Вдобавок призрак умершего – еще ладно, в такое вполне можно поверить, но на мстительного демона, воплощение чистого зла мертвец, пожалуй, не тянет. Маловато для этого одних черных каракулей поверх глаз да изогнутой полумесяцем бритвы на золотой цепочке. А вот, кстати: чем Анна вены резала?

С этими мыслями Джуд вновь осознал, как холодно в кухне, заметил, что помимо собственной воли жмется поближе к плите, греясь в тепле, исходящем от чайника. Внезапно ему сделалось ясно как день: вены Анна вскрыла не чем-нибудь, а той самой бритвой, маятником на цепочке, помогавшим ее папаше погружать в гипнотический сон отчаявшихся простаков и искать под землей источники чистой воды. Интересно… что же еще можно разузнать о смерти Анны, а заодно о человеке, заменившем ей отца и обнаружившем ее тело в ванне, в остывшей, темной от крови воде, если покопаться как следует?

Может быть, Дэнни уже отыскал ее письма? Перечитывать их Джуд не на шутку боялся, но знал: без этого не обойтись. Письма он помнил неплохо и теперь понимал, что в каждом из них Анна пыталась рассказать ему, к чему идет дело, а он все упустил. Нет, не упустил, хуже – не пожелал ничего замечать, сознательно проигнорировал лежащее под самым носом.

От первых ее писем из дому веяло живым, беззаботным оптимизмом: судя по подтексту, Анна взялась за ум и всерьез, как подобает человеку взрослому, занялась собственным будущим. Написаны они были на дорогой, плотной почтовой бумаге, ровным, слитным, не без изящества почерком и, подобно всем прежним беседам, изобиловали вопросами, хотя теперь, в переписке, на ответы она, похоже, не рассчитывала. К примеру, писала, что целый месяц рассылала работодателям резюме, а после риторически спрашивала, не зря ли явилась на собеседование в центр дневного ухода за престарелыми с черной помадой на губах и байкерских сапогах. Или описывала два колледжа и долго, пространно раздумывала, какой из них лучше выбрать. Но все это было сплошным надувательством, и Джуд живо ее раскусил. Работы в центре по уходу за стариками Анна мало того что не получила, но даже не заикалась о ней после того, первого и единственного раза. А к началу весеннего семестра будто бы подала документы в академию косметологов, напрочь забыв о колледже.

Последние несколько писем отражали состояние ее психики куда точнее и достовернее. Эти были написаны на обычных листочках в линейку, вырванных из блокнота, жутко корявым, трудночитаемым почерком. В них Анна жаловалась, что не знает ни сна, ни покоя, ни отдыха. Писала, что сестра ее переехала в новый строящийся район, что по соседству, совсем рядом, возводят дом, что со стройки каждый день с утра до ночи доносится стук молотков и что живется ей – будто возле мастерской гробовщика сразу же после морового поветрия. Что по ночам, стоит лишь задремать, молотки снова берутся за дело, стучат, и стучат, и стучат, и плевать им, что на стройке нет ни души! Что уснуть она уже не надеется. Что сестра пытается организовать ей лечение от бессонницы. А еще Анне о многом хочется поговорить, только не с кем, а разговаривать с самой собой – это так скучно… «Устала я, – писала Анна. – Устала от этой скуки невыносимо».

Еще она умоляла Джуда позвонить ей, но он так и не позвонил. Достало его, если честно, это нытье, а вытаскивать ее из депрессий стоило слишком уж многих трудов. Пока они не расстались, Джуд пробовал, и не раз, но все его старания оказались напрасны. Он сделал все, что только мог, толку из этого не вышло, однако Анна никак не желала оставить его в покое. Джуд сам не понимал, зачем вообще читает ее письма да еще иногда отвечает на них, и просто ждал, когда же все это кончится… и наконец дождался.

Вот сейчас Дэнни отыщет ее письма, а после запишет Джорджию к врачу на прием. Не слишком-то грандиозные замыслы, но все лучше, чем ничего: десять минут назад у него и таких не имелось. Подумав об этом, Джуд залил чай кипятком, и притормозившее время потекло дальше.

Прихватив с собой кружку, он направился в офис, но Дэнни на месте не оказалось. Остановившись в дверях, Джуд оглядел пустой кабинет и внимательно вслушался в тишину. Нет, ни звука, ни шороха… Может, он в туалете? Тоже нет: дверь, как и вчера, чуток приоткрыта, за дверью темным-темно. Наверное, пообедать поехал.

