Наши плафоны лопнули не от взрывной волны, а именно от этого странного звука. И произошло это исключительно оттого, что их собственный звуковой резонанс близко совпал с характером этого звука.

-Ну, а твой профессор Богуцкий здесь при чем? - нетерпеливо спрашиваю я.

-О Богуцком речь будет впереди,- говорит Петя.- Я слышал о нем очень давно, хотя в лицо никогда его раньше не видел. Это очень знающий и способный человек, но с некоторыми существенными недостатками. Он очень замкнутый и нелюдимый. Свою работу он ведет всегда как-то обособленно, все старается своими силами; редко к кому обращается за помощью. Видно, что большой индивидуалист. Вот и теперь. Но я уж лучше все расскажу по порядку.

Богуцкий и несколько работников его лаборатории остались в Ленинграде временно, как и мы. Они тоже слышали тогда сильный взрыв и обратили внимание на лопнувшие и у них в комнатах плафоны. Богуцкого это заинтересовало, поскольку его специальность - акустика и электроакустика. Ему было известно, что у нас в корпусе "Б", который он считал совершенно пустым, тоже были плафоны такой же формы. И вот, чтобы убедиться в своих предположениях, он пошел вечером в наш корпус, причем уверяет, что входная дверь была плохо закрыта, так что он совершенно свободно ее открыл.

В этом месте рассказа Петя стал улыбаться.

-В общем ты его здорово напугал,- продолжает он.- Богуцкий от неожиданности побежал к выходу, не соображая даже, что делает. Пришел в себя только в парке и решил, что поступил по-мальчишески.

На другой день я встретил его у разбитого самолета, - я, конечно, не знал, что это он был у нас в помещении. А вечером он, проходя с товарищами мимо нашего корпуса, услышал передачу моих пластинок. Очень заинтересовался этим и остановился под окном, чтобы разобраться, в чем дело. Естественно, когда он увидел свет твоего фонарика, то предпочел тут же удалиться, чтобы не вступать в излишние объяснения.

-Странно, - замечаю я Пете, - что ты не нашел нужным все это мне сообщить раньше.

-Не мог, - отвечает Петя. - Дал слово. Слушай, что было дальше...

А дальше было вот что. Через несколько дней Богуцкий повстречал Петю в парке.

-Правда ли, - спросил он, - что вы записываете звуки бомбежки на граммофонные пластинки?

-Правда, - отвечает Петя.

-Мне очень хотелось бы получить у вас одну пластинку, где запечатлен взрыв, в виде длительного звука. Я, кажется, такую у вас слышал.

Ну, Петю, конечно, все это очень заинтересовало.

- Зачем, - говорит, - вам она нужна?

Богуцкий начал вилять и отвечать что-то неопределенное. Пете же было жалко расставаться со своей пластинкой.

- Объясните, - говорит, - толком, а то не дам!

Профессору после этого ничего не оставалось делать, как признаться ему во всем.

-И вот тут-то, - говорит Петя, - я и услышал поразительную вещь!

Рассказчик замолчал и глубоко задумался, как бы собираясь с мыслями.

-В трех километрах от нас, - продолжал он через некоторое время, - по неустановленной причине взорвался небольшой склад с боеприпасами. Единственно, что стало известно, так это то, что находившиеся на складе снаряды взорвались не одновременно, а рвались с некоторой последовательностью, почему звук взрыва и получился в виде продолжительного гудения.

Почему это произошло, тогда тоже не удалось выяснить. Может быть, повлияло как-нибудь взаимное расположение снарядов в различных помещениях или были другие причины, но только получился не общий взрыв, а ряд взрывов различной силы и характера, следующих один за другим почти непрерывно.

-Ты, наверно, помнишь, - говорит мне Петя, - что слышался какой-то сплошной рев и вой. И вот этот единственный в своем роде случай создал в воздухе необыкновенно мощную звуковую волну, распространившуюся во все стороны.

