает десяти процентов. По требованию обществ по охране животных на каждом таком судне имеется капеллан, который следит, чтобы с саламандрами обращались по-человечески, и каждую ночь выступает перед ними с проповедью, в которой упирает в особенности на необходимость уважения к людям, благодарного послушания и любви к своим будущим работодателям, которые не имеют иных стремлений, кроме желания по-отечески заботиться об их процветании. Безусловно, непросто бывает разъяснить саламандрам суть этой отеческой заботы, поскольку само понятие отца им не знакомо. Среди более развитых саламандр для судовых капелланов распространилось прозвище «папа-саламандра». Весьма много пользы принесли также образовательно-воспитательные кинокартины, при помощи которых саламандрам во время перевозки как демонстрировали чудеса человеческой техники, так и знакомили их с будущей работой и обязанностями.

Существуют люди, которые сокращение S-Trade (Salamander-Trade) переводят как Slave-Trade, то есть «работорговля». Однако, будучи непредвзятыми наблюдателями, мы должны сказать, что, если бы торговля рабами в прошлом была организована столь безупречно и безукоризненно с гигиенической точки зрения, как нынешняя торговля саламандрами, нам оставалось бы только позавидовать рабам. В особенности с более дорогими саламандрами люди обращаются чрезвычайно вежливо и бережно, – в том числе и потому, что капитан и команда отвечают своим жалованьем и премиями за жизни вверенных им саламандр. Автор этой статьи сам стал свидетелем того, как и самые прожженные морские волки с наливного судна S.S.14 были глубоко растроганы, когда двести сорок отборных саламандр в одной из бочек заболели неукротимым поносом. Матросы ходили на них смотреть едва ли не со слезами на глазах и выражали свои гуманные чувства грубыми внешне словами: «На кой хрен сдалась нам эта падаль?»

Процитируем описание, сделанное в то время очевидцем:

Э. Э. К.

Было одиннадцать вечера, когда капитан нашего парохода велел спустить национальный флаг и спустить шлюпки. Была лунная ночь, туман серебрился. Островок, к которому мы гребли, кажется, назывался островом Гарднера из группы Фениксовых островов. В такие-то лунные ночи саламандры выходят на берег и танцуют; они не услышат вас, даже если вы к ним приблизитесь – настолько они увлечены всеобщим безмолвным танцем. Нас было двадцать человек, мы вышли на берег с веслами в руках и рассыпным строем начали полукругом охватывать темную толпу саламандр, теснившуюся на залитом молочным лунным светом пляже.

Трудно описать то впечатление, которое оставляет пляска саламандр. Где-то триста животных сидят на задних лапах, образуя практически идеальный круг, лицом к его центру; внутри круг пустой. Саламандры неподвижны, будто они оцепенели. Это похоже на частокол, сооруженный вокруг какого-то таинственного алтаря; но тут нет никакого алтаря и никакого бога. Внезапно одно из животных начинает чмокать: «тс-тс-тс» – и волнообразно кружить верхней половиной тела; это колебательное движение передается другим, дальше и дальше, и спустя несколько секунд уже все саламандры крутят верхней половиной тела, не двигаясь при этом с места, все быстрее и быстрее, беззвучно, все более исступленно, в бешеном и упоенном кружении. Примерно через четверть часа одна из саламандр выбивается из сил, за ней вторая, третья, они качаются в изнеможении и затем застывают – и снова все сидят без движения, как статуи. Спустя какое-то время опять – уже в другом месте – звучит тихое «тс-тс-тс», и опять какая-то из саламандр начинает извиваться, и ее танец сразу подхватывает весь круг. Я понимаю, что мое описание кажется слишком механистическим, – однако вообразите себе молочно-белый свет луны и долгий ритмичный шум прибоя; во всем этом была какая-то удивительная магия, вернее сказать – зачарованность. Я стоял с комком в горле, охваченный внезапным чувством – одновременно ужаса и восхищения. «Эй, братишка, шевели ногами, дырку простоишь!» – крикнул мне ближайший сосед. Мы начали сжимать свое кольцо вокруг танцующих саламандр. Люди держали весла наперевес и говорили вполголоса – скорее потому, что стояла ночь, чем опасаясь, что саламандры могли бы их услышать. «Бегом, в середину!» – раздался голос командира. Мы бросились к танцующему кругу, весла глухо шлепнули о спины саламандр. Только теперь саламандры в испуге очнулись, часть из них попятилась к середине круга, другие попытались прорваться к морю через заслон из весел, однако, получив удары, отскочили, съежившись от боли и страха. Мы гнали их к середине, они сгрудились в большую толпу, давя друг друга – так, что вскоре их образовалось несколько слоев. Десять охотников удерживали вокруг них «забор» из весел, а еще десять тыкали саламандр веслами и били тех, кто пытался проползти под заграждением или прорваться через него. Это был клубок черного, извивающегося, отчаянно квакающего мяса, на которое сыпались глухие удары. Наконец между двумя веслами открылась небольшая щель, одна из саламандр проскользнула в нее и тут же была оглушена ударом дубинки по затылку; за ней последовала вторая и третья – с тем же результатом; наконец их набралось около двадцати. «Закрыть!» – скомандовал офицер, и щель между веслами исчезла. Булли Бич и мулат Динго взяли в обе руки по одной оглушенной саламандре и потащили их по песку к шлюпкам, словно кули с мукой. Иногда тело застревало среди камней, тогда матросы дергали его резко и зло – нога отрывалась. «Не беда, – ворчал старый Майк, стоявший рядом со мной, – новая вырастет». Когда оглушенных саламандр побросали в шлюпки, офицер сухо скомандовал: «Следующих!» – и на головы саламандр снова посыпались удары. Этот офицер, по фамилии Беллами, был скромным, образованным человеком, прекрасным шахматистом. Но здесь он был на охоте, даже больше того – это был бизнес, какие уж тут церемонии! Так мы поймали больше двухсот саламандр, около семидесяти мы бросили на берегу – они были, по-видимому, мертвы, и перетаскивать их было незачем.

