О прошлом напоминают только эти самые иллюзии. Очень качественные иллюзии, но сил наших магов, конечно, не хватает на то, чтобы преобразовать все те пещеры, что мы выстроили. К тому же наша численность постепенно восстанавливается, и мало кто из молодых сидов считают нужным тратить силы и средства на такой глупый самообман. Так что сегодня наши подземелья преобразованы едва ли на четверть – остальные пещеры хоть и украшены, и неплохо освещены, но уже ничем не напоминают поверхность.

Так что для меня эти шахты большой проблемы не представляют – я здесь, можно сказать, как рыба в воде. А вот шефу здесь явно не нравится. И не удивительно, здоровенному орку просто-напросто тесно. Он не может выпрямиться во весь рост, ширина прохода едва-едва превышает богатырский размах его плеч. Нда, как бы еще клаустрофобия не разыгралась…

– Ладно, шеф, успокойся. Может, дальше будет попросторнее. Нам же всего и надо, что только до крепости дойти…

– Эт нверное заброшенная шахта, – внезапно подал голос доселе молчавший гоблин. – Я слышал, что здесь много таких. Я дмаю, мы скоро дойдем до действующих разработок. Кто-нить из рабочих прведет нас. К тму ж вы длжны выяснить, чт здесь присходит. Все равно бы пришлось спускаться.

Шеф сплюнул.

– Я так понимаю, вы тут оба умные и только я один идиот. Так вот, может, вы мне объясните, куда нам идти? Я вижу два направления, и в котором из них начало шахты, а в котором тупик, я понятия не имею. Может, ты меня просветишь, высокоумный гоблин? – саркастически осведомился он.

– Ну, это просто. Это тебе и я могу сказать, – вклинился я. – Я думаю, нам нужно двигаться в том же направлении, в котором мы шли до сих пор, логично?

Шеф пожал плечами и молча двинулся вперед. Ему явно было здорово неуютно. А вот мне здесь нравилось намного больше, чем на поверхности. Прохладно, песком за шиворот не сыплет, свет глаза не режет (хотя могло бы быть и посветлее, конечно, идти приходилось на ощупь), пол твердый, а то, что воздух немного затхлый – так ничего страшного, я к такому вполне привычен. К тому же какая-то вентиляция тут все-таки есть…

Через пару сотен метров я заметил, что начал различать стены и пол. Либо глаза привыкли к темноте, либо… Так и есть, где-то неподалеку источник света.

Орк остановился.

– Это чего, у меня глюки, или впереди ответвление?

Это были не глюки. Мы осторожно подошли к боковому проходу, контуры которого слабо светились в темноте. Когда до него оставалось с десяток шагов, от туда послышался голос:

– О, да у меня снова гости. Прошу вас принять гостеприимство одинокого отшельника.

Мы удивленно переглянулись. Откуда здесь отшельник? Мы протиснулись сквозь узкий проход и оказались в небольшой уютной пещерке. На полу у стены валялся лежак, на вид состоящий из старых тряпок. У другой стены красовался огромный камень с плоским верхом, и рядом еще один, поменьше. Эти предметы явно использовались в роли стола и стула – на большем камне нашлись письменные принадлежности, а на меньшем сидел скрюченный старик человеческого рода, в лохмотьях, и с любопытством нас рассматривал.

– Ух ты, да у меня необычные гости. Вы ведь из внешнего мира, я прав? Как же это вас ко мне занесло? – удивленно спросил старик. Выглядел он роскошно – длинная седая борода, такие же длинные волосы, но глаза живые и любопытные. Правда, борода не радовала чистотой, да и одежду любой нищий даже в самом бедном человеческом городе предпочел бы пустить на растопку. Но и в таком жалком одеянии старик производил впечатление скорее испытывающего временные затруднения ученого, чем побирушки.

– Мы здесь случайно, господин отшельник. Мы прибыли на каторгу для расследования одного дела, но так случилось, что сразу попасть в крепость нам не удалось. Мы шли по пустыне, а потом случайно провалились в эту шахту. Дальше пришлось идти под землей, путь, которым мы попали сюда, засыпало песком. Меня зовут Сарх, я стажер столичного отдела расследований. Это мой начальник, уполномоченный Огрунхай. Ну а это – я указал на гоблина – Ханыга, он наш проводник. Не объяснишь ли ты нам, уважаемый, кто ты такой и как случилось, что ты здесь живешь? Я слышал, что в шахты спускаются только каторжники, но на ночь они возвращаются в крепость.

