Нинон неодобрительно покачала головой, не оценив мой «черный» юмор.

— Тебе действительно не помешало бы стать менее серьезной, — заметил я.

— Не искушай судьбу, — осадила она меня. — Я с ней уже давно знакома, и могу с уверенностью сказать, что она ужасна.

Можно подумать, я и сам этого не знаю.

Внутри отель оказался таким же непривлекательным, как и снаружи. Как и следовало ожидать, на нижних этажах почти ничего не осталось, за исключением разве что стойки «ресепшена», приколоченной к полу гвоздями. Это была довольно массивная штуковина из дерева и камня, которая вполне могла сойти за ацтекский алтарь для жертвоприношений. Между прочим, вполне возможно, так оно и было, и я подумал, что это стало одной из причин, почему Д. 3. выбрал именно это место.

Прямо при входе в фойе находился бассейн глубиной в девять дюймов, в котором скопилась вода. У него было илистое дно, плавали склизкая тина и личинки москитов. Когда мы зашли в воду, чтобы перейти его вброд, он встретил нас какими-то утробными, чавкающими звуками. Я старался не думать о том, что здесь могут водиться еще и пиявки, но мысли как нарочно сами лезли в голову. Конечно, в сложившейся ситуации мы должны были приветствовать любой признак жизни, но я просто не мог заставить себя радоваться существам, которые извивались в воде.

На первом этаже кроме фойе было помещение, предположительно, служившее столовой, и последней мы обнаружили маленькую кухню — длинное и узкое помещение с огромной стальной духовкой и ручным насосом в каменной раковине. Кроме того, здесь стояли микроволновые печи. У меня с некоторых пор появилась фобия относительно всякого рода «студенческих приколов», поэтому я открыл духовку и заглянул внутрь. Никаких отрезанных голов. Никаких гулей вместе с зомби. С микроволновками тоже шутить не стали. На первом этаже мы обнаружили три лестницы. Главная лестница, парадная, была широкой, с чугунными коваными светильниками на стенах и низкими широкими ступенями, по которым легко было подниматься пожилым людям и дамам на высоких каблуках. Остальные две лестницы были служебными — персоналу по ним нужно было передвигаться бочком, а светильников, чтобы освещать путь, не было и подавно. Возможно, я недооценил строителей, но создавалось впечатление, что даже если кто-то из слуг и сломает себе шею на «черной» лестнице, то что из этого? Невелика потеря. Рабочая сила здесь была дешевой и в избытке.

Мы решили подняться на второй этаж именно по парадной лестнице не потому, что снобы, а по той лишь причине, что нам хотелось передвигаться рядом, плечом к плечу, и стрелять в неприятеля, не рискуя зацепить друг друга. Пятна солнечного света на полу через одинаковые промежутки тоже были отнюдь не лишними.

Окна в холле наверху были расположены над дверями номеров и пропускали небольшие порции света, чего нельзя сказать о воздухе. Жара все нарастала, превращая отель в сушилку для хмеля. Мудрый зомби определенно выбрал бы прохладу и сумрак подвала, но поскольку умом они не отличались, я все время, пока продолжались поиски, был начеку.

Мы с трудом открыли дверь первого номера, в который решили зайти, — по каким-то непонятным причинам это был номер 301, несмотря на то что находился он на втором этаже. Набухшая от влаги древесина провисла на петлях, и дверь царапала по полу, производя больше шума, чем мне хотелось бы. Мы очутились в комнате, которая когда-то наверняка была роскошной. Но теперь из мебели осталась лишь кровать, застеленная сильно полинявшим гобеленом, и кофр из красного дерева. Целясь из ружья, я открыл его — и мне было абсолютно все равно, что Нинон может обо мне подумать. Внутри не было ничего, кроме сморщенных детских перчаток, которые изрядно напоминали руки мумии. Изгрызенные стены номера некогда были раем для пауков и грызунов. Сейчас здесь не осталось ничего, кроме пыли.

Мы заглянули еще в пару комнат, но везде было одно и то же. Спустя некоторое время мы прекратили поиски. Если бы здесь кто-то прятался, мы бы уже давно услышали скрежет открывающейся двери.

— Готов подниматься выше?