На корабле пойманных саламандр швырнули в резервуар. Наш пароход был старым нефтеналивным танкером, плохо вычищенные резервуары воняли керосином, на поверхности воды образовалась радужная маслянистая пленка – только крышку открыли, чтобы туда проникал воздух. Когда туда загнали саламандр, это стало выглядеть как густой суп с лапшой; отвратительное зрелище. Кое-где эта лапша слабо и жалко шевелилась, но в первый день никто не обращал на нее внимания, чтобы саламандры могли прийти в себя. На следующий день пришли четыре человека и начали тыкать в «суп» длинными шестами (на профессиональном жаргоне это действительно называют «супом»); они вертели телами, густо набившими резервуар, и так выявляли тех, которые уже не шевелились или от которых начали отваливаться куски мяса; таких подцепляли длинными крюками и вытаскивали вон из воды. «Суп чистый?» – спросил потом капитан. «Да, сэр!» – «Подлейте туда воды!» – «Есть, сэр!» «Чистить суп» приходилось каждый день, и всегда после этой процедуры в море выбрасывали от шести до десяти штук «испорченного товара», как это здесь называется, – за нашим пароходом неотступно следовал настоящий эскорт из огромных, жирно откормленных акул. Запах у резервуара стоял невыносимый. Хотя воду иногда и меняли, она была желтого цвета, полна нечистот и размокших сухарей; в ней вяло шевелились или тупо лежали, тяжело дыша, черные тела. «Эти почти как на курорте, – утверждал старый Майк. – На одном пароходе их перевозили в железных баках из-под бензола, ну и подохли они все до единой».

Через шесть дней мы пришли на остров Наномеа за новым товаром.

Вот так выглядит торговля саламандрами; правда, речь идет о нелегальной торговле, а точнее говоря – о современном пиратстве, которое расцвело буквально в одну ночь. Утверждается, что чуть ли не четверть всех саламандр на рынке добыта таким путем. Существуют поселения саламандр, в которых для Salamander-Syndicate невыгодно содержать постоянные фермы; на малых островах в Тихом океане саламандр развелось столько, что они стали прямо-таки обузой для местных жителей – туземцы их не любят, говоря, что своими норами и туннелями они просверливают целые острова. Потому-то как колониальная администрация, так и сам синдикат смотрят сквозь пальцы на эти разбойничьи набеги. Говорят, что исключительно промыслом саламандр занимаются более четырехсот пиратских судов. Наряду с мелкими «предпринимателями», современным корсарством занимаются и большие пароходства, крупнейшее из которых – Pacific Trade Comp. со штаб-квартирой в Дублине, ее президентом является достопочтенный Чарльз Б. Гарриман. Год назад положение было хуже: некий китайский бандит Тенг, располагавший тремя судами, нападал прямо на фермы синдиката и не останавливался даже перед убийствами персонала, если тот пытался сопротивляться. В ноябре прошлого года Тенга и всю его флотилию потопила американская канонерка «Миннетонка» у острова Мидуэй. С тех пор саламандровое пиратство приобрело более цивилизованные формы, но по-прежнему процветает – в особенности после того, как были определены некие рамки, в которых оно негласно допускается. Так, например, уговорено, что при нападении на побережье, принадлежащее другой державе, следует спускать национальный флаг; что саламандровое пиратство не должно служить прикрытием для ввоза или вывоза иных товаров; что захваченные саламандры не будут продаваться по демпинговым ценам и вообще будут считаться товаром второго сорта. Саламандры на черном рынке продаются от двадцати – двадцати двух долларов за штуку; они считаются хотя и второсортным, но весьма выносливым типажом – учитывая, что им удалось выдержать столь ужасное обращение на пиратских судах. По оценкам, выживают после перевозки от четверти до трети похищенных саламандр; но уж те, кто остается в живых, могут пережить что угодно. На коммерческом жаргоне их называют «макароны», в последнее время сведения о них публикуются и в регулярных торговых бюллетенях.

Спустя два месяца после описанных событий я играл в шахматы с мистером Беллами в лобби отеля «Франция» в Сайгоне; я, конечно, уже не был в ипостаси наемного матроса.

– Послушайте, Беллами, – сказал я ему, – ведь вы порядочный человек, джентльмен, как говорится. Вам иногда не бывает гадко оттого, что вы служите делу, которое, по существу, является просто-напросто самой отвратительной работорговлей?

Беллами пожал плечами и неохотно пробурчал:

– Саламандры есть саламандры.

– Двести лет назад говорили, что «негры есть негры».

– И что, разве неправду говорили? – ответил Беллами. – Шах!

Ту партию я проиграл. Меня вдруг охватило такое чувство, будто бы новых ходов в шахматах не осталось – каждый из них уже когда-то был сделан. Быть может, и наша история однажды уже была кем-то сыграна, а мы лишь переставляем фигуры и делаем все те же ходы, которые приведут нас к все тем же поражениям, как когда-то. Быть может, как раз такой вежливый и скромный Беллами когда-то охотился на негров на Берегу Слоновой Кости и отправлял их на Гаити или в Луизиану, не обращая внимания на то, что они дохнут в трюме. Этот Беллами ведь и тогда не имел в виду ничего дурного. Беллами никогда не хочет ничего дурного. Именно поэтому он безнадежен.

– Черные проиграли! – удовлетворенно сказал Беллами и встал, потягиваясь всем телом.