Джуд двинулся к окну проверить, на месте ли машина Дэнни, однако на полпути задержался, свернул к секретарскому столу и поворошил лежавшие на нем бумаги в поисках писем Анны. Нет, если Дэнни и откопал их, то спрятал где-то, подальше от лишних глаз. Ничего не найдя, Джуд уселся в кресло Дэнни и запустил веб-браузер на его компьютере. Не найдется ли в Сети чего интересного о приемном папаше Анны? По нынешним временам в интернете чуть не про всякого что-нибудь да отыщешь. «Возможно, у мертвеца даже аккаунт в «МайСпейс»[22] имеется», – с недобрым, приглушенным грудным смешком подумал Джуд.

Имени мертвеца он припомнить не смог и потому набрал в строке поиска просто: «Макдермотт гипноз смерть». Первым же выданным результатом оказалась ссылка на некролог, опубликованный минувшим летом в «Пенсакола Ньюс Джорнел» по поводу кончины Крэддока Джеймса Макдермотта. Ага, стало быть, Крэддок… ну-ну.

Джуд кликнул на ссылку, и… да, вот оно! Точно в яблочко.

На черно-белом фото был изображен тот самый старик, с которым Джуд уже дважды сталкивался наверху в коридоре, только чуть помоложе. Лет этак шестидесяти, бодрый, подтянутый, стриженный точно так же, «ежиком», на армейский манер, лицо удлиненное, едва ли не лошадиное, рот широк, губы тонки… надо же, вылитый Чарлтон Хестон![23] Однако главной неожиданностью, преподнесенной Джуду прижизненным фото Крэддока, оказались глаза – самые обыкновенные, как у всякого человека. Открытые, ясные, они взирали в Вечность с вызывающей самоуверенностью, свойственной куче пламенных ораторов и евангелистских проповедников со всей страны.

Взгляд Джуда заскользил по строчкам. В некрологе говорилось, что во вторник, десятого августа, трагически оборвалась невероятно насыщенная, целиком посвященная учебе и преподаванию, полная научных изысканий и головокружительных приключений жизнь Крэддока Джеймса Макдермотта, скончавшегося в доме приемной дочери (Тестамент, Флорида) от эмболии головного мозга. Истинный сын Юга, единственный ребенок пятидесятнического священнослужителя, жил он в Саванне и Атланте (Джорджия), а позже – в Галвестоне (Техас).

В 1965-м игравший за «Лонгхорнс» в амплуа уайд ресивера[24], по завершении образования он был призван на военную службу, а проходил ее в одном из подразделений психологических операций. Именно там, ознакомленный с основами гипнотического воздействия, он и открыл в себе дар гипнотизера, нашел призвание всей своей жизни. Во Вьетнаме он был удостоен «Пурпурного сердца» и «Бронзовой звезды», после почетной отставки поселился во Флориде, в 1980-м сочетался браком с Полой Джой Уильямс, библиотекаршей, стал отчимом двух ее дочерей, Джессики и Анны, а позже удочерил их. Основой любви Полы и Крэддока послужили чистосердечная, не напоказ, вера в Бога, глубочайшее доверие друг к другу, а также обоюдная увлеченность неисследованными возможностями человеческого духа.

Тут Джуд наморщил лоб. Любопытная фразочка: «обоюдная увлеченность неисследованными возможностями человеческого духа»… Что это может значить, он себе даже не представлял.

Их отношения продолжались до самой смерти Полы, скончавшейся в 1986-м. На протяжении жизни Крэддок успел позаботиться почти о десяти тысячах «пациентов» (на этом месте Джуд насмешливо хмыкнул), погружая их в глубокий гипнотический транс, облегчая страдания больных и помогая нуждающимся избавляться от пагубных слабостей, а ныне сей благородный труд продолжает старшая из его приемных дочерей, частный консультант Джессика Макдермотт-Прайс. Тут Джуд хмыкнул снова. Небось, сама и писала этот некролог… удивительно, что собственного телефона сюда же не поместила с припиской: «Скажите, что узнали обо мне из некролога в память о приемном отце, и получите 10 % скидки на первый сеанс!!!»