Шеф аж задохнулся от такой откровенности. Он явно собирался потребовать объяснений у старика, не утруждая себя представлениями. Я специально отобрал инициативу у орка, мой шеф, конечно, привык общаться с ворами и убийцами, но мне кажется, что этого старика грозным рыком не напугаешь.

– Хм. Боюсь, господа мои, вам не слишком понравится мой ответ, но также думаю, что по сравнению с тем, что здесь с недавних пор творится, мои грешки слишком мелкие, чтобы такие важные ревизоры, аж из самой столицы, обращали на них внимание. Я попал сюда очень давно, и вынужден констатировать, что вполне заслуженно. Я долгое время жил, как все мои товарищи по несчастью, каждый день выходил на работу и каждый день возвращался в барак. Прошло много лет, прежде чем я смирился со своим положением и понял, что никогда не выберусь из этих мест. Вынужден признать, что каторга в моем случае – это действительно исправительное учреждение. Я раскаялся в своих грехах. Вы знаете, я когда-то был неплохим ученым. Магия тьмы, магия смерти, о, в молодости я был очень увлекающейся натурой. В моих экспериментах я заходил за границу дозволенного моралью и законами. На моих руках много крови невинно замученных разумных, но тогда, что мне тогда было до этих жалких, необразованных глупцов! Наука требует жертв! Впрочем, меня вовремя остановили, и все закончилось тем, чем оно закончилось. Теперь я почти не жалею об этом, я действительно был чудовищем, и вряд ли смог бы с такими принципами принести много пользы для науки. Но я отвлекся. Я рассказываю для того, чтобы вы поняли – я маг, и магия осталась со мной и после того, как я попал на каторгу. Как уже говорил, я постепенно изменился. Я стал наблюдать за этими бедолагами, моими товарищами, стал сопереживать им. Я стал применять свою магию для того, чтобы облегчить им страдания. Магию смерти очень легко применять для лечения – жизнь и смерть связаны настолько тесно и так легко превращаются одно в другое… Вы знаете, здесь часто требуется врачебная помощь, а гарнизонные лекари не слишком квалифицированный народ. Обо мне пошли слухи, ко мне стали обращаться, и иногда даже солдаты. Я никому не отказывал в помощи, и те, кому я помог, обычно не оставались в долгу. Никогда не требовал плату за помощь, и, стыдно признаться, люди стали думать, что я чуть ли не святой. Они всегда старались меня чем-нибудь одарить, а мне было неудобно отказываться. Да и не такой уж я святой – мне трудно отказаться от всяких приятных мелочей, особенно если мне их дарят от чистого сердца. А потом, произошел тот случай. Меня завалило в шахте, и все подумали, что я мертв. Завалило так основательно, что работу в шахте решили больше не восстанавливать, и меня даже не стали откапывать. Обычно, если случается несчастный случай, тела поднимают наверх и там хоронят, но бывает и так, что до трупа добраться трудно. В моем случае было так же, в журнале начальника гарнизона появилась запись о том, что заключенный за номером 6149 погиб, и обо мне забыли. Но дело в том, что я на самом деле не погиб, как видите. Мне удалось выбраться, и я решил не возвращаться. Видите ли, я подумал, что раз уж никогда не вернусь во внешний мир, почему бы мне не устроиться с максимальным комфортом здесь? Я выкопал эту пещеру не один, конечно, мне помогали другие заключенные. Эти славные парни и девушки не стали выдавать меня начальству. Они по-прежнему приходят ко мне за помощью, а взамен снабжают меня пищей и другими необходимыми мне вещами. И теперь моя помощь требуется гораздо чаще. Я не знаю, по какой причине вы решили провести эту вашу инспекцию, но ее следовало бы провести давным-давно.

– Знаете, уважаемый, о проблемах каторжан стало известно совсем недавно. И мы даже не знаем, что конкретно здесь не так. Может быть, вы прольете свет на эту историю?