-Мне нужно, - говорит Богуцкий, - очень тщательно изучить характер этого звука. Я думаю, что это удастся сделать с помощью исследования резонансных свойств плафонов, но, к сожалению, данные получаются неполные. Характер звука таким методом мне определить удалось, а последовательность, с которой этот звук нарастал, и как в нем располагались по времени различные тона установить очень трудно. Вот ваша пластинка, если ее проанализировать, дело совсем другое.

- Вы, наверно, не верите,- обратился лейтенант к слушателям,- что от звука могут разрушаться какие-нибудь предметы! Оказывается - вполне возможно при некоторых условиях резонанса и очень большой мощности звука. С резонансом вообще шутки плохи. Вот, например, в старом Петербурге, знаете, в начале нашего века произошла катастрофа. Представьте себе обыкновенный, самый нормальный мост через Фонтанку. Ходит по нему множество народа. И все протекает нормально. Мост держится. А вот проходит небольшой сравнительно отряд солдат, просто взвод, ну и, конечно, согласно воинскому уставу, стараются итти в ногу. Нужно же было так случиться, чтобы ритм их шага нечаянно совпал с резонансом этой постройки! Мост, представьте себе, обрушился, и весь взвод в полном составе неожиданно очутился вводе.

Вот поэтому-то во всех странах и завели такое правило, чтобы воинские части переходили мост не в ногу!

Правда, солдаты действовали на резонансную систему моста непосредственно своими сапогами и таким образом его раскачали, а на осветительные плафоны повлияли, так сказать, воздушные колебания. Но все дело в резонансе и мощности звука.

А вот с самолетами что при испытаниях происходит? Представьте себе: конструируют новую машину - просто, скажем, чудо техники. И скорость замечательная, и дальность полета порядочная. А при испытании иногда разваливается в воздухе! В чем дело? Начинают разбираться: оказывается, вибрация мотора попала в резонанс с какими-нибудь трясущимися деталями. До сих пор авиаконструкторы бьются с этим делом. Не всегда, понимаете, даже поддается математическому расчету. Очень трудная задача. Всего не учтешь... А тут иногда еще мотор меняет свои обороты, чем создает самую разнообразную вибрацию самолета. У меня один знакомый летчик-испытатель еще в 1934 году с этим делом столкнулся. Говорит: "Поднимаюсь на новой, только что сконструированной машине. Все идет хорошо. Летит плавно, поддается рулевому управлению, и все такое прочее". Но вот он, как полагается по программе испытаний, открывает газ на полную силу и начинает набирать скорость. "Вдруг чувствую, - говорит, появляется сильная вибрация... Два месяца пролежал в госпитале!" А машину тем временем, конечно, видоизменяли. Укорачивали какие-то там ребра. Удлиняли растяжки, одним словом, делали так, чтобы в воздухе они не резонировали от вибрации мотора.

В общем Пете скоро стало ясно, зачем Богуцкому понадобилось тщательно анализировать звук этого взрыва. По его мнению, от этого сверхмощного звука разрушались не только осветительные плафоны...

-Мне, - говорит Петя, - долго не верилось! Как это так. Чтобы резонансные данные оказались одинаковыми и у маленького осветительного плафона и у огромного бомбардировщика "Юнкерс-88", который, по уверению Богуцкого, развалился в воздухе от одного только звука.

Но профессор объяснил все очень точно. Дело в том, что даже самые различные по величине и форме предметы. могут иметь одинаковые резонансные данные. Он привел Пете в пример две струны, из которых одна толстая, другая тонкая, но при этом соответствующим натяжением их можно обе настроить на один тон.

Трудно было, конечно, представить, чтобы такая прочная конструкция, как самолет, могла разрушиться от звука. Ну, плафоны -другое дело. Они все-таки стеклянные. Но Богуцкий, ссылаясь на мощность звуковой волны, настаивал на своем и привел Пете еще много различных доказательств.

-Видно, - говорит Богуцкий,- случайно "ноты" этого страшного звука действовали с определенной последовательностью на определенные детали самолета, заставляя их вибрировать. В определенный момент получилось сложение сил и наступило разрушение.