Я кивнул. Третий этаж представлял собой чердачное помещение с комнатами, оборудованными для прислуги — той самой, которая обходилась без света на лестнице. Жара здесь была нестерпимой, воздух полон зловонных испарений, однако это не стало поводом для неосмотрительной поспешности. Мы перемещались быстро, но при этом осторожно, однако снова не нашли ничего, кроме мерзкой паутины, отходов грызунов и одинокого кресла-качалки у маленького журнального столика, на котором стоял стеклянный кувшин с засохшими цветами. Спустя десять минут мы снова оказались в фойе. Я знаю это совершенно точно, потому что являюсь обладателем часов, которые можешь окунуть в воду, а они все равно будут тикать.

Оставался подвал, куда мы еще не заглядывали. Как и фойе, он был сделан из камня и выложен саманом. Там, где должна была быть лестница, плескался самый грязный в мире бассейн, в котором плавали бутылки с вином и целые острова полусгнившей еды. Внизу, под водой, могли оказаться зомби — они не нуждались в воздухе, по крайней мере так мне сказала Нинон. От одной этой мысли меня бросило в дрожь, вот и пища для новых кошмаров. Но в воде у нас практически не было шансов с ними справиться, поэтому не стоило даже рисковать. Мы хорошо видели в темноте, однако на мутную, илистую воду наши способности не распространялись. В любом случае мы разделаемся с зомби, которые достаточно тупые, чтобы оставаться внизу. За последние несколько месяцев они должны были превратиться там в куски тушеного мяса.

Оставалась только церковная крипта — мы с самого начала знали, что туда в любом случае придется спускаться. Путь через площадь оказался короток, а в церкви было темно и неприятно, как никогда.

Мы стояли перед железной решеткой, которая охраняла вход в крипту. У меня был монтажный ломик, но я не торопился им воспользоваться.

— У меня родился новый план, — сказал я Нинон.

— Я вся внимание.

— Мы медленно спускаемся вниз. Очень, очень медленно. Ищем лабораторию Сен-Жермена и его самого, но при первых же признаках опасности мчимся назад, захлопываем решетку, разливаем вокруг горючее и устраиваем настоящее Четвертое июля для поджигателя, праздник жизни для пиромана.

Я знал, что поджигать исторические достопримечательности категорически возбранялось, но в тот день мне было абсолютно все равно. Если благодаря этому мы сможем избавиться от стада гулей и взглянуть на настоящего Сен-Жермена, то я хоть на углях Лувра установлю жаровню для венских сосисок.

— Мне план нравится, за исключением одного. Нам нужно сначала убедиться, что это действительно Сен-Жермен, а не его клон. Мигель, нам нужно убить его, понимаешь? Мы обязаны это сделать. Иначе он так и будет нас преследовать, создавая все больше гулей… да просто творя зло. Пока он не умрет, это не прекратится.

Я кивнул. Ясное дело, никакого «отпущения с миром» парню не светит, к тому же он не верил живым и никого живьем не отпускал.

— Я понял. Несмотря на ту якобы подсказку, нет гарантии, что он там. Я бы на его месте поступил как настоящий генерал и управлял своими войсками с о-очень большого расстояния.

Нинон нахмурилась.

— Он крайне самонадеян. Думаю, он захотел бы оказаться здесь, чтобы посмотреть, как я умираю.

— Возможно, но только в случае, если его тупость превышает чрезмерное тщеславие.

Она вздохнула.

— Он не тупой. А просто… сумасшедший.

— А, тогда ладно.

— Ладно, пойдем за бензином и зажигалками. Если внизу нас поджидают гули, я не хочу стоять и теребить в руках ключи от машины.

— Чертовски точно подмечено.

Еще пять минут ушло на то, чтобы принести горючее и зажигалки. Теперь уже откладывать было некуда. Настало время приступать к нашей ужасной миссии.

Подземная крипта оказалась такой, как мы и ожидали, — холодной, темной, безмолвной и сырой. Лестница была узкой, а стены и ступени покрыты черной маслянистой пленкой, которой мы старались не касаться. Наверняка у монахов была «напряженка» с местами для захоронений, потому что первый скелет, стоящий по стойке «смирно» и весь покрытый какой-то липкой гадостью, повстречался нам еще на полпути к цели. Я не стал проверять, как он умудрялся стоять так прямо. Его шерстяная сутана большей частью сгнила, и теперь наружу торчали коричневые кости. Каким-то образом вышло так, что деревянный крест, висящий у него на шее, оказался зажатым в зубах. Меня ничуть не волновал изумленный оскал, с которым он впился зубами в почерневшее дерево, или то, как пустые глазницы смотрели нам